Нет, не поверю я такому чуду,
Я много говорить с тобой не буду.
Рустама ты покажешь мне сейчас,
И будешь возвеличен ты у нас.
Тебя я высшей чести удостою,
Сокровищницы пред тобой раскрою.
А если тайну будешь ты скрывать,
Хитрить и предо мной бесстыдно лгать –
То будет коротка с тобой расправа.
Сам выбирай: бесчестье или слава.
Когда мобед хосрову открывал
Премудрых тайну – он ему сказал:
«Несказанная истина таится,
Как жемчуг в перламутровой темнице.
И, только долгий плен покинув свой,
Она заблещет вечной красотой».
Хаджир ему ответил: «Если сам
Захочет боя исполин Рустам,
Противоборца ищет он такого,
Что ломит палицей хребет слоновый.
Ты видел бы, каков он – Тахамтан, –
Его драконью шею, плечи, стан.
Ты видел бы, как демоны и дивы
Бегут, когда идет Рустам счастливый.
Он палицей скалу развеет в прах,
Он на войска один наводит страх.
Кто б ни искал с Рустамом поединка,
Растоптан был могучим, как былинка.
А пыль из-под копыт его коня,
Как туча, заслоняет солнце дня.
Ведь он владеет силой ста могучих,
Велик он, как утес, чье темя в тучах.
Когда душой он в битве разъярен,
Бегут пред ним и тигр, и лев, и слон.
Гора не устоит пред ним. Пустыня –
У ног его покорная рабыня.
От Рума по Китайский океан
Прославлен в мире воин Тахамтаи.
О юный шах, я искренен с тобой, –
С Рустамом грозным ты не рвись на бой!
Хоть видел ты мужей в степях Турана,
Хоть знаешь Афрасьяба и Хумапа,
Но всех тураыских витязей один
Развеет в пыль забульский исполин».
И отвечал Сухраб вольнолюбивый:
«Я вижу – под звездою несчастливой
Гударз тебя отважный породил, –
Отца и братьев честь ты омрачил.
Где видел ты мужей? Где слышал топот
Коней в бою? Где взял ты ратный опыт?
Ты только о Рустаме говоришь,
Ты, как на бога, на него глядишь
Когда я встречусь с ним на поле боя,
Вся степь вскипит, как хлябище морское.
Тебе стихия пламени страшна,
Когда спокойно плещется волна.
Но океан зелеными валами
Затопит землю и погасит пламя.
И мрака ночи голова падет,
Лишь солнца меч пылающий блеснет».
Смолк, отвернулся от него угрюмо
И загрустил Сухраб, объятый думой.
Хаджир подумал: «Если я скажу
Всю правду и Рустама покажу
Туранцу юному с могучей выей,
Тогда он соберет войска большие
И в бой погонит своего коня –
Он навсегда затмит нам солнце дня.
Могучий телом, яростный, упрямый –
Боюсь, что уничтожит он Рустама.
Кто выстоит против него из нас?
Рустам на бой с ним выйдет в грозный час.
А ведь учил мобед нас величавый:
«Чем жить в бесславье, лучше пасть со славой».
Пусть буду я рукой его убит,
Но смерть моя Рустама сохранит.
Кто я? – восьмидесятый сын Гударза,
Я младший сын прославленного барса.
Пусть будет круг богатырей счастлив,
Пусть будет жив завоеватель Гив,
Пусть вечно не увянет мощь Бахрама,
Шедуша слава и звезда Руххама!
Пусть я умру, они же устоят
И за меня туранцам отомстят.
Что жизнь мне, коль Иран постигнут беды?
Я помню, как учили нас мобеды:
«Коль кипарис поднимет к небу стан,
То на кустарник не глядит фазан».
И молвил он Сухрабу: «Ты упрямо
Меня расспрашиваешь про Рустама, –
Отколь такая ненависть к нему?
Зачем тебе он нужен, не пойму?
Зачем ты к неизвестному стремишься
И в гневе мне расправою грозишься?
А если хочешь голову мне снять –
Руби, не надо повода искать.
Не обольщай себя мечтой незрелой.
И если здесь Рустам Слоновотелый,
Поверь – он пред тобою устоит,
И сам тебя во прах он превратит».

Нападение Сухраба на шатер Кей-Кавуса

Как услыхал Сухраб ответ такой,
К Хаджиру повернулся он спиной.
Скрыл от него лицо свое сурово
И больше не сказал ему ни слова.
