https://www.dushevoi.ru/products/unitazy/s-funkciej-bide/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Пылкая страсть семидесятилетнего греховодника, внезапно вспых­нувшая к бесстыжей семнадцатилетней шлюхе, передана артистом и трогательно, и иронично. Сластолюбивые наклонности Феди вызы­вают у зрителя скорее сочувственную усмешку, нежели отвращение. Я хотел, чтобы подобные ощущения рождались бы и от знакомства с другими персонажами. Я хотел, чтобы сочувствие, сопереживание, милосердие к героям стали бы доминантой нашей ленты. Ведь прак­тически все наши нищие – жертвы общественного строя. Умиление вызывает и чистая дружба двух бывших зеков – Феди и Президента, которого мощно сыграл Валентин Гафт. Герой же Басилашвили ока­зывается способным и на прекрасное: старческая похоть персонажа оборачивается большой любовью, от которой Федя умирает. А уми­рая, возносится на небеса. И ему прощаются все его грешки, ибо че­ловек, способный любить по-настоящему, всегда Человек с большой буквы.
Басилашвили сыграл как всегда легко, достоверно, с юмором, по­казав одновременно ничтожность и величие своего персонажа...
И, наконец, фильм «Предсказание». Во время съемок этой ленты я часто сердился на Олега: он был депутатом Верховного Совета России и отдавался своим общественным занятиям с неистовой страстью. Иногда, во время сессий, мы были вынуждены простаи­вать, ибо без Басилашвили в картине не было ни одного эпизода. Но и сердясь на Олега, я всегда видел, сколь искренне, самоотверженно, сколь беззаветно он депутатствовал. Его седая юношеская голова, как знамя, мелькала среди унылых туловищ народных избранников. Глаза его горели, и было видно, как чисты его намерения. Басила­швили отдавал немало сил и старания для спасения отечественной культуры, помощи художникам, попавшим в беду, он всегда стоял на страже справедливости, законности, подлинной демократии. Но я понимал, что эта деятельность Олега, к сожалению, тщетна: пробу­дить в тупоголовых корыстолюбцах совесть и понимание того, что культура необходима нации, увы, не удастся. Как жаль, что я оказал­ся прав! Я говорил тогда Олегу, что ему надо заниматься только своим делом – актерством, что именно здесь он принесет реальную пользу людям.
И тем не менее депутатство Олега как бы входило составной час­тью в роль писателя Горюнова, которого он играл в «Предсказа­нии». Герою ленты было отдано мной, автором, немало качеств и свойств близких моих друзей-шестидесятников, прогрессивных дея­телей культуры. В писателе Горюнове проглядывались биографичес­кие детали, черты характера, истории и случаи, взятые из жизненно­го опыта В. Аксенова и Б. Васильева, В. Войновича и Ю. Трифонова, Б. Окуджавы и Г. Горина. Наделил я героя и кое-чем личным. Честно признаюсь, я был влюблен в героев ленты, они казались мне существами чистыми, нежными, славными, заслуживающими счас­тья. Любовная история – стержень повести и фильма – происходи­ла в тревожной, зыбкой, неверной, беспокойной, криминальной об­становке, свойственной нашему сегодняшнему бытию.
Герой выбит из седла смертью жены, сменой формации в России. Закомплексованный надвигающейся старостью, опустошенный и по­тому страшащийся творческого бесплодия, он находит спасение в любви к молодой очаровательной кассирше Сбербанка Люде. От Ба­силашвили требовалось в этой роли не перевоплощение, в котором он мастер и мастак, а, наоборот, большое количество личных, испо­ведальных красок. Он должен был обнажить свое человеческое нутро, раскрыть свой любовный опыт, короче, в каком-то смысле сыграть самого себя. А в чем-то и меня. Хотя такая задача и не ставилась перед актером, многие потом утверждали, что в герое Басила­швили узнавали и некоторые мои черты. Не знаю. Может быть. Но если так и вышло, то само собой, ибо осознанно таких намерений не существовало. Особо надо описать партнерские отношения и дружбу между Олегом Валериановичем и Ирен Жакоб, исполнительницей главной женской роли, но об этом в заключительных главах книги.
