Молотов русский оригинал подписал кириллицей; зато под немецким текстом (и договора, и протокола) решил продемонстрировать свои университетские познания. Риббентроп оба текста подписал латиницей.
3. Оставшийся у немцев текст и текст Панина отпечатаны на одной и той же пишущей машинке, видимо, принадлежавшей молотовскому секретариату и предназначенной для самых важных работ.
4. Наконец, что касается подписей самого Панина, то от его родичей было получено подтверждение их аутентичности.
Понятно, что перед лицом такого документа консерваторы отступили. Второй съезд народных депутатов СССР утвердил доклад А. Н. Яковлева. Политический вопрос был решен. Но, с точки зрения историографов, надо было все-таки выяснить судьбу оригиналов секретных протоколов, которые комиссии Яковлева обнаружить не удалось. Лишь 27 октября 1992 г. свершилось последнее действие в драме «протоколов»: публикация данных т. н. «президентского архива».
В президентском архиве хранились секретные документы партии. При этом степень секретности архивов была различной: просто секретные, совершенно секретные, далее – особой важности, или – о, эти партийные эвфемизмы! – документы ОП, т. е. «особой папки». Собственно говоря, «папок» как таковых не существовало. Это было просто обозначение высшей степени секретности для особо важных решений Политбюро ЦК. Они обозначались в протоколах так: сначала порядковый номер в повестке дня. Затем – чей вопрос (Министерства обороны или МИД и т. д.). Наконец, краткая формула в скобках: «см. особую папку». Однако, оказывается, существовала еще одна специфическая степень секретности. Она называлась «закрытым пакетом». Это действительно был большой пакет с соответствующим номером (проставлялся от руки). Он опечатывался или заклеивался в Общем отделе тремя или пятью печатями и обозначался буквой «К» («конфиденциально»).
Именно в таком пакете за № 34 были обнаружены оригиналы секретных протоколов вместе с подробным описанием их «архивной судьбы». Оказывается, что оригиналы секретных протоколов, находившиеся до октября 1952 г. у В. М. Молотова, 30 октября 1952 г. были переданы в Общий отдел ЦК. Почему именно в это время? В это время звезда министра закатилась: еще до смерти Сталина доверия к нему уже не было, внешним знаком чего был арест супруги Молотова Полины Жемчужиной. В VI секторе Общего отдела ЦК протоколу был дан свой номер: фонд № 3, опись № 64, единица хранения № 675-а, на 26 листах. В свою очередь эта «единица хранения» была вложена в «закрытый пакет» № 34, а сам пакет получил № 46-Г9А/4–1/ и заголовок «Советско-германский договор 1939 г.». Внутри пакета лежала опись документов, полученных из МИД СССР, – всего восемь документов и две карты:
1) секретный дополнительный протокол «о границах сфер интересов» от 23 августа 1939 г.;
2) разъяснение к нему от 28 августа (включение в разграничительный рубеж р. Писса);
3) доверительный протокол от 28 сентября о переселении польского населения;
4) секретный протокол «об изменении сфер интересов» от 28 сентября;
5) такой же протокол «о недопущении польской агитации» от 28 сентября;
6) протокол об отказе Германии «от притязаний на часть территории Литвы» от 10 января 1941 г.;
7) заявление о взаимной консультации от 28 сентября 1939 г.;
8) обмен письмами об экономических отношениях (той же даты).
Долгие годы «закрытые пакеты» № 34 и 35 (в 35-м находились большие географические карты Польши) вели спокойное существование. Если верить архивным свидетельствам, их никто не открывал до 1975 г., т. е. до эпохи Брежнева. 8 июля 1975 г. копии оригиналов посылались на имя заместителя министра иностранных дел И. Земскова (он ведал архивами) для информации Громыко. Пробыли они в МИД до марта 1977 г., вернулись и были уничтожены. 21 ноября 1979 г. эта процедура повторилась, копии вернулись и были уничтожены 1 февраля 1980 г. Но эти «путешествия» не имели последствий. Попытка Земскова убедить Громыко в необходимости изменить официальную позицию успеха не имела. Тогда-то и сказал министр знаменитую фразу: «Нас никто уличить не сможет».
До перестройки оставалось еще несколько лет, и к моменту ее начала к пакетам пришлось возвратиться. 10 июля 1987 г. пакет был вскрыт новым заведующим Общим отделом Валерием Болдиным. В свою очередь, заведующий сектором Лолий Мошков получил от него два строгих указания: «держать под рукой» и «без разрешения заведующего пакет не вскрывать». Что сделал Болдин с содержимым пакета, по документам установить нельзя. Показал Горбачеву? Или Лигачеву? Одно ясно: Яковлеву не показал, в том числе и после того, как заработала комиссия. Я помню, как в дни работы комиссии Яковлев не раз с раздражением говорил, что Болдин ему не давал никаких документов и в сердцах ругал «владыку архивов», подчинявшегося только Горбачеву.
