Я отвечаю за свои слова. Отправляйся к Хармину.
«А чувство, охватившее меня тогда, вовсе не было недоверием, – размышляла Шеритра, приближаясь по дорожке к дому. Она не смогла скрыть ошеломление, ужас, объявший ее, когда она услышала, какими словами отец говорит о Гори. – Теперь никому не под силу поправить то, что уже свершилось. И я сама мучаюсь чувством вины – я наслаждаюсь счастьем, в то время как Гори да и матушка тоже так страдают».
Ей не пришлось долго разыскивать Хармина. Он лежал, растянувшись под деревом в саду, рядом валялась пустая фляга из-под пива, чуть поодаль, в тени пальмы, неподвижно стоял чернокожий молчаливый слуга. Шеритра сделала знак Бакмут ждать ее здесь, а сама быстро пошла к нему по колючей стриженой траве. На губах у нее играла улыбка радостного предвкушения. «Как же он привлекателен, – думала она, приближаясь. – Как восхитительно выглядит, когда лежит вот так, раскинувшись на спине, его черные волосы разметались по подушке, рука покоится на широкой груди, а сильные ноги разбросаны в стороны!»
При виде ее он чуть приподнялся, а она опустилась рядом с ним на колени, наклонилась к нему и прижалась поцелуем к его рту. Его тело было горячим от жары, губы пересохли. Он сел, и их губы разомкнулись.
– О, Хармин, как же я скучаю без тебя! – воскликнула Шеритра. – Да, мы виделись вчера, когда ты приезжал навестить матушку, но у нас было так мало времени, и ты был так занят другими делами! А для меня и те несколько минут, что нам удается провести вместе, – огромное счастье!
– Ну вот, я рядом с тобой, – сказал он, не отвечая улыбкой на ее слова. – Жаль, что ты не отложила свой визит до вечера, Шеритра. Я плохо спал прошлой ночью и пытаюсь теперь восполнить нехватку отдыха.
«Вид у него действительно утомленный», – подумала Шеритра. Разочарование, которое она явно различила в его словах, вызвало в ее душе тревогу. Глаза его словно затуманились, нежные веки чуть припухли. Она едва коснулась пальцами его лица.
– Я не хотела сообщать об этом так прямо, – начала она, – но дело в том, Хармин, что я привезла отличные новости. Отец дал наконец свое согласие на нашу помолвку.
И тогда он улыбнулся, но в его улыбке не светилась безоглядная радость и долгожданное счастье.
– Если бы ты принесла мне эти вести неделю назад, я был бы вне себя от восторга, – мрачно заметил он, нащупывая стоявшую рядом чашу, – теперь же я вовсе не уверен, что жажду обручиться с женщиной, которая не испытывает ко мне ни любви, ни доверия. – Избегая встречаться с ней глазами, Хармин поднес к губам чашу и осушил ее до последней капли. Шеритра, охваченная изумлением и недоумением, лишь молча смотрела на него.
– Хармин! – воскликнула она некоторое время спустя. – Что ты говоришь! Ты сам научил меня тебе верить, ты сам показал мне, что значит любить! Я всем сердцем люблю, я обожаю тебя! О чем ты?
Он забросил чашу далеко в кусты и начал говорить. В его голосе звучали ледяной холод и презрение.
– Ты не будешь отрицать, что вступила в тайный заговор с Гори и цель вашего заговора – очернить меня и мою мать?
– Но это вовсе не заговор, Хармин! Я…
Он фыркнул.
– На лице у тебя ясно написана вина, царевна. Матушка сообщила мне, что Гори отправился в Коптос, намереваясь отыскать там какие-нибудь порочащие ее сведения. Как ужасно, как унизительно мне было, что рассказала мне об этом она, а не ты! Тебе и в голову не пришло, что этим можно было поделиться со мной, не так ли? Разумеется нет! Я для тебя значу меньше, чем твой братец!
Шеритре казалось, будто он только что ее ударил.
– А откуда ей известно о том, куда поехал Гори?