Ударил кисти тыльной стороной,
Сбил с ног его, в шатер вернулся свой.
Один там, ночи пасмурной угрюмей,
Он долго предавался некой думе.
И встал и препоясался на бой,
Снял с головы венец он золотой.
Надел взамен индийский шлем булатный,
Облек могучий стан кольчугой ратной.
Взял меч, копье и палицу свою,
Как тяжкий гром разящую в бою.
От ярости и гнева весь кипел он,
На скакуна играющего сел он
И, кажущийся мчащейся горой,
Как опьяненный слон, помчался в бой.
Пыль до луны, как облако, всклубил он –
Ворвался в средоточье вражьих сил он.
Как стадо ланей перед ярым львом,
Войска бежали пред богатырем.
Бежали храбрые пред закаленным
Копьем, в скопленье войска устремленным.
Щит поникал, роняла меч рука,
Страх обуял иранские войска.
Средь боя на совет сошлись вельможи,
Сказали: «Если он не Сам, то кто же?
Вежд на него без ужаса поднять
Нельзя!.. Кто ж битву может с ним принять?»
Тут загремел Сухраб, как гром небесный:
«Эй, Кей-Кавус, коварный шах бесчестный!
За все грехи ответишь ты сейчас!
Как чувствуешь себя ты в этот час?
Увижу я теперь не льва, а труса,
Когда метну аркан на Кей-Кавуса!
Как в ход пущу я меч свой и копье,
Я истреблю все воинство твое.
Когда лазутчик твой в наш стан прокрался,
Убил Жанду, – я солнцем дня поклялся,
Что перебью вас всех своим копьем,
А шаха на аркан возьму живьем.
Так что ж хвалился ты богатырями?
Где львы твои с могучими когтями?
Где Фарибурз, где Гив, Гударз и Туе,
Где славный лев – Рустам твой, Кей-Кавус?
Где богатырь Занга – любимец битвы?
Пусть выйдут! Не помогут им молитвы!
Что прячутся они? Пускай в бою
Покажут мощь хваленую свою!»
Умолк Сухраб. Мгновенья миновали.
В ответ иранцы в ужасе молчали.
Тут молча лев-Сухраб на холм взошел,
Где был шатер Кавуса и престол.
Ударил. Кольев семьдесят опорных
Свалил под грудою ковров узорных!
Карная рев над войском загремел,
Но шах Кавус собою овладел.
И возгласил: «Эй вы, столпы Ирана,
Скачите в стан Рустама Тахамтана!
Скажите: несказанна мощь его,
И выйти некому против него!
Не выстоит никто против удара
Туранца, кроме сына Зали-Зара».
Помчался в стан Рустама старый Туе,
Все рассказал, что приказал Кавус.
Рустам в ответ: «Всегда, когда владыка
Меня зовет пред царственное лико, –
Я знаю – будет битва. Он всегда
Зовет меня туда, где ждет беда».
Велел Рустам, чтоб Рахша оседлали,
Чтоб воины в готовности стояли.
Взглянул он в поле, видит: полем Гив
Куда-то скачет, густо напылив.
Вот взял Рустам седло из серебра.
Сказал Гургин: «Поторопись, пора!..»
Вот крепко подтянул Рустам подпругу,
А Туе помог надеть ему кольчугу.
Покамест сборы их в сраженье шли,
Они карнай услышали вдали.
И дрогнула душа у Тахамтана,
Сказал он: «Это битва Ахримана!
Поистине, в день Страшного суда
Не над одной душой висит беда!..»
Тут поясом злаченым Тахамтан
Свой препоясал тигровый кафтан.
На Рахша сел Рустам и в путь собрался.
В шатре с войсками Завара остался.
Сказал Рустам: «Здесь будешь ты внимать
Нам издали, как любящая мать».
И понесли знамена пред Рустамом,
Свирепым в гневе и в бою упрямым.
Когда Сухраба увидал Рустам,
Он дрогнул духом: «Впрямь – он воин Сам,
Ни у кого не видел столь широкой
В плечах я мощи, выи столь жестокой…»
Сказал Рустам Сухрабу: «Отойдем,
В открытом поле ратный спор начнем».
Услыша слово честное такое,
Отъехал в степь Сухраб, взыскуя боя.
Потер ладони он, оружье взял
И так Рустаму весело сказал:
«Поедем, муж! И пусть толкуют люди
О нашем ратоборстве, как о чуде.
Иранцев и туранцев не возьмем,
Мы в поле выедем с тобой вдвоем».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86