— Почему вы вчера поехали в банк вместе с ним? Он изображает удивление.
— Но я уже объяснял это в полиции…
— Вам не трудно повторить для меня?
— Расследование поручено вам? Его тон остается куртуазным, но я прекрасно понимаю намек. Этот парень дает понять, что мне тут не хрена делать и отвечает он исключительно потому, что привык быть вежливым даже с легавыми!
— Никакого расследования нет, — уверяю я, — поскольку он умер естественной смертью. Скажем так: я интересуюсь Бальменом потому, что обнаружил его тело. Это вполне естественно, правда? — Я усмехаюсь. Обычно, месье Парьо, полицейские никогда не обнаруживают трупы.
Поэтому я не мог не увлечься игрой…
— Это естественно…
— Итак? — любезно настаиваю я. Он встряхивается.
— Ах да!.. Так вот, я принес ему достаточно большую коллекцию золотых монет на сумму более десяти миллионов. Чтобы не нарушать мой бюджет, я попросил Бальмена расплатиться сразу…
— Наличными?
— Вас это шокирует?
— Это крупная сумма…
— Посудите сами, господин комиссар. В моем бизнесе всегда нужна наличность. Да что я! Без нее просто никуда… Люди, продающие предметы старины, находятся в стесненном положении, не так ли?
— Совершенно верно…
— Я попросил Бальмена снять эту сумму… Поскольку я был на машине, то предложил подвезти его… Он согласился… Ожидание в банке утомило его… Когда назвали его номер, у него уже болело сердце, и я проводил его до окошка.
Он рассказывает свою историю, будто канатоходец идет по стальному проводу: тщательно взвешивая каждое слово, прежде чем произнести его.
— И дальше что? — безжалостно настаиваю я.
— Потом вернулись в мою машину, