Все ее дети также находили убежище под крылом стервятника. Луций Декумий боготворил юного Цезаря и любил его, по правде говоря, больше, чем собственных двух сыновей, которые уже были почти совсем мужчинами и проходили учебу в коллегии перекрестков. В течение многих лет он охранял мальчика, часами составлял ему компанию, давая ему до странности честные оценки того мира, который окружал его, и населявших этот мир людей, рассказывал, как работает его агентство, и как действует хороший убийца. Не было ничего, касающегося Луция Декумия, что не было бы известно юному Цезарю. И не было ничего, что было бы непонятно юному Цезарю. Поведение, подходящее для римского благородного патриция, было вовсе неуместно для римлянина четвертого класса, который был смотрителем коллегии перекрестков.
Каждому свое. Но это не мешало им быть друзьями. И относиться друг к другу с любовью.
– Мы, преступники, низы Рима, – объяснял Луций Декумий юному Цезарю. – Но почему бы нам хорошо не попить и не поесть, и не иметь трех-четырех хорошеньких рабынь, у одной из которых такая cunnis, что есть смысл задирать ей юбку. Даже если мы умно ведем свои дела – что в большинстве случаев не так, – где бы мы могли раздобыть капитал? Никто не станет распарывать тунику, чтобы воспользоваться ее полотном. Это я говорю, и это так и есть. – Он приложил свой правый указательный палец к носу справа и усмехнулся, показав гнилые зубы. – Только ни слова, Гай Юлий! Ни слова никому! Особенно твоей дорогой маме.
Секреты сохранялись и должны были охраняться, в том числе и от Аврелии. Воспитание юного Цезаря было значительно шире, чем можно было подозревать.
К полуночи вспотевшие мулы дотащили повозку до армейского лагеря, расположенного сразу же за маленькой деревушкой Тибур. Гай Марий поднял с постели бывшего претора Луция Корнелия Цинну без всякого зазрения совести.
Они были знакомы только мельком, поскольку разница в их возрасте составляла тридцать лет, но Цинна был известен благодаря своим речам в палате как почитатель Мария. Он был хорошим praetor urbanus – первым в Риме военным правителем по причине отсутствия обоих консулов – но столкновение с Италией лишило его шансов пополнить свое личное состояние за срок правления одной из провинций.
Теперь, два года спустя, он оказался без средств, достаточных, чтобы устроить приданое для своих дочерей, и даже сомневался, что сможет устроить своему сыну карьеру в сенате и продвижение дальше задних скамей. Письмо сената, в котором ему предоставлялись полномочия командовать на марсийском театре военных действий после смерти консула Катона, не взволновало его. Его ожидала лишь тяжелейшая работа по укреплению структуры, расшатанной человеком, который был столь же некомпетентен, сколь самоуверен. «О, где же она, эта плодородная провинция?»
Приземистый человек с обветренным лицом и плохим прикусом, он, несмотря на такую внешность, сумел вступить в брак с наследницей богатого плебейского рода, Аннией, предки которой были консуларами в течение двух столетий. Анния родила Цинне трех детей: девочку – теперь ей было пятнадцать лет, мальчика – ему исполнилось семь лет, и еще одну девочку – сейчас ей было пять лет. Не будучи красавицей, Анния тем не менее была видной женщиной, рыжеволосой с зелеными глазами. Старшая дочь унаследовала цвет ее волос и кожи, в то время как двое младших детей были темными, как их отец. Никто из них не играл никакой важной роли, пока Гней Домиций Агенобарб, верховный понтифик не посетил Цинну и не попросил руки его старшей дочери для своего старшего сына Гнея.
– Мы, Домиции Агенобарбы, любим рыжеволосых жен, – напрямую заявил верховный понтифик. – Твоя девочка, Корнелия Цинна, соответствует всем требованиям, которые я предъявляю к будущей жене своего сына – она достигла нужного возраста, она знатна, и у нее рыжие волосы. Вначале я присматривался к дочери Луция Суллы. Но она выходит замуж за сына Квинта Помпея Руфа, что является позором. Однако твоя дочь подходит нам не хуже ее. Родовитость и, я надеюсь, приданое побольше?
Цинна сдержал гордыню, молчаливо помолился Юноне Соспите и Опсу и возложил свои надежды на губернаторство в какой-нибудь плодородной провинции.
– К тому времени, когда моя дочь станет достаточно взрослой, чтобы вступить в брак, Гней Домиций, у нее будет приданое в размере пятидесяти талантов. Я не могу дать больше. Этого достаточно?
– О, вполне! – обрадовался Агенобарб. – Гней мой главный наследник, так что ваша девочка будет жить хорошо. Я, насколько мне известно, один из пяти-шести богатейших людей в Риме, и у меня тысячи клиентов. Так можем ли мы устроить церемонию обручения?