Наиболее щекотливым в свете документов «закрытого пакета» № 34 выглядит вопрос о поведении М. С. Горбачева. На протяжении всего долгого рассмотрения проблемы протоколов – практически с 1987 г. – его основным и вполне логичным требованием было найти отсутствовавшие оригиналы протоколов. Так он официально аргументировал свою позицию на заседании Политбюро 5 мая 1988 г. В то же время документировано, что пакет с оригиналами был вскрыт В. Болдиным 10 июля 1987 г. М. С. Горбачев и сегодня утверждает, что Болдин ему документов тогда не показал. В. Болдин утверждает обратное, и многое говорит в пользу его утверждения, так как трудно предполагать, что такой важный документ Болдин мог не доложить генеральному секретарю ЦК КПСС (таково мнение А. Яковлева, В. Фалина). Судя по всему, М. С. Горбачев хотел использовать знание об оригиналах секретных протоколов в сложной политической борьбе в верхах, в которой ему приходилось лавировать между консерваторами и сторонниками реформ. Так и на финальном этапе «дела о протоколах»: оно становилось жертвой внутриполитической борьбы, а не предметом беспристрастного научного анализа. Но эта игра кончилась 27 октября 1992 г., когда по указанию Б. Ельцина была проведена специальная пресс-конференция.
Нам важен результат: как бы то ни было, какими извилистыми путями ни шла история (в данном случае – история секретных протоколов), восторжествовал принцип правды, принцип невозможности ее сокрытия. Теперь предвоенный период можно – и должно – анализировать без стыдливых оборотов, без идеологических предрассудков. Историкам от этого, увы, не легче. Теперь от них ждут серьезного рассмотрения причин и генезиса Второй мировой войны и ее главной составной части – Великой Отечественной войны советского народа против гитлеровской Германии, против гитлеризма как опаснейшего политического явления.
В настоящей книге я по мере возможностей пытался делать это не только в порядке переосмысления событий войны, но в ходе изучения тех архивных материалов, доступ к которым стал возможен. Возможен он еще не в полной мере – «архивная масса» настолько велика, что на ее освоение понадобится немало лет и не один исследователь. Тем не менее, архивы бывшего VI сектора Общего отдела ЦК КПСС, ныне перешедшие в Архив Президента РФ (сокращенно АП РФ), уже открывают много нового и доселе неизвестного. Работал я и в других российских архивах, и в Федеральном архиве ФРГ, и в Государственном архиве Великобритании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
3. Оставшийся у немцев текст и текст Панина отпечатаны на одной и той же пишущей машинке, видимо, принадлежавшей молотовскому секретариату и предназначенной для самых важных работ.
4. Наконец, что касается подписей самого Панина, то от его родичей было получено подтверждение их аутентичности.
Понятно, что перед лицом такого документа консерваторы отступили. Второй съезд народных депутатов СССР утвердил доклад А. Н. Яковлева. Политический вопрос был решен. Но, с точки зрения историографов, надо было все-таки выяснить судьбу оригиналов секретных протоколов, которые комиссии Яковлева обнаружить не удалось. Лишь 27 октября 1992 г. свершилось последнее действие в драме «протоколов»: публикация данных т. н. «президентского архива».
В президентском архиве хранились секретные документы партии. При этом степень секретности архивов была различной: просто секретные, совершенно секретные, далее – особой важности, или – о, эти партийные эвфемизмы! – документы ОП, т. е. «особой папки». Собственно говоря, «папок» как таковых не существовало. Это было просто обозначение высшей степени секретности для особо важных решений Политбюро ЦК. Они обозначались в протоколах так: сначала порядковый номер в повестке дня. Затем – чей вопрос (Министерства обороны или МИД и т. д.). Наконец, краткая формула в скобках: «см. особую папку». Однако, оказывается, существовала еще одна специфическая степень секретности. Она называлась «закрытым пакетом». Это действительно был большой пакет с соответствующим номером (проставлялся от руки). Он опечатывался или заклеивался в Общем отделе тремя или пятью печатями и обозначался буквой «К» («конфиденциально»).
