бойлер для нагрева воды электрический накопительный 50 литров цена москва 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ее ждали Юсер-Амон и Хапусенеб, поэтому Хатшепсут с трудом скрывала нетерпение, слушая монотонное бормотание Ани. Когда наконец все кончилось, она многословно, как предписывал этикет, попрощалась с Нозме, которая переезжала в дом, построенный специально для нее прямо за дворцовой оградой, и при первой возможности скрылась между деревьев, ибо зов прохладной воды в жаркий день оказался сильнее велений долга. Правда, потом она пожалела, что была так груба, и разыскала старую женщину снова.
Вечером Хатшепсут с эскортом перевели в другой покой. Он оказался ненамного больше ее детской и почти так же скромно обставлен, ведь она еще не стала ни наследницей, ни царской супругой. Занятия в школе продолжались, но уже без бдительного присмотра Нозме. В свои двенадцать лет Хатшепсут была почти свободна. Ее новые прислужницы вели себя с большим почтением, чем прежние, и ими легко было помыкать, зато чаще стал появляться отец, который искал ее общества, посылал за ней, входил без объявления в ее комнату, когда она собиралась на занятия, и вообще оказался куда более навязчивым покровителем, чем когда-либо была Нозме. Солдат, которые стояли на страже у ее дверей, отец лично выбрал из числа гвардейцев, и ей нечасто удавалось скрыться от них, когда она шла навестить Небанума или покормить лошадей.
Однажды в полдень, когда воздух в спальне стал горячим и густым, как сироп, она, надеясь выспаться, стянула подушки на пол, к самым ветроуловителям, и тут явилась мать.
Хатшепсут почти не видела Ахмес со дня церемонии. Они встречались за обедом и обсуждали ее успехи в учебе, ловкость, с которой она бросала палку для метания, шутили над тем, какое блестящее будущее ждет ее, когда она станет заправским колесничим. Лишь о ее положении царевича короны Ахмес ни словом не обмолвилась, так что ее неодобрение встало между ними как стена. Хатшепсут была озадачена и уязвлена. Еще совсем юная, она нуждалась в материнском совете, поддержке и утешении, ей и в голову не приходило, что кажущаяся холодность Ахмес происходила исключительно от чрезмерного беспокойства за судьбу Цветка Египта.
Тем неожиданнее был ее приход, и Хатшепсут слетела со своего гнезда из подушек и бросилась навстречу матери, одетой, как всегда, в любимый синий цвет. Ахмес обняла дочь, отпустила слуг, и они остались одни. Во дворце было тихо. Ахмес неуверенно улыбнулась и осталась стоять, а Хатшепсут бросилась в кресло и закинула ногу на ногу.
– Думала, немного остыну, – сказала она. – От этих опахал никакого толку. Только свистят и спать мешают. А ты почему не спишь, мама?
– Тоже не могу заснуть. Я беспокоюсь за тебя, Хатшепсут, и хочу поговорить об одежде.
– Об одежде?
Хатшепсут, как и прежде, мало волновало, что она носит.
– Да. Теперь, когда ты уже почти женщина, тебе пора привыкать носить калазирис, а не бегать в мальчишеских схенти, точно оборвыш какой-нибудь. Как только детский локон срезан, девочка надевает женское платье. И тебя, Хатшепсут, это особенно касается.
– Но почему? Я ведь почти женщина, но еще не совсем. И потом, в калазирисе я не смогу больше лазать по деревьям и бегать наперегонки с Менхом. Разве это так важно, о благородная мать?
– Да, важно.
Ахмес сказала это твердо, чувствуя себя, однако, совсем не уверенно. Она почти не знала эту длинноногую загорелую молодую особу, которая сидела перед ней, болтая ногой, и рассматривала ее с нежной снисходительностью.
– Не годится царевне показываться в мужской одежде.
– Но я не царевна, – ответила Хатшепсут невозмутимо. – Я царевич, и не простой. Я царевич короны. Так сказал отец. Когда-нибудь я стану фараоном, но женщина не может быть фараоном; значит, я царевич.
