Этот принцип взаимодействия и взаимной выручки был заимствован у воздушных сил СССР и крепко вошёл в сознание лётчиков-истребителей Народной армии. Они представляли себе цель боя в нанесении врагу строго продуманного группового удара. Даже если лётчик сам не мог вести боя, — у него происходила задержка в оружии или кончался боекомплект, — он всё равно стремился остаться в строю. Он старался принять участие в общем манёвре, морально воздействуя своим присутствием на противника, отвлекая на себя его огонь, прикрывая товарища или оттирая врага от попавшего в трудное положение истребителя. Со временем, разгадав до конца разбойничьи приёмы, привитые гоминдановской авиации американскими инструкторами и теми воздушными пиратами Ченнолта, которых там называли «добровольцами», лётчики НОА, входя в соприкосновение с противником, стремились сразу же завязать бой во всех «этажах». Ломая излюбленную неприятельскую тактику и смешивая этажи, лётчики НОА использовали своё умение драться в строю и, не думая о личных трофеях, добивались максимального успеха.
Лётчикам НОА удавалось дружным напором довольно быстро очистить верхний этаж от врагов и загнать их вниз, в общую кучу. Оглушённые стремительными атаками, оторванные от своего командира, утратившие привычную ежеминутную опеку и предоставленные самим себе, разношёрстные, не спаянные ни единством цели, ни преданностью народу, и американские и китайские «воздушные тигры» Ченнолта и Чан Кай-ши становились жертвами дружно перемалывавших их истребителей.
Знакомясь с тактикой врага, лётчикам НОА удалось нащупать его слабое место: привычку действовать не самостоятельно, а по приказам старшего командира. Эти старшие авиационные командиры, как правило, старались остаться вне боя. Они вели наблюдение за ним со стороны и помогали своим лётчикам указаниями по радио. Но стоило гоминдановским лётчикам лишиться этих указаний, как они сразу теряли инициативу. Поэтому, если лётчикам НОА удавалось выбить вражеского командира с его воздушного «командного пункта», рядовые лётчики-гоминдановцы утрачивали уверенность в себе, их действия лишались плановости и взаимосвязи.
Лао Кэ и Фу Би-чен, принимавшие участие почти в каждом вылете своего полка, внимательно изучали все ухищрения противника. По возвращении домой они производили тщательный разбор всего виденного, учитывали всякий новый приём врага.
В тот день, когда Чэн впервые оказался участником боевого вылета, противник применил совокупность всех своих хитростей.
Пользуясь надвинувшейся плотной облачностью, гоминдановцы построили трехъярусный барраж с очевидным намерением неожиданно свалиться на голову лётчикам НОА. Но они упустили из виду, что принцип взаимной выручки в народной авиации не ограничивается дружбой звеньев одной эскадрильи или эскадрилий одного полка.
Когда количество горючего в баках уже заставило Лао Кэ думать о том, чтобы во-время вывести своих людей из боя, в западном секторе неба появились сверкающие на солнце точки. Лао Кэ сразу понял: это свои; с запада никто не позволил бы врагу подойти в таком количестве. Очень скоро Лао Кэ различил контуры истребителей, мчавшихся ему на выручку. Это была резервная эскадрилья его полка. Её натиск был настолько стремительным и дружным, что неприятельские лётчики почти одновременно, не ожидая приказа своего командира, повернули прочь.
Лао Кэ бросил короткий взгляд на бензиномер и, вместо того чтобы дать своим сигнал к отходу, повёл звено наперерез удирающему противнику. Враги оказались в тисках. Нескольких минут задержки, которыми мог рискнуть Лао Кэ со своим запасом горючего, было достаточно, чтобы истребители поддержки настигли гоминдановцев. Началась новая фаза боя: истребление панически удиравших «Тигров».
Летя ведомым за Фу, Чэн заметил, что на два истребителя НОА, в пылу боя оттертых от своих, навалилась вражеская семёрка. Прежде чем Чэн сообразил, что надо дать об этом знать командиру, он увидел самолёт Вэнь И, устремившийся на помощь товарищам.
Находясь метров на пятьсот выше, Вэнь И решил атаковать с пикирования с последующим набором высоты. Когда он сблизился с противником, левофланговый гоминдановец не выдержал и повернул в сторону. Правый же вошёл в левый боевой разворот, явно намереваясь выйти Вэнь И в бок. Брюхо вражеского самолёта оказалось прямо в поле зрения Вэнь И. Оставалось нажать гашетку, и короткая пушечная очередь ударила по врагу. Тот сразу завертелся и пошёл вниз.
Вэнь И заметил, что с разгона оторвался от своих. Пока лётчик набирал высоту, чтобы получить превышение над вторым вражеским самолётом, две гоминдановские машины навалились на самого Вэнь И. Он должен был набрать высоту, чтобы присоединиться к своим. Пользуясь этим, враги легко вышли ему в хвост. Они не отставали, словно вцепились в него зубами. Вэнь И почувствовал лёгкий дробный стук где-то под ногами и понял: это пули врага. Первой мыслью было: «бак!» Но бак не был повреждён. Однако положение оставалось безвыходным. Стоило Вэнь И оторваться от правого преследователя, как он попадал под пулемёты левого. Короткими очередями враги гнали его из одного разворота в другой. Вдруг сильная струя масла ударила в лицо Вэнь И. Нагнетаемое помпой горячее масло било из простреленного маслопровода, как кровь из перебитой артерии. Новые и новые струи — по очкам, в рот, в грудь. Вэнь И сдёрнул очки, но глаза тотчас залило маслом. Несколько секунд он летел вслепую, пока не удалось перчаткой стереть масло. Вэнь И увидел, что стрелка бензиномера резкими скачками спешит к нулю. Единственной отчётливой мыслью лётчика было: «Почему же не горю?..»
Самолёт действительно не горел. Повидимому, бак или бензопровод были пробиты не зажигательной, а бронебойной пулей. Сощурившись и отведя лицо в сторону от струи масла, Вэнь И присмотрелся к манометру, — он ещё показывал какое-то давление. Вэнь И решил, пользуясь последними вздохами мотора, набрать сколько удастся высоты и атаковать, а там будет видно. Но в тот самый миг, когда он потянул на себя, где-то сзади, за спиною, раздался довольно отчётливый металлический звон и удары по броневой спинке. Вэнь И понял, что неприятельская очередь пришлась по хвосту его самолёта и по кабине.
Мысли были короткие, ясные. Такие же быстрые, как движения самолётов, как выстрелы, как всё, что происходило вокруг, измеряемое десятыми долями секунды. Но как ни быстры были мысли, как ни отчётливы и точны были решения, что мог сделать он один против многочисленных врагов? Может быть, потому, что его больная нога на сотую долю секунды позже, чем нужно, реагировала на приказ мозга, может быть, по другой причине, которую невозможно было проанализировать в столь неуловимый отрезок времени — в тот момент, когда рука Вэнь И потянула на себя, произошло непредвиденное: трос, идущий от управления к рулю высоты, был перебит. Напрасно Вэнь И прижал штурвал к самому животу; напрасно он старался вдавиться в броневую спинку сиденья, чтобы дать ручке ещё хоть немного движения на себя. Машина уже вышла из повиновения. Вот самолёт, вместо того чтобы устремиться свечой в голубеющее небо, вильнул хвостом, перевалился через нос и вошёл в пике. Потом снова стал задираться.
На то, чтобы все это исследовать и понять, Вэнь И понадобилось несколько дорогих секунд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119