И еще я успел подумать, что Вэлия жива и невредима, а Бен должен был вызвать Легион, так что ничего страшного, ее возьмут, и после этой мысли я окончательно отключился.
Потолок был тускло-белым, разделенным на квадратики. Свет падал слева. Если задрать глаза - голову повернуть не получалось - я видел металлическую стойку и прозрачную трубочку. Капельница. Боли не было. Просто вся грудная клетка и шея закованы в плотный и горячий корсет, не дающий пошевельнуться.
Теперь мне уже никак не удастся к родителям поехать… зря только Майте обещал…
Что за мысли идиотские?
Бен. Энния… Очень маловероятно, что они живы. Да. Но я не это хотел подумать. Я об этом подумаю потом. А что с Климентом? Я даже не видел, не знаю. Но потом… Вот что…
Я хотел позвать кого-нибудь, открыл рот, но вырвался непонятный клекот.
— О, смотрите! Пришел в себя!
Это про меня. Это я пришел в себя. Глаза - темные и совершенно незнакомые. Красивое лицо. Лоб забран белым, как у монахини-дариты, и на белом вышитый черным крестик.
— Как вы себя чувствуете?
— Дискон, - сказал я, это получилось тихо и хрипло.
— Что? - удивилась медсестра.
— Дискон дайте.
— Вы хотите позвонить?
— Да. Надо. Очень. Дайте.
— Сейчас подождите, - она исчезла. Через какое-то время появилось другое лицо. Женщина постарше.
— Йэн, как вы себя чувствуете?
— Нормально, - сказал я, - сколько времени прошло? С момента ранения?
— Около шести триславов.
— Дайте дискон. Очень нужно.
— Хорошо, сейчас… Я наберу вам номер. Вы попить не хотите сначала?
— А, да, - действительно, во рту жутко пересохло, - хочу.
Мне дали воды из поильника. Потом я назвал женщине-врачу номер Тарсия. Она надела переговорник мне на ухо.
— Слушаю, - я почти не верил, что услышу сейчас голос друга, и даже слегка вздрогнул, отчего в груди заныло, - Тарсий Ваэль, ДИС, 4й отдел.
— Тарс, это я, Йэн.
— Да? - осторожно спросил он, - ты где?
— Тарс, слушай внимательно. Я нахожусь в Эфесе, - черт, я ведь даже не знаю, что там произошло, что с Раттой, ну ладно, не это сейчас главное, - Тарс, немедленно бери людей и арестуй начальника Шестого Отдела Абеля Лавена. Я оставил тебе письмо, в твоем ящике. Там основания. Немедленно, слышишь?
— Есть, - с легким удивлением отозвался Тарсий, - что случилось-то, не скажешь?
— Скажу… - говорить, оказывается, очень трудно, каждое слово болью отзывалось в ребрах, - Лавен связался с организацией ами.
— Это… это точно?
— Точно. Я ранен, Тарс, и мои люди… убиты, - выговорил я, и в этот момент едва не заорал, потому что понял, что это - правда. Они убиты. Стрелял снайпер. Из электромагнитной хорошей винтовки. Разрывными.
— Ранен?
— Это ерунда, немного, но двигаться не могу. Арестуй немедленно, ты понял? Ты отвечаешь.
— Сделаю, Йэн, не сомневайся.
— Тот, кого назначат заместителем, пусть звонит мне… это что за больница? - спросил я врача, - в Эфесский армейский госпиталь.
Я закрыл глаза. Смотреть было больно. Спросил в пространство.
— Что с моими людьми? Кто-нибудь остался в живых?
— Один также ранен, - ответила женщина, - он в нейрохирургии.
— Климент Найри…
— Да.
— Остальные…
— Вы же сами понимаете, - тихо сказала врач. Я замолчал, пережидая боль. Сейчас все будет нормально. Сейчас. Нет, нормально, конечно, уже никогда не будет, но я привыкну. Я привыкну к этому.
— И женщина, которую вы арестовали - она жива и даже не ранена. Она сейчас в ДИСе, - сказала врач.
— Это хорошо, - сказал я и сам поразился тому, как нелепо прозвучали слова. Что - хорошо?
