Мне показалось, что он пополнел и обрюзг. Угостил меня не чаем, как в
прежние времена, а водочкой (под вчерашнюю вареную картошку с солью).
Говорил мало, больше слушал, но неразговорчивость его была явно не от
неприязни ко мне или там, не дай бог, подозрений, а от какого-о
добродушного равнодушия, да и внимательность его к моим рассказам
питалась, пожалуй, из того же источника. Он явно попивал, и это уже начало
откладывать свой отпечаток на его личность. Впрочем, при желании можно
было уловить в этом добродушном равнодушии и нечто величественное. Передо
мной сидел человек, очень знающий себе цену и потому - безразличный ко
всему остальному.
Впрочем, когда речь заходила о политике, он несколько оживал. Он явно
полюбил думать и разговаривать на эти темы. На щеках появлялся румянец,
глаза разгорались, в речах появлялась небрежность и отрывистость человека
убежденного и хорошо знающего, о чем говорит. Он полагал, что все мы сидим
в тупике, в чулане истории, пыльном и безнадежном ("вместе с метлами и
помойными ведрами..."). Геронтократия. Средний возраст правителей
приближается к семидесяти - возраст усталости, пресыщенности и равнодушия.
Возраст смерти, по сути дела. Еще год-два - и все окончательно посыплется:
они начнут умирать один за другим, наступит смутное время, и даже не
время, а безвременье. Страна постепенно вползает в агонию. Нефть иссякает,
а это - кровь нашей экономики, на заводах - оборудование начала века. И
никто палец о палец не ударит. К чему? Те, которые способны изменить
положение вещей, вовсе не хотят этого делать, а те, которые перемен
жаждут, ничего изменить не способны... Одна только остается надежда -
армия. Единственная реальная сила в стране, сохранившая потенциал
подвижности. Нет, разумеется, на генералов надежды мало - они такие же
старые, сытые и неподвижные, как и наши политики, да они и есть уже
политики, а не военные... но вот молодежь, товарищи полковники, - эти да!
Молодая кровь бурлит, так хочется плечики расправить, а перспектив никаких
- тупик, чулан...
Он предрекал военный переворот. Полковника Насера предрекал.
Полковника Каддафи. Майора Кастро. В общем, он говорил почти то же, что
говорили во всех кухнях этой страны, - если позволяли себе говорить на эти
темы вообще. Отличие было лишь в том, что ИХ разговоры были просто
кухонная болтовня, а он - он явно шлифовал болванку будущей модели
собственных действий, орудие свое будущее шлифовал по руке и оттачивал...
Он предрекал войну. Молодежи некуда себя девать. Комсомол превратился
в тухлое болото, всякое проявление активности и "самости" - карается
бдительно и беспощадно. Скука! Жизнь лишена красок и смысла. Работать
хорошо - бессмысленно. Работать плохо - скучно и еще более бессмысленно.
Единственная отдушина - на Запад, в поп-музыку, в мелкий бизнес -
тщательно затыкается старой вонючей тряпкой. Поколение идеологических
компрачикосов старательно выращивает поколение идеологических уродов. У
нынешнего молодого человека от рождения и навеки застыло лицо - козлиная
морда с выражением идеологической преданности и бодрости...
- Вы, конечно, знаете, что Мирлина они засадили?
- Нет. Я ведь - в другом управлении...
- Они дали ему семь плюс два, представляете? Семь лет лагерей и два
года ссылки. За одну-единственную статью, в которой было много резкостей,
верно, но - ни одного слова лжи... Это государство не имеет права на
существование...
- Государства, знаете ли, не ищут прав. Право государства это его
сила.
- О, да! Это - так. Спасибо за разъяснение... А знаете, почему вы все
время писали в протокол: "антисоветская статья Мирлина"? Я кричал: "не
надо!", Кричал, что-мол не считаю статью антисоветской, а вы все писали,
писали, упорно писали... и все время тащили из протокола в протокол
"посадят тебя, Семка!" Знаете, зачем?
- Не знаю. Так было положено. Определенная форма, как я понимаю...
- Нет. Ничего вы не понимаете. Либо вы врете, либо они и вас обманули
тоже. Это им было нужно, чтобы не доказывать антисоветскость Мирлина.
Понимаете? Это МЫ, свидетели, доказывали, что Мирлин - антисоветчик, а суд
сам и рта не раскрыл по этому поводу...
- Не понимаю.
- Я и сам-то понял буквально в последнюю минуту. Поздно понял. Но
все-таки понял и отбивался как мог... Я говорил, что не считаю статью
антисоветской, а прокурор с этаким отвращением на лице заявлял мне: "Да
что вы, гражданин Красногоров, ребенок, что ли?.. Перестаньте-мол, стыдно
вас слушать..." А судья - рылся в протоколах и объявлял с удовольствием:
"Как же не считаете... Вот же ваши слова: "Антисоветская статья Мирлина
мне не понравилась..." Ваша подпись стоит... Ваша подпись? Посмотрите!"
Помните, я все требовал от вас, чтобы вы вычеркнули "антисоветская
статья"?..
- Я вычеркивал!
- Да. Но, видно, не везде. Кое-где осталось...
- Честное слово, я сам тогда не знал...
Он только махнул рукой и заговорил о другом - снова о молодежи и о
том, что победит тот, кто сумеет сделать ее своей - поднять до своего
уровня или, может быть, опуститься до ее уровня, оставшись при этом самим
собой... Он уже был на подходах к своей теории элиты. "Элита это те, кто
идет со мной. Все прочие - люмпены или круглые дураки".
Мы проговорили часа два, выпили всю водку, и он вдруг засобирался
куда-то ("...прошу прощения... совсем забыл..."), и мне пришлось уйти.

Мы виделись с ним еще пару раз в этот первый мой приезд, но все
как-то наскоро, впопыхах - вполне доброжелательно, приветливо, но без
всякой обстоятельности. Один раз, по-моему, он даже намеревался как будто
пригласить меня с собой в свою компанию (ему нравились мои рассказы про
Африку), но, видимо, раздумал, не пригласил...
Мне удалось сохранить и даже, пожалуй, укрепить наши дружеские
отношения, мы стали ближе, чуть ли не "на ты", но я ничего нового не узнал
о нем, и ничем новым он меня так и не порадовал.

Однажды я выбрал время, когда его точно не было дома, и пришел,
специально чтобы потолковать с соседкой. Мы просидели добрых полтора часа
у них в прихожей, на старинном сундуке, и она рассказывала мне все о нем,
что ей хотелось рассказать. (Я никогда не вербовал ее, хотя такая мысль и
приходила пару раз мне в голову. Зачем? Вербовка, разумеется, имеет свои
плюсы, но и свои минусы она тоже имеет. Я, лично, всегда предпочитал
словоохотливого собеседника самому старательному информатору, работающему
по найму).
Да, он пил. Особенно года два назад. Не сразу после смерти жены, а
спустя почти целый год, когда появились у него какие-то еще неприятности,
суд какой-то, куда его таскали свидетелем, а может быть, и еще что-то: он
вдруг стал пропадать ночами, возвращался с рассветом, осунувшийся, глаза -
страшные, и сразу - в ванную, растоплял там колонку и подолгу сидел в
горячей воде, тихо-тихо, а потом вдруг вздыхал - со стоном, на весь дом,
она от этих стонов со страху, бывало, так и обомлеет. Вот тогда он и стал
попивать. Сначала не сильно, по-человечески, как все. Веселел в эти
минуты, сам с ней иногда даже заговаривал, шутил, приглашал тяпнуть
рюмочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100