Я не буду плакать».
И все же, садясь в лодку, она почувствовала, что взгляд ее затуманился. Шеритре казалось, что она малое неразумное дитя. В один ослепительный миг она словно бы увидела все происходящее в истинном свете, она поняла, какое важное признание только что сделала, – ведь она ясно дала ему понять, что, несмотря на все грехи и пороки матери, она все равно любит его всей душой. Она говорила ему о возможной помолвке, о которой они вместе так долго мечтали. Но он с самого начала взял верх в их разговоре, возможно даже, он сознательно старался сделать ей больно, а теперь она повержена, она оставила свои позиции, и ей некуда отступать. Она боится навлечь на себя еще большее неудовольствие и раздражение с его стороны. «Но ведь он меня любит, любит! – с жаром убеждала себя Шеритра, пока лодка тихо скользила по волнам. Девушка чувствовала вопросительный взгляд Бакмут. – Я умру, если он меня оставит!» И вдруг ее мысли замерли, и девушка задрожала.
Слухи о том, что Гори тайком от отца отправился в Коптос, вскоре распространились по дому, но ушей Нубнофрет они достигли лишь тогда, когда она послала служанку пригласить его к себе в комнату. Хаэмуас сообщил ей, что запретил Гори появляться за общим столом по той причине, что сын проявил недопустимую грубость по отношению к Табубе. Тогда Нубнофрет лишь молча поджала губы и продолжала хранить молчание. Жене лучше не вмешиваться в подобные вопросы воспитания, в особенности если дело касается Второй жены, а для Нубнофрет соблюдение правил и приличий значило очень много. Но судьба сына тревожила ее. Снедаемая чувством вины, она вынуждена была признаться себе, что, глубоко погрузившись в собственные переживания, вовсе позабыла о сыне. Тогда она решила немедля исправить положение. И когда слуга сообщил ей, что Гори нет дома, потому что он отправился в Коптос, Нубнофрет пришла в смятение. Совладав с желанием тотчас же разузнать у прислуги причину его поспешного отъезда, она отправилась на поиски мужа.
Хаэмуас только что вышел из купальни и направлялся к себе в покои. Нубнофрет, поджидая его в коридоре, успела заметить, как капли воды стекают по его стареющей шее, как блестит влага на животе. При виде жены он остановился.
– Что привело тебя ко мне, Нубнофрет? – спросил он, и внутри у нее почему-то все сжалось. «Желание, чтобы ты стиснул меня в объятиях, – вдруг блеснула у нее мысль. – Чтобы ты запрокинул мне голову, прижался ко мне своим прохладным телом и стал бы меня целовать, как это бывало прежде».
– Я хочу серьезно поговорить с тобой, царевич, – сказала она вслух.
– Проходи. Мы поговорим, пока мне делают массаж. Каса! Она покорно последовала за ним и за его слугой внутрь покоев, где Хаэмуас улегся на ложе, подав ей знак сесть в изголовье, так, чтобы он мог ее видеть. Каса капнул немного масла ему между лопаток и принялся разминать его все еще крепкую плоть. Нубнофрет же отвернулась в сторону, чуть закашлявшись.
– Хаэмуас, где Гори? – спросила она напрямик. Он закрыл глаза.
– Гори уехал в Коптос.
– А зачем Гори уехал в Коптос?
Хаэмуас вздохнул, потерся щекой о свою руку. Глаз он так и не открыл.
– Он считает, что Птах-Сеанк подделал свое донесение о родословной Табубы, подготовленное в Коптосе, которое я поручил ему составить, прежде чем принять окончательное решение о заключении нашего брака, и Гори поехал, как он считает, выяснять истинное положение дел.
– Он испросил твоего разрешения на эту поездку?