Господи, помоги мне, а? Мне так больно. Это эгоистично, я знаю. У меня нет больше Эннии, нет Бена. Она ведь прыгнула вперед, закрыть нас, я этого не понял даже, а у нее рефлекс сработал так… Дура… какая идиотка. Ведь дети у нее, ну что было бы, если бы убили меня… ничего. А у нее дети. Впрочем, думала ли она в тот момент, времени-то не было подумать, одни рефлексы…
Бен. Господи, ну сделай же что-нибудь, я не могу больше это терпеть! Господи, мне не выдержать этого.
Абеля я тоже потерял. Может быть, это хуже всего. Господи, ну хорошо, рана должна болеть, это нормально, но ведь не такая же боль!
— Йэн, вы что? Больно?
Это я стонал или уже орал во весь голос?
— Да, - прошептал я, - больно.
— Сейчас, секундочку… потерпите, пожалуйста. Сейчас будет лучше… - медсестра суетилась рядом, что-то там делала с маленьким шприцем.
— Сейчас, - она положила руку мне на лоб. Прохладная такая, нежная ладонь. Чуть провела по волосам, - потерпите немножко, сейчас вам легче станет.
Я снова проснулся ночью.
Свет не такой яркий. Из коридора. Там должна быть стеклянная стена, я не видел ее, но так всегда бывает в больницах.
Кажется, боль утихла, осталось лишь это чувство скованности.
Священник мне нужен сейчас… вот что. Но не ночью же… хотя если я не доживу до утра, то можно и ночью. Как у меня с шансами? Я даже не спросил об этом. Реанимация. Что-то глухо постукивало справа. Аппарат ИВЛ? Кого-то еще с того света вытаскивают? Климент, сказали они, в другом отделении.
Надо вызвать начальника местного, кажется, Ньека его фамилия. Но не ночью же… наверняка, кто-то из местного ДИСа вечером приходил, но я спал. И они, конечно, не разбудили и не пустили ко мне инквизитора. Утром. Утром - обязательно. Надо потребовать. Если я доживу до утра.
А может, даже и хорошо не дожить-то… Я закрыл глаза.
Господи, ты бы уже забрал меня к себе… я не хочу здесь жить. Я не могу.
Я понял, почему Абель поступил так. Я понял. Но неужели его жизнь, свобода и даже жизнь его дочери - неужели они стоили Бена и Эннии?
Вот отчего меня так тошнит, и вот отчего снова нарастает в груди боль. Из-за него, из-за Абеля. Это нормально, когда нас убивают. Плохо, но нормально - мы солдаты. Это нормально, когда некоторые люди впадают в безумие, становятся ами, когда люди ненавидят нашу страну, Церковь - я знал, что это данность, и это наши враги. Все люди разные, и к сожалению, не все желания можно и нужно удовлетворять, с некоторыми государству приходится бороться.
Я другого понять не могу - вот этого! Это - предательство - настолько несовместимо со всей дальнейшей жизнью, настолько непонятно и оглушающе, особенно сейчас вот, ночью, в темноте, в одиночестве - настолько непостижимо для меня, что я больше не хочу жить. Совсем.
Я не буду стонать. Боль пока еще терпимая. Она больше душевная. В сердце. Пулей оно, наверное, не задето, но все равно болит.
Я не буду стонать, Господи, ты просто тихонечко меня забери. Пошли Своего ангела. Просто соверши чудо - это ведь на взгляд окружающих даже и не чудо будет, что удивительного в том, что умер тяжело раненный человек? Ну соверши это чудо, пожалуйста, для меня. Сейчас. Не потом, сейчас. Чтобы я вот открыл глаза - и Ты уже здесь, и все уже просто и хорошо… ну то есть я вообще-то уже неделю как не исповедовался, но Ты же меня простишь, ведь мне так плохо сейчас, и Ты любишь меня, я же знаю…
Не уходи.
Только не уходи.
Я вдруг ощутил себя в полном одиночестве. В темноте. Реальность навалилась на меня, душа, сгрызая изнутри, и это был ад. Потому что жаловаться больше было некому, никого здесь не было, никого… Только тьма. И в этой тьме, я знал - мертвые… Бен и Энния, и еще другие, кого я уже давно старался не вспоминать, пятнадцатилетней давности, мои мертвые… И Сканти была в этой тьме, эти холодные рыбьи глаза скантийских следователей, мне никогда вас не забыть, будьте вы прокляты… И Абель был в этой тьме, и я понимал его, понимал до конца, почему он так поступил, и от этого понимания было особенно тошно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123