Тут она хихикнула, и за расцветающей женственностью Ахмес снова увидела маленькую девочку. Хатшепсут встала.
– Какая разница, буду я носить схенти или перелезу в калазирис. Я еще не хочу быть женщиной, матушка, – закончила она без обиняков, заискивающе кладя руку на полную талию Ахмес. – Как же я буду держать равновесие в колеснице на полном скаку, или натягивать лук, или бросать копье, если мне каждый раз придется для этого задирать подол?
– А, так теперь, значит, копье с луком?
– Ну да. Пен-Нехеб мной доволен, и отец разрешил.
– А что Тутмос? Он все еще учится у пен-Нехеба?
– Наверное. Хатшепсут вскинула голову:
– Он со мной больше не разговаривает. Непритворно взволнованная этим сообщением, Ахмес схватила дочь за руку, насильно усадила на кушетку и встала над ней.
– Слушай меня, Хатшепсут. Я живу на этой земле куда дольше, чем ты, и знаю, что между желанием и его исполнением лежит пропасть, эта пропасть темна и полна, точно змеями, отчаянием и разочарованием.
Хатшепсут изумленно смотрела на нее снизу вверх. Голос матери, властный, повелительный, ничем не напоминал о нежной женщине, известной своим легким характером и добродушием. Она выпрямилась, а Ахмес продолжала:
– Твой отец объявил тебя царевичем короны, и это так и есть. Будущее кажется тебе бескрайним зеленым лугом, огромным и прекрасным, как страна богов. Но пройдет не так уж много лет, и твой отец сам отправится к богу, а ты останешься одна, на милость жрецов – и Тутмоса.
Девочка моргнула и пошевелилась. Ее легкомыслие как рукой сняло, она нахмурилась:
– Тутмоса? Но он всего лишь мальчишка, слабый и глупый.
– Может быть, и так, но он царский сын и рано или поздно будет увенчан двойным венцом, как бы ни старался воспрепятствовать этому твой отец. И тебе придется выйти за него замуж, Хатшепсут. Я нисколько в этом не сомневаюсь.
– Но жрецы служат Амону, а я его воплощение здесь, на земле. Что Тутмос может поделать с этим? – Хатшепсут вздернула подбородок, и в ее глазах вспыхнули огоньки.
– В храме найдется немало таких, кому слабый и недалекий фараон только на руку, ибо он не будет мешать им обогащаться; кроме того, никто не поверит, что молодая неопытная девочка сможет править страной, нет, империей, построенной к тому же на крови и сохраняемой ценой постоянной бдительности военных.
– Но к тому времени, когда мой отец взойдет на борт божественной барки, я уже перестану быть неопытной девочкой. Я стану женщиной.
– А я думала, что ты не хочешь ею становиться, – хитро ввернула Ахмес.
Девочка только рот раскрыла. Прикинувшись подавленной, она ответила на улыбку матери.
– Думаю, что я хочу стать фараоном, – сказала она, – но женщиной становиться мне пока рано.
– Все равно, – продолжала Ахмес, вновь посерьезнев, – пора забыть о юношеских одежках и начать одеваться прилично, в соответствии с твоим новым положением.
– Не буду! – Хатшепсут снова вскочила на ноги. – Буду носить что захочу!
Ахмес тоже встала и, царственным жестом подобрав юбки, направилась к двери. Воздух в комнате даже не колыхнулся от ее шагов.
– Я вижу, что Хаемвиз уже слишком стар, чтобы учить царских детей. По крайней мере, уважению к матери он тебя не научил. Поэтому я иду к твоему бессмертному отцу. Ты испорченное и капризное дитя, Хатшепсут, пора напомнить тебе об ответственности, с которой связано твое нынешнее положение. Посмотрим.
И она выплыла из покоя, с прямой, как палка, спиной под прозрачным голубым льном.
Хатшепсут скорчила гримаску и решительно опустилась на подушки. «Ни за что!» – думала она. И хотя до вечера было еще далеко, а она устала, уснуть девушка все же не смогла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
 https://sdvk.ru/Smesiteli/Smesiteli_dlya_vannoy/S_dushem/ 

 плитка польская