Она сняла с меня парик и ласково провела рукой по лысеющей голове:
- Идем, Синухе, ты сядешь, и я принесу тебе охлажденного вина, а то ты весь в испарине и тяжело дышишь от усталости после своего путешествия.
Я забеспокоился и поспешно предупредил:
- Только не приноси мне этого «крокодильего хвоста», он теперь не для моего желудка и не для моей головы тем более!
Мерит дотронулась до моей щеки:
- Неужто я стала такой старой, толстой и безобразной, что, увидев меня после разлуки, ты беспокоишься только о своем желудке! Раньше ты как будто не страшился головной боли в моем обществе и даже наоборот - был так охоч до «крокодильих хвостов», что мне приходилось тебя урезонивать.
Я был пристыжен ее словами, ибо это было правдой, а правда часто производит на людей такое действие. Я ответил:
- Ах, Мерит, друг мой, я в самом деле постарел и уже никуда не гожусь!
Но она возразила:
- Так тебе кажется, но твои глаза, когда ты смотрел на меня, были молоды, и это меня очень обрадовало.
- Ах, Мерит, - сказал я, - ради нашей дружбы, неси скорее мне этого хвостатого, а не то я учиню какую-нибудь непристойность, а мне в моем досточтимом положении царского врача такое отнюдь не пристало, тем более в Фивах, да еще в питейном заведении!
Она принесла мне напиток в чаше из раковин, я поднес чашу к губам и осушил ее, и, хотя «крокодилий хвост» огнем опалил мое горло, привыкшее к мягким винам, этот огонь был приятен, ибо рука моя покоилась на бедре Мерит. Я сказал:
- Мерит, однажды ты сказала, что обман может быть милее слова правды для того, кто одинок и чья первая весна давно миновала. Поэтому я скажу, что сердце мое все еще молодо и расцветает при виде тебя и что долгими были годы разлуки, но не было в них ни дня, когда я не шептал бы ветру твое имя; я слал приветы тебе с каждой улетающей вверх по реке ласточкой и каждое утро просыпался с твоим именем на губах.
Мерит смотрела на меня, и для меня она была как прежде стройна и привлекательна и близка мне, а в самой глубине ее глаз таились улыбка и печаль, как блеск темной воды на дне глубокого колодца. Она дотронулась до моей щеки и сказала:
- Ты говоришь так напрасно, Синухе… Почему бы и мне не признаться, что мое сердце томилось по тебе и моя рука искала твоей, когда ночами я лежала одна на своей постели. А когда мужчины, побуждаемые выпитыми «крокодильими хвостами», начинали говорить мне глупости, я вспоминала тебя и мне становилось грустно. Но не правда ли, в Золотом дворце фараона много красивых женщин, и ты как придворный врач, конечно, мог в свободное время ублажать их?
Так и было, я доставлял себе это удовольствие с некоторыми из придворных дам, теми, что от скуки обращались ко мне за советом, их кожа была гладка, как кожица плода, и мягка, как пух; к тому же зимою теплее лежать в постели вдвоем, чем одному. Но все это было пустое и не имело значения, так что в своей истории я не стал упоминать эти малозначительные события, чтобы после меня память о них не осталась в потомстве. Поэтому я сказал:
- Если и правда, Мерит, что я не всегда спал один, то поверь, что ты единственная женщина, ставшая мне другом.
«Крокодилий хвост» оказывал свое действие, мое тело, как и сердце, опять стало молодым, сладостный огонь разливался по жилам, и я продолжал:
- Воистину, за это время многим мужчинам посчастливилось делить с тобой ложе, но теперь все! Пока я в Фивах, тебе следует остеречь их, ибо в гневе я бываю неукротим, недаром, когда я воевал с хабири, воины Хоремхеба прозвали меня Сыном дикого мула!