– Он даже не сообщил мне о своих намерениях. – Хаэмуас открыл глаза. Он смотрел на Нубнофрет напряженно и выжидательно. – Он стал в последнее время недопустимо дерзким, вышел из повиновения и абсолютно утратил контроль над собой. Один раз я уже наказал его за то, что он позволил себе обвинить Табубу в двуличности, теперь же я вижу, что, когда он вернется, мне придется наказать его еще раз.
Веки его вновь опустились, но причиной тому, как поняла Нубнофрет, были вовсе не усталость или нежелание смотреть на нее. Массаж оказывал на него возбуждающее действие. «Как ты переменился, муж мой, – думала она, охваченная жарким ужасом. – Ты превратился в совершенно незнакомого, непредсказуемого человека, и никто из нас не в состоянии узнать в тебе прежнего Хаэмуаса. Словно какой-то демон тайком пробрался к тебе темной ночью и выкрал твою душу – ка, вложив на ее место нечто страшное и непонятное. Если бы ты сейчас меня обнял, мне кажется, я обмерла бы от испуга».
– Я уезжаю, Хаэмуас, – произнесла она спокойным голосом.
Стоило ей сказать эти слова, как мышцы у него на спине напряглись, он резко вскинул голову, в глазах его вновь светилась мысль.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что я уезжаю в Пи-Рамзес и не спрашиваю на свой отъезд твоего разрешения. На моих глазах наша семья распалась, домашние устои подорваны, мой авторитет медленно, но неумолимо принижается, а эта история с Гори стала последней каплей. О его отсутствии даже прислуга узнала раньше меня, что мне совершенно не по нраву. Что же касается Гори, ему вовсе не свойственно по всяким пустякам терять контроль над собой, и тебе это отлично известно. Какая бы причина ни подтолкнула его на столь отчаянные действия, уж будь уверен, она достойна твоего внимания, а его душевное состояние должно интересовать тебя не в последнюю очередь. Тогда как ты думаешь лишь о наказании. Он твой единственный сын, твой наследник, ты же отрекаешься от него.
Хаэмуас пристально смотрел на нее, и теперь – она могла в этом поклясться – в его взгляде читалась неприкрытая враждебность.
– Я запрещаю тебе покидать этот дом, – сказал он. – Что начнут говорить в Мемфисе, если ты уедешь? Что мое слово ничего не значит для собственной жены. Нет, Нубнофрет, об этом не может быть и речи. Нубнофрет поднялась.
– Управлять слугами, распоряжаться на пирах и развлекать твоих гостей вполне сможет Табуба. – Она произнесла эту фразу ровным и спокойным тоном, тогда как на самом деле ей хотелось кричать, наброситься на него с кулаками, расцарапать ногтями его покрасневшее лицо. – А я вернусь лишь в том случае, если ты сам пошлешь за мной, лишь в том случае, если по-настоящему почувствуешь, что нуждаешься во мне. Я прошу тебя только об одном, царевич, – не разрешай Табубе занимать мои покои.
– Но ты не можешь просто так уехать! – вскричал он, поднимаясь с ложа. – Я не даю тебе своего разрешения!
В ответ она холодно поклонилась.
– У тебя есть войско, Хаэмуас, – сказала она. – Прикажи стражникам задержать меня, если у тебя хватит на это смелости. Ни при каких иных обстоятельствах я не останусь под крышей этого дома.
Руки у него сами собой сжались в кулаки, грудь вздымалась от гнева, но более он не произнес ни слова. А она уже повернулась и медленно выходила из комнаты. На пороге она не оглянулась.
Вскочив на ноги, Хаэмуас стоял посреди комнаты, не зная, что предпринять. Его первым движением было послать за Амеком и приказать ему задержать Нубнофрет, однако он понимал, что, единожды отдав столь жесткий приказ, впоследствии он уже не сможет его отменить.