Именно в таком пакете за № 34 были обнаружены оригиналы секретных протоколов вместе с подробным описанием их «архивной судьбы». Оказывается, что оригиналы секретных протоколов, находившиеся до октября 1952 г. у В. М. Молотова, 30 октября 1952 г. были переданы в Общий отдел ЦК. Почему именно в это время? В это время звезда министра закатилась: еще до смерти Сталина доверия к нему уже не было, внешним знаком чего был арест супруги Молотова Полины Жемчужиной. В VI секторе Общего отдела ЦК протоколу был дан свой номер: фонд № 3, опись № 64, единица хранения № 675-а, на 26 листах. В свою очередь эта «единица хранения» была вложена в «закрытый пакет» № 34, а сам пакет получил № 46-Г9А/4–1/ и заголовок «Советско-германский договор 1939 г.». Внутри пакета лежала опись документов, полученных из МИД СССР, – всего восемь документов и две карты:
1) секретный дополнительный протокол «о границах сфер интересов» от 23 августа 1939 г.;
2) разъяснение к нему от 28 августа (включение в разграничительный рубеж р. Писса);
3) доверительный протокол от 28 сентября о переселении польского населения;
4) секретный протокол «об изменении сфер интересов» от 28 сентября;
5) такой же протокол «о недопущении польской агитации» от 28 сентября;
6) протокол об отказе Германии «от притязаний на часть территории Литвы» от 10 января 1941 г.;
7) заявление о взаимной консультации от 28 сентября 1939 г.;
8) обмен письмами об экономических отношениях (той же даты).
Долгие годы «закрытые пакеты» № 34 и 35 (в 35-м находились большие географические карты Польши) вели спокойное существование. Если верить архивным свидетельствам, их никто не открывал до 1975 г., т. е. до эпохи Брежнева. 8 июля 1975 г. копии оригиналов посылались на имя заместителя министра иностранных дел И. Земскова (он ведал архивами) для информации Громыко. Пробыли они в МИД до марта 1977 г., вернулись и были уничтожены. 21 ноября 1979 г. эта процедура повторилась, копии вернулись и были уничтожены 1 февраля 1980 г. Но эти «путешествия» не имели последствий. Попытка Земскова убедить Громыко в необходимости изменить официальную позицию успеха не имела. Тогда-то и сказал министр знаменитую фразу: «Нас никто уличить не сможет».
До перестройки оставалось еще несколько лет, и к моменту ее начала к пакетам пришлось возвратиться. 10 июля 1987 г. пакет был вскрыт новым заведующим Общим отделом Валерием Болдиным. В свою очередь, заведующий сектором Лолий Мошков получил от него два строгих указания: «держать под рукой» и «без разрешения заведующего пакет не вскрывать». Что сделал Болдин с содержимым пакета, по документам установить нельзя. Показал Горбачеву? Или Лигачеву? Одно ясно: Яковлеву не показал, в том числе и после того, как заработала комиссия. Я помню, как в дни работы комиссии Яковлев не раз с раздражением говорил, что Болдин ему не давал никаких документов и в сердцах ругал «владыку архивов», подчинявшегося только Горбачеву.
Наиболее щекотливым в свете документов «закрытого пакета» № 34 выглядит вопрос о поведении М. С. Горбачева. На протяжении всего долгого рассмотрения проблемы протоколов – практически с 1987 г. – его основным и вполне логичным требованием было найти отсутствовавшие оригиналы протоколов. Так он официально аргументировал свою позицию на заседании Политбюро 5 мая 1988 г. В то же время документировано, что пакет с оригиналами был вскрыт В. Болдиным 10 июля 1987 г. М. С. Горбачев и сегодня утверждает, что Болдин ему документов тогда не показал. В. Болдин утверждает обратное, и многое говорит в пользу его утверждения, так как трудно предполагать, что такой важный документ Болдин мог не доложить генеральному секретарю ЦК КПСС (таково мнение А. Яковлева, В. Фалина). Судя по всему, М. С. Горбачев хотел использовать знание об оригиналах секретных протоколов в сложной политической борьбе в верхах, в которой ему приходилось лавировать между консерваторами и сторонниками реформ. Так и на финальном этапе «дела о протоколах»: оно становилось жертвой внутриполитической борьбы, а не предметом беспристрастного научного анализа. Но эта игра кончилась 27 октября 1992 г., когда по указанию Б. Ельцина была проведена специальная пресс-конференция.
Нам важен результат: как бы то ни было, какими извилистыми путями ни шла история (в данном случае – история секретных протоколов), восторжествовал принцип правды, принцип невозможности ее сокрытия. Теперь предвоенный период можно – и должно – анализировать без стыдливых оборотов, без идеологических предрассудков. Историкам от этого, увы, не легче. Теперь от них ждут серьезного рассмотрения причин и генезиса Второй мировой войны и ее главной составной части – Великой Отечественной войны советского народа против гитлеровской Германии, против гитлеризма как опаснейшего политического явления.
В настоящей книге я по мере возможностей пытался делать это не только в порядке переосмысления событий войны, но в ходе изучения тех архивных материалов, доступ к которым стал возможен. Возможен он еще не в полной мере – «архивная масса» настолько велика, что на ее освоение понадобится немало лет и не один исследователь. Тем не менее, архивы бывшего VI сектора Общего отдела ЦК КПСС, ныне перешедшие в Архив Президента РФ (сокращенно АП РФ), уже открывают много нового и доселе неизвестного. Работал я и в других российских архивах, и в Федеральном архиве ФРГ, и в Государственном архиве Великобритании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129