Мерит воздела руки в притворном ужасе и воскликнула:
- Именно этого я и опасалась! Каптах рассказывал мне о бесчисленных стычках и шумных скандалах, которые по своей горячности мой господин учинял в далеких землях, так что его выручали только преданность и присутствие духа отважного слуги. Поэтому я лучше напомню, что у моего отца под табуретом припрятана увесистая дубина и он никому не позволяет шуметь в этом доме.
Но едва я услышал имя Каптаха и представил, сколько бесстыдного вранья обо мне и моих путешествиях он поведал Мерит, как из глаз у меня хлынули слезы и я вскричал:
- Где он, где Каптах? Где мой бывший раб и слуга, я жажду обнять его! Ибо сердце мое истосковалось по нему, пусть это и не пристало в моем досточтимом положении.
Мерит попыталась утихомирить меня:
- Я и правду вижу, что ты не привык к «крокодильим хвостам»; вот и отец мой уже сердито поглядывает в твою сторону и шарит у себя под табуретом. Что касается Каптаха, то его ты не увидишь до вечера, потому что все его часы заняты хлебными торгами и питейными заведениями, в которых, собственно, и заключаются самые крупные сделки. Думаю также, что тебя постигнет великое удивление, когда ты увидишь его: он теперь смутно помнит о своем рабстве и о том, что носил твои сандалии на палке через плечо. Поэтому будет лучше, если я пока выведу тебя прогуляться, чтобы хмель успел выветриться до его прихода. Ведь ты же хочешь посмотреть, как изменились Фивы в твое отсутствие? К тому же так мы сможем побыть вдвоем.
Мерит пошла сменить платье, она умастила свое лицо благовонным маслом, украсилась золотом и серебром, так что только руки и ноги выдавали в ней простую женщину и отличали от аристократок - хотя у редкой дамы глаза смотрели так ясно и твердо, а рот был таким гордым.
Я велел моим рабам пронести нас по Аллее овнов и воочию убедился, что Фивы не были прежними: я видел вытоптанные цветники и деревья с обломанными сучьями, но по сторонам некоторых улиц я видел и выросшие на пожарищах новые дома. Главное же, что мы с Мерит были вместе, рядом в паланкине, и я вдыхал запах ее умащений, и это был запах Фив, крепкий и пьянящий сильнее, чем самые тонкие ароматы Ахетатона. Я держал ее руку в своей, в моем сердце не оставалось ни единого дурного помысла, а было так, словно после долгого путешествия я вернулся домой.
Тут мы приблизились к храму, пустынному и обезлюдевшему, над которым с криком кружили черные птицы, не пожелавшие вернуться в свои горы и оставшиеся в Фивах, хотя теперь о них заботиться было некому, потому что земля вокруг храма была оскверненной и люди чурались ее. Мы сошли с носилок и прошли через пустынный первый двор, встретив по дороге только служителей Дома Жизни и Дома Смерти - перемещение этих учреждений было слишком дорогостоящим и трудоемким делом. Мерит, однако, сказала мне, то люди теперь избегают бывать и в Доме Жизни, так что большинство врачей перебралось в город, чтобы иметь возможность заниматься своим делом: там они соперничают и отбивают друг у друга больных. Мы прошлись по храмовому саду, но его дорожки заросли травой, прекрасные деревья были срублены и растащены, а в священном пруду не плавали больше рыбы; единственный прохожий, повстречавшийся в саду, некогда предназначенном фараоном для людных гуляний и детских игр, был грязный оборванец, с испугом покосившийся на нас.
Чем дольше мы бродили по запустелым храмовым угодьям, тем безотраднее становилось у меня на сердце и тяжелее давила на плечи тень ложного бога, ибо все вокруг свидетельствовало, что власть этого бога не уничтожилась вместе с его изображениями, но продолжает держать людей в страхе и управляет их сердцами. Мы зашли в просторный храм, где между каменными плитами пола пробивалась трава, и никто не остановил нас перед входом в святая святых, так что нашему взору открылись священные письмена на стенах - грубые, некрасивые, оскверненные именами и изображениями ложного бога, вполне различимыми по вине недобросовестных каменотесов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230