Все это произошло за год до того, как Цинна стал претором, и настало время, когда ему пришлось бы извиняться за свое предположение, что он смог бы найти деньги, которые дочь должна была получить в приданое, выходя замуж за Гнея Домиция Агенобарба Младшего. Если бы средства Аннии не были так связаны условиями завещания, дела пошли бы успешнее, но отец Аннии контролировал ее деньги, и в случае ее смерти они не могли перейти к ее детям.
Когда Гай Марий разбудил его при свете полумесяца, заходящего на западном небосклоне, Цинна не имел понятия о возможных последствиях этого визита. Он надел тунику, обулся, и с тяжелым сердцем приготовился сообщить неприятные известия отцу того, кто казался наиболее многообещающим юношей.
Великий человек вошел в шатер командующего в сопровождении странного эскорта – весьма заурядно выглядевшего человека лет пятидесяти и очень красивого мальчика. Мальчик выполнял большую часть работы по уходу за ним, и по его манере было видно, что он привычен к такой роли. Цинна мог бы принять его за раба, если бы не отсутствие амулета – bulla – на его шее и если бы он не вел себя с таким достоинством, как патриций более высокого рода, чем Корнелий. Когда Марий сел, мальчик встал по левую сторону от него, а средних лет мужчина – позади.
– Луций Корнелий Цинна, это мой племянник Гай Юлий Цезарь Младший и мой друг Луций Декумий. При них ты можешь говорить совершенно откровенно. – Марий воспользовался своей правой рукой, чтобы разместить левую у себя на коленях.
Он выглядел менее усталым, чем ожидал Цинна, и более владеющим своим телом, чем сообщалось в вестях из Рима – устаревших, надо думать. «Несомненно, все еще внушительный человек. Но, можно надеяться, что не грозный противник», – подумал Цинна.
– Трагическое дело, Гай Марий.
Широко открытые бдительные глаза обежали шатер, желая убедиться, нет ли в нем посторонних, и не найдя никого, остановились на Цинне.
– Мы одни, Луций Цинна?
– Абсолютно.
– Хорошо. – Марий сел поудобнее в кресле. – Я получил информацию из вторых рук. Квинт Лутаций заходил ко мне и не застал дома. Он рассказал всю эту историю моей жене, которая, в свою очередь, сообщила ее мне. Я понял ее так, что мой сын обвинен в убийстве консула Луция Катона во время битвы и что есть свидетель этого – или свидетели. Правильно ли я пересказал эту историю?
– Боюсь, что да.
– Сколько свидетелей?
– Всего один.
И кто он? Честный человек?
– Без сомнения, Гай Марий. Это контуберналий по имени Публий Клавдий Пульхр, – ответил Цинна.
– Ох, эта семья, – проворчал Марий. – Один из них известен тем, что питает ко всем недобрые чувства и поэтому плохо продвигается по службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Каждому свое. Но это не мешало им быть друзьями. И относиться друг к другу с любовью.
– Мы, преступники, низы Рима, – объяснял Луций Декумий юному Цезарю. – Но почему бы нам хорошо не попить и не поесть, и не иметь трех-четырех хорошеньких рабынь, у одной из которых такая cunnis, что есть смысл задирать ей юбку. Даже если мы умно ведем свои дела – что в большинстве случаев не так, – где бы мы могли раздобыть капитал? Никто не станет распарывать тунику, чтобы воспользоваться ее полотном. Это я говорю, и это так и есть. – Он приложил свой правый указательный палец к носу справа и усмехнулся, показав гнилые зубы. – Только ни слова, Гай Юлий! Ни слова никому! Особенно твоей дорогой маме.
Секреты сохранялись и должны были охраняться, в том числе и от Аврелии. Воспитание юного Цезаря было значительно шире, чем можно было подозревать.
К полуночи вспотевшие мулы дотащили повозку до армейского лагеря, расположенного сразу же за маленькой деревушкой Тибур. Гай Марий поднял с постели бывшего претора Луция Корнелия Цинну без всякого зазрения совести.
Они были знакомы только мельком, поскольку разница в их возрасте составляла тридцать лет, но Цинна был известен благодаря своим речам в палате как почитатель Мария. Он был хорошим praetor urbanus – первым в Риме военным правителем по причине отсутствия обоих консулов – но столкновение с Италией лишило его шансов пополнить свое личное состояние за срок правления одной из провинций.
Теперь, два года спустя, он оказался без средств, достаточных, чтобы устроить приданое для своих дочерей, и даже сомневался, что сможет устроить своему сыну карьеру в сенате и продвижение дальше задних скамей. Письмо сената, в котором ему предоставлялись полномочия командовать на марсийском театре военных действий после смерти консула Катона, не взволновало его. Его ожидала лишь тяжелейшая работа по укреплению структуры, расшатанной человеком, который был столь же некомпетентен, сколь самоуверен. «О, где же она, эта плодородная провинция?»