– Одеваться! – приказал он Касе, который тотчас бросился исполнять волю своего господина. От волнения руки его дрожали и непослушные пальцы плохо справлялись с застежками. Хаэмуас без жалоб выносил медлительность своего слуги, и когда все было готово, не говоря ни слова, вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
И все же, садясь в лодку, она почувствовала, что взгляд ее затуманился. Шеритре казалось, что она малое неразумное дитя. В один ослепительный миг она словно бы увидела все происходящее в истинном свете, она поняла, какое важное признание только что сделала, – ведь она ясно дала ему понять, что, несмотря на все грехи и пороки матери, она все равно любит его всей душой. Она говорила ему о возможной помолвке, о которой они вместе так долго мечтали. Но он с самого начала взял верх в их разговоре, возможно даже, он сознательно старался сделать ей больно, а теперь она повержена, она оставила свои позиции, и ей некуда отступать. Она боится навлечь на себя еще большее неудовольствие и раздражение с его стороны. «Но ведь он меня любит, любит! – с жаром убеждала себя Шеритра, пока лодка тихо скользила по волнам. Девушка чувствовала вопросительный взгляд Бакмут. – Я умру, если он меня оставит!» И вдруг ее мысли замерли, и девушка задрожала.
Слухи о том, что Гори тайком от отца отправился в Коптос, вскоре распространились по дому, но ушей Нубнофрет они достигли лишь тогда, когда она послала служанку пригласить его к себе в комнату. Хаэмуас сообщил ей, что запретил Гори появляться за общим столом по той причине, что сын проявил недопустимую грубость по отношению к Табубе. Тогда Нубнофрет лишь молча поджала губы и продолжала хранить молчание. Жене лучше не вмешиваться в подобные вопросы воспитания, в особенности если дело касается Второй жены, а для Нубнофрет соблюдение правил и приличий значило очень много. Но судьба сына тревожила ее. Снедаемая чувством вины, она вынуждена была признаться себе, что, глубоко погрузившись в собственные переживания, вовсе позабыла о сыне. Тогда она решила немедля исправить положение. И когда слуга сообщил ей, что Гори нет дома, потому что он отправился в Коптос, Нубнофрет пришла в смятение. Совладав с желанием тотчас же разузнать у прислуги причину его поспешного отъезда, она отправилась на поиски мужа.
Хаэмуас только что вышел из купальни и направлялся к себе в покои. Нубнофрет, поджидая его в коридоре, успела заметить, как капли воды стекают по его стареющей шее, как блестит влага на животе. При виде жены он остановился.
– Что привело тебя ко мне, Нубнофрет? – спросил он, и внутри у нее почему-то все сжалось. «Желание, чтобы ты стиснул меня в объятиях, – вдруг блеснула у нее мысль. – Чтобы ты запрокинул мне голову, прижался ко мне своим прохладным телом и стал бы меня целовать, как это бывало прежде».
– Я хочу серьезно поговорить с тобой, царевич, – сказала она вслух.
– Проходи. Мы поговорим, пока мне делают массаж. Каса! Она покорно последовала за ним и за его слугой внутрь покоев, где Хаэмуас улегся на ложе, подав ей знак сесть в изголовье, так, чтобы он мог ее видеть. Каса капнул немного масла ему между лопаток и принялся разминать его все еще крепкую плоть. Нубнофрет же отвернулась в сторону, чуть закашлявшись.
– Хаэмуас, где Гори? – спросила она напрямик. Он закрыл глаза.
– Гори уехал в Коптос.
– А зачем Гори уехал в Коптос?
Хаэмуас вздохнул, потерся щекой о свою руку. Глаз он так и не открыл.
– Он считает, что Птах-Сеанк подделал свое донесение о родословной Табубы, подготовленное в Коптосе, которое я поручил ему составить, прежде чем принять окончательное решение о заключении нашего брака, и Гори поехал, как он считает, выяснять истинное положение дел.
– Он испросил твоего разрешения на эту поездку?