Олег Басилашвили находится в расцвете своего таланта, К нему, может, позже, чем к некоторым его сверстникам, пришли признание, популярность, зрительская любовь. Но эта привязанность прочная, не подверженная колебаниям моды. Олег любим всеми – и коллега­ми, и публикой. Недаром никто в Санкт-Петербурге не называет его по фамилии или даже по имени-отчеству. Его все зовут ласково – Басик. И в этом прозвище нет ни грамма панибратства или фами­льярности. Чтобы называться Басиком, надо быть и замечательным артистом, и замечательным человеком, и замечательным граждани­ном. Надо быть Олегом Басилашвили.
КАК МЕНЯ ПАРОДИРОВАЛИ
Я шел по опустошенному осеннему лесу. Под ногами была затвер­девшая от первого заморозка земля. Где-то сиротливо каркали неви­димые вороны. Я вышел на опушку. Передо мной покатым косогором стелилось поле. Рыжая стерня, охваченная инеем, серебрилась. На горизонте темнела узкая полоска дальнего леса. Крыши дере­веньки высовывались из-за косогора, на котором прочно стояли мо­гучие двухэтажные стога. Освещение было тусклое, хмурое. Серо-синие, низкие облака недвижно повисли над озябшим полем. Каза­лось, я нахожусь не в тридцати километрах от Москвы, а за тысячи верст, и живу не в двадцатом веке, а лет эдак двести назад.
Свежий сухой воздух покалывал щеки, бодрил, походка была уп­ругой, а душу наполняло беспричинное ощущение счастья. И вдруг сама собой в голове возникла первая строчка:
– У природы нет плохой погоды...
Не успел я изумиться этому явлению, как следом родилась вто­рая:
– Каждая погода – благодать...
Если учесть, что я уже около тридцати лет, со времен давней юности, не занимался стихосложением, – это было странно. Я поду­мал, что сейчас это наваждение пройдет, но получилось иначе. Не­удержимо поползли следующие строки:
Дождь ли, снег... Любое время года
надо благодарно принимать.
Я удивился. Честно говоря, мне показалось, что строфа недурна. И вдруг случилось необъяснимое: строчки полезли одна за другой. Не прошло и двадцати минут, как стихотворение сочинилось само, не обращая на меня никакого внимания, как бы помимо моей воли.
Отзвуки душевной непогоды,
в сердце одиночества печать,
и бессонниц горестные всходы
надо благодарно принимать.
Смерть желаний, годы и невзгоды,
с каждым днем все непосильней кладь.
Что тебе назначено природой,
надо благодарно принимать.
Смену лет, закаты и восходы,
и любви последней благодать,
как и дату своего ухода,
надо благодарно принимать.
У природы нет плохой погоды,
ход времен нельзя остановить.
Осень жизни, как и осень года,
надо, не скорбя, благословить.
Я быстро повернул домой, бормоча строчки, повторяя их, так как боялся, что стихотворение забудется. Войдя в дом, я немедленно перенес все на бумагу.
Мне было сорок девять лет. Последний раз я имел дело с сочине­нием в рифму, когда писал сценарий по пьесе А. Гладкова «Давным-давно». Но там нужно было осуществить подделку, написать стихи «под Гладкова», чтобы они не выбивались из текстовой ткани пьесы, чтобы в них не было ничего самостоятельного, своего. А потом еще раз я тряхнул стариной – вместе с 3. Гердтом мы сочинили куплеты к юбилею М. И. Ромма. Это были «куплеты завистников», с мело­дией, взятой напрокат у нищих, поющих в электричках, с нехитрой стилистикой, напоминающей «кич».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
 сантехника интернет магазин 

 фартук на кухню фото