– Она повстречала его у реки, когда он уже собирался отплывать. Он сообщил ей о своих планах, и она молила его в слезах.. Слезно молила! Молила, чтобы он прекратил свое мстительное преследование, столь незаслуженное, несправедливое и бесплодное, но он отказался. А ты! – Он резко отвернулся. – Ты знала о том, что он собирается предпринять, знала, чем продиктованы его намерения, и молчала!
А почему ты думаешь, что Гори доверился мне? – попыталась она защититься, прекрасно понимая, что в его обвинении есть доля истины. Ее словам не хватило твердости и уверенности. Бесполезно объяснять ему сейчас, что, вздумай она во всем ему признаться, ей непременно пришлось бы высказать истинное мнение о Табубе, а она не хотела причинять ему боль. «И это не единственная причина», – думала она, охваченная горем и разочарованием. Гори просил ее не торопиться с помолвкой, дождаться его возвращения. Гори не знал, замешан ли и Хармин в коварных планах его матери, цель которых – обмануть Хаэмуаса, а значит, обмануть и Шеритру.
– Он без утайки рассказывает тебе обо всем, – раздраженным тоном продолжал Хармин. – И ты открываешь ему гораздо больше, нежели мне. Ты причиняешь мне боль, Шеритра, во-первых, тем, что отказываешь мне в доверии, а еще и тем, что спокойно допускаешь саму мысль о том, будто я или матушка способны пойти на ложь и обман по отношению ко всей вашей семье.
«Но твоя матушка уже совершила обман, – в отчаянии думала Шеритра, глядя в его мрачное, угрюмое лицо. – Я безоговорочно поверила Гори, когда он рассказал мне историю Птах-Сеанка. О, Хармин, я всей душой молюсь о том, чтобы твой гнев и отчаяние объяснялись лишь незнанием, тем, что тебе ничего не известно об истинных действиях твоей матушки, а не испугом быть разоблаченным. – Внезапно в ее мыслях ярко высветился весь ужас подобных сомнений и рассуждений. – Как я могу в нем усомниться? – вопрошала она себя, охваченная приливом бурной нежности. – Он такая же жертва происков Табубы, что и наш отец. Бедняжка Гори».
– Милый брат мой, – нежно проговорила она, придвигаясь ближе к Хармину и обнимая его за шею. – Я утаила от тебя эти события лишь по одной причине – я не хотела причинять тебе боль. Я, как и Гори, твердо уверена в том, что твоя мать обманула Хаэмуаса. Для всякого сына узнать подобную правду очень тяжело. Прошу тебя, Хармин, ты должен мне верить, я просто не хотела, чтобы ты страдал!
Он долго сидел не шевелясь. Он не ответил на ее объятие, но и не высвободился из рук Шеритры. Он сидел, чуть отвернувшись в сторону, поэтому она не могла видеть его лица, но постепенно ей стало казаться, что, хотя Хармин по-прежнему сидел неподвижно, он мало-помалу отдаляется от нее.
– Тебе, царевна, сейчас лучше уйти, – произнес он безжизненным голосом. – Должен честно признаться, что не могу вот так сидеть рядом с тобой и слушать, как ты оговариваешь мою матушку. Прошу меня простить.
Рука Шеритры безвольно упала.
– Но, Хармин… – начала она, однако он не дал ей закончить. Резко обернувшись, он закричал во весь голос.
– Нет! – воскликнул он с такой яростью, что Шеритра едва удержала равновесие. И тогда она неловко поднялась и пошла прочь. Столь недавно обретенная уверенность в себе быстро покидала Шеритру, ее плечи вновь опустились, а руки застенчиво сжались, обхватив локти. Кликнув Бакмут, она почти бегом бросилась к реке, все еще надеясь, что он вот-вот позовет ее. Но вокруг стояла полная тишина. «У него это пройдет, – уговаривала себя Шеритра, охваченная тревогой. – Он вспомнит, что я приехала сообщить ему о помолвке, что в гневе он просто упустил из виду, зачем вообще я к нему приехала, и тогда он сам поспешит следом за мной и все будет хорошо, как прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
«А чувство, охватившее меня тогда, вовсе не было недоверием, – размышляла Шеритра, приближаясь по дорожке к дому. Она не смогла скрыть ошеломление, ужас, объявший ее, когда она услышала, какими словами отец говорит о Гори. – Теперь никому не под силу поправить то, что уже свершилось. И я сама мучаюсь чувством вины – я наслаждаюсь счастьем, в то время как Гори да и матушка тоже так страдают».
Ей не пришлось долго разыскивать Хармина. Он лежал, растянувшись под деревом в саду, рядом валялась пустая фляга из-под пива, чуть поодаль, в тени пальмы, неподвижно стоял чернокожий молчаливый слуга. Шеритра сделала знак Бакмут ждать ее здесь, а сама быстро пошла к нему по колючей стриженой траве. На губах у нее играла улыбка радостного предвкушения. «Как же он привлекателен, – думала она, приближаясь. – Как восхитительно выглядит, когда лежит вот так, раскинувшись на спине, его черные волосы разметались по подушке, рука покоится на широкой груди, а сильные ноги разбросаны в стороны!»
При виде ее он чуть приподнялся, а она опустилась рядом с ним на колени, наклонилась к нему и прижалась поцелуем к его рту. Его тело было горячим от жары, губы пересохли. Он сел, и их губы разомкнулись.
– О, Хармин, как же я скучаю без тебя! – воскликнула Шеритра. – Да, мы виделись вчера, когда ты приезжал навестить матушку, но у нас было так мало времени, и ты был так занят другими делами! А для меня и те несколько минут, что нам удается провести вместе, – огромное счастье!
– Ну вот, я рядом с тобой, – сказал он, не отвечая улыбкой на ее слова. – Жаль, что ты не отложила свой визит до вечера, Шеритра. Я плохо спал прошлой ночью и пытаюсь теперь восполнить нехватку отдыха.
«Вид у него действительно утомленный», – подумала Шеритра. Разочарование, которое она явно различила в его словах, вызвало в ее душе тревогу. Глаза его словно затуманились, нежные веки чуть припухли. Она едва коснулась пальцами его лица.
– Я не хотела сообщать об этом так прямо, – начала она, – но дело в том, Хармин, что я привезла отличные новости. Отец дал наконец свое согласие на нашу помолвку.
И тогда он улыбнулся, но в его улыбке не светилась безоглядная радость и долгожданное счастье.
– Если бы ты принесла мне эти вести неделю назад, я был бы вне себя от восторга, – мрачно заметил он, нащупывая стоявшую рядом чашу, – теперь же я вовсе не уверен, что жажду обручиться с женщиной, которая не испытывает ко мне ни любви, ни доверия. – Избегая встречаться с ней глазами, Хармин поднес к губам чашу и осушил ее до последней капли. Шеритра, охваченная изумлением и недоумением, лишь молча смотрела на него.
– Хармин! – воскликнула она некоторое время спустя. – Что ты говоришь! Ты сам научил меня тебе верить, ты сам показал мне, что значит любить! Я всем сердцем люблю, я обожаю тебя! О чем ты?
Он забросил чашу далеко в кусты и начал говорить. В его голосе звучали ледяной холод и презрение.
– Ты не будешь отрицать, что вступила в тайный заговор с Гори и цель вашего заговора – очернить меня и мою мать?
– Но это вовсе не заговор, Хармин! Я…
Он фыркнул.
– На лице у тебя ясно написана вина, царевна. Матушка сообщила мне, что Гори отправился в Коптос, намереваясь отыскать там какие-нибудь порочащие ее сведения. Как ужасно, как унизительно мне было, что рассказала мне об этом она, а не ты! Тебе и в голову не пришло, что этим можно было поделиться со мной, не так ли? Разумеется нет! Я для тебя значу меньше, чем твой братец!
Шеритре казалось, будто он только что ее ударил.
– А откуда ей известно о том, куда поехал Гори?
– Она повстречала его у реки, когда он уже собирался отплывать. Он сообщил ей о своих планах, и она молила его в слезах.. Слезно молила! Молила, чтобы он прекратил свое мстительное преследование, столь незаслуженное, несправедливое и бесплодное, но он отказался. А ты! – Он резко отвернулся. – Ты знала о том, что он собирается предпринять, знала, чем продиктованы его намерения, и молчала!
А почему ты думаешь, что Гори доверился мне? – попыталась она защититься, прекрасно понимая, что в его обвинении есть доля истины. Ее словам не хватило твердости и уверенности. Бесполезно объяснять ему сейчас, что, вздумай она во всем ему признаться, ей непременно пришлось бы высказать истинное мнение о Табубе, а она не хотела причинять ему боль. «И это не единственная причина», – думала она, охваченная горем и разочарованием. Гори просил ее не торопиться с помолвкой, дождаться его возвращения. Гори не знал, замешан ли и Хармин в коварных планах его матери, цель которых – обмануть Хаэмуаса, а значит, обмануть и Шеритру.
– Он без утайки рассказывает тебе обо всем, – раздраженным тоном продолжал Хармин. – И ты открываешь ему гораздо больше, нежели мне. Ты причиняешь мне боль, Шеритра, во-первых, тем, что отказываешь мне в доверии, а еще и тем, что спокойно допускаешь саму мысль о том, будто я или матушка способны пойти на ложь и обман по отношению ко всей вашей семье.
«Но твоя матушка уже совершила обман, – в отчаянии думала Шеритра, глядя в его мрачное, угрюмое лицо. – Я безоговорочно поверила Гори, когда он рассказал мне историю Птах-Сеанка. О, Хармин, я всей душой молюсь о том, чтобы твой гнев и отчаяние объяснялись лишь незнанием, тем, что тебе ничего не известно об истинных действиях твоей матушки, а не испугом быть разоблаченным. – Внезапно в ее мыслях ярко высветился весь ужас подобных сомнений и рассуждений. – Как я могу в нем усомниться? – вопрошала она себя, охваченная приливом бурной нежности. – Он такая же жертва происков Табубы, что и наш отец. Бедняжка Гори».
– Милый брат мой, – нежно проговорила она, придвигаясь ближе к Хармину и обнимая его за шею. – Я утаила от тебя эти события лишь по одной причине – я не хотела причинять тебе боль. Я, как и Гори, твердо уверена в том, что твоя мать обманула Хаэмуаса. Для всякого сына узнать подобную правду очень тяжело. Прошу тебя, Хармин, ты должен мне верить, я просто не хотела, чтобы ты страдал!
Он долго сидел не шевелясь. Он не ответил на ее объятие, но и не высвободился из рук Шеритры. Он сидел, чуть отвернувшись в сторону, поэтому она не могла видеть его лица, но постепенно ей стало казаться, что, хотя Хармин по-прежнему сидел неподвижно, он мало-помалу отдаляется от нее.
– Тебе, царевна, сейчас лучше уйти, – произнес он безжизненным голосом. – Должен честно признаться, что не могу вот так сидеть рядом с тобой и слушать, как ты оговариваешь мою матушку. Прошу меня простить.
Рука Шеритры безвольно упала.
– Но, Хармин… – начала она, однако он не дал ей закончить. Резко обернувшись, он закричал во весь голос.
– Нет! – воскликнул он с такой яростью, что Шеритра едва удержала равновесие. И тогда она неловко поднялась и пошла прочь. Столь недавно обретенная уверенность в себе быстро покидала Шеритру, ее плечи вновь опустились, а руки застенчиво сжались, обхватив локти. Кликнув Бакмут, она почти бегом бросилась к реке, все еще надеясь, что он вот-вот позовет ее. Но вокруг стояла полная тишина. «У него это пройдет, – уговаривала себя Шеритра, охваченная тревогой. – Он вспомнит, что я приехала сообщить ему о помолвке, что в гневе он просто упустил из виду, зачем вообще я к нему приехала, и тогда он сам поспешит следом за мной и все будет хорошо, как прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167