Приземистый человек с обветренным лицом и плохим прикусом, он, несмотря на такую внешность, сумел вступить в брак с наследницей богатого плебейского рода, Аннией, предки которой были консуларами в течение двух столетий. Анния родила Цинне трех детей: девочку – теперь ей было пятнадцать лет, мальчика – ему исполнилось семь лет, и еще одну девочку – сейчас ей было пять лет. Не будучи красавицей, Анния тем не менее была видной женщиной, рыжеволосой с зелеными глазами. Старшая дочь унаследовала цвет ее волос и кожи, в то время как двое младших детей были темными, как их отец. Никто из них не играл никакой важной роли, пока Гней Домиций Агенобарб, верховный понтифик не посетил Цинну и не попросил руки его старшей дочери для своего старшего сына Гнея.
– Мы, Домиции Агенобарбы, любим рыжеволосых жен, – напрямую заявил верховный понтифик. – Твоя девочка, Корнелия Цинна, соответствует всем требованиям, которые я предъявляю к будущей жене своего сына – она достигла нужного возраста, она знатна, и у нее рыжие волосы. Вначале я присматривался к дочери Луция Суллы. Но она выходит замуж за сына Квинта Помпея Руфа, что является позором. Однако твоя дочь подходит нам не хуже ее. Родовитость и, я надеюсь, приданое побольше?
Цинна сдержал гордыню, молчаливо помолился Юноне Соспите и Опсу и возложил свои надежды на губернаторство в какой-нибудь плодородной провинции.
– К тому времени, когда моя дочь станет достаточно взрослой, чтобы вступить в брак, Гней Домиций, у нее будет приданое в размере пятидесяти талантов. Я не могу дать больше. Этого достаточно?
– О, вполне! – обрадовался Агенобарб. – Гней мой главный наследник, так что ваша девочка будет жить хорошо. Я, насколько мне известно, один из пяти-шести богатейших людей в Риме, и у меня тысячи клиентов. Так можем ли мы устроить церемонию обручения?
Все это произошло за год до того, как Цинна стал претором, и настало время, когда ему пришлось бы извиняться за свое предположение, что он смог бы найти деньги, которые дочь должна была получить в приданое, выходя замуж за Гнея Домиция Агенобарба Младшего. Если бы средства Аннии не были так связаны условиями завещания, дела пошли бы успешнее, но отец Аннии контролировал ее деньги, и в случае ее смерти они не могли перейти к ее детям.
Когда Гай Марий разбудил его при свете полумесяца, заходящего на западном небосклоне, Цинна не имел понятия о возможных последствиях этого визита. Он надел тунику, обулся, и с тяжелым сердцем приготовился сообщить неприятные известия отцу того, кто казался наиболее многообещающим юношей.
Великий человек вошел в шатер командующего в сопровождении странного эскорта – весьма заурядно выглядевшего человека лет пятидесяти и очень красивого мальчика. Мальчик выполнял большую часть работы по уходу за ним, и по его манере было видно, что он привычен к такой роли. Цинна мог бы принять его за раба, если бы не отсутствие амулета – bulla – на его шее и если бы он не вел себя с таким достоинством, как патриций более высокого рода, чем Корнелий. Когда Марий сел, мальчик встал по левую сторону от него, а средних лет мужчина – позади.
– Луций Корнелий Цинна, это мой племянник Гай Юлий Цезарь Младший и мой друг Луций Декумий. При них ты можешь говорить совершенно откровенно. – Марий воспользовался своей правой рукой, чтобы разместить левую у себя на коленях.
Он выглядел менее усталым, чем ожидал Цинна, и более владеющим своим телом, чем сообщалось в вестях из Рима – устаревших, надо думать. «Несомненно, все еще внушительный человек. Но, можно надеяться, что не грозный противник», – подумал Цинна.
– Трагическое дело, Гай Марий.
Широко открытые бдительные глаза обежали шатер, желая убедиться, нет ли в нем посторонних, и не найдя никого, остановились на Цинне.
– Мы одни, Луций Цинна?
– Абсолютно.
– Хорошо. – Марий сел поудобнее в кресле. – Я получил информацию из вторых рук. Квинт Лутаций заходил ко мне и не застал дома. Он рассказал всю эту историю моей жене, которая, в свою очередь, сообщила ее мне. Я понял ее так, что мой сын обвинен в убийстве консула Луция Катона во время битвы и что есть свидетель этого – или свидетели. Правильно ли я пересказал эту историю?
– Боюсь, что да.
– Сколько свидетелей?
– Всего один.
И кто он? Честный человек?
– Без сомнения, Гай Марий. Это контуберналий по имени Публий Клавдий Пульхр, – ответил Цинна.
– Ох, эта семья, – проворчал Марий. – Один из них известен тем, что питает ко всем недобрые чувства и поэтому плохо продвигается по службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152