– Он даже не сообщил мне о своих намерениях. – Хаэмуас открыл глаза. Он смотрел на Нубнофрет напряженно и выжидательно. – Он стал в последнее время недопустимо дерзким, вышел из повиновения и абсолютно утратил контроль над собой. Один раз я уже наказал его за то, что он позволил себе обвинить Табубу в двуличности, теперь же я вижу, что, когда он вернется, мне придется наказать его еще раз.
Веки его вновь опустились, но причиной тому, как поняла Нубнофрет, были вовсе не усталость или нежелание смотреть на нее. Массаж оказывал на него возбуждающее действие. «Как ты переменился, муж мой, – думала она, охваченная жарким ужасом. – Ты превратился в совершенно незнакомого, непредсказуемого человека, и никто из нас не в состоянии узнать в тебе прежнего Хаэмуаса. Словно какой-то демон тайком пробрался к тебе темной ночью и выкрал твою душу – ка, вложив на ее место нечто страшное и непонятное. Если бы ты сейчас меня обнял, мне кажется, я обмерла бы от испуга».
– Я уезжаю, Хаэмуас, – произнесла она спокойным голосом.
Стоило ей сказать эти слова, как мышцы у него на спине напряглись, он резко вскинул голову, в глазах его вновь светилась мысль.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что я уезжаю в Пи-Рамзес и не спрашиваю на свой отъезд твоего разрешения. На моих глазах наша семья распалась, домашние устои подорваны, мой авторитет медленно, но неумолимо принижается, а эта история с Гори стала последней каплей. О его отсутствии даже прислуга узнала раньше меня, что мне совершенно не по нраву. Что же касается Гори, ему вовсе не свойственно по всяким пустякам терять контроль над собой, и тебе это отлично известно. Какая бы причина ни подтолкнула его на столь отчаянные действия, уж будь уверен, она достойна твоего внимания, а его душевное состояние должно интересовать тебя не в последнюю очередь. Тогда как ты думаешь лишь о наказании. Он твой единственный сын, твой наследник, ты же отрекаешься от него.
Хаэмуас пристально смотрел на нее, и теперь – она могла в этом поклясться – в его взгляде читалась неприкрытая враждебность.
– Я запрещаю тебе покидать этот дом, – сказал он. – Что начнут говорить в Мемфисе, если ты уедешь? Что мое слово ничего не значит для собственной жены. Нет, Нубнофрет, об этом не может быть и речи. Нубнофрет поднялась.
– Управлять слугами, распоряжаться на пирах и развлекать твоих гостей вполне сможет Табуба. – Она произнесла эту фразу ровным и спокойным тоном, тогда как на самом деле ей хотелось кричать, наброситься на него с кулаками, расцарапать ногтями его покрасневшее лицо. – А я вернусь лишь в том случае, если ты сам пошлешь за мной, лишь в том случае, если по-настоящему почувствуешь, что нуждаешься во мне. Я прошу тебя только об одном, царевич, – не разрешай Табубе занимать мои покои.
– Но ты не можешь просто так уехать! – вскричал он, поднимаясь с ложа. – Я не даю тебе своего разрешения!
В ответ она холодно поклонилась.
– У тебя есть войско, Хаэмуас, – сказала она. – Прикажи стражникам задержать меня, если у тебя хватит на это смелости. Ни при каких иных обстоятельствах я не останусь под крышей этого дома.
Руки у него сами собой сжались в кулаки, грудь вздымалась от гнева, но более он не произнес ни слова. А она уже повернулась и медленно выходила из комнаты. На пороге она не оглянулась.
Вскочив на ноги, Хаэмуас стоял посреди комнаты, не зная, что предпринять. Его первым движением было послать за Амеком и приказать ему задержать Нубнофрет, однако он понимал, что, единожды отдав столь жесткий приказ, впоследствии он уже не сможет его отменить.
– Одеваться! – приказал он Касе, который тотчас бросился исполнять волю своего господина. От волнения руки его дрожали и непослушные пальцы плохо справлялись с застежками. Хаэмуас без жалоб выносил медлительность своего слуги, и когда все было готово, не говоря ни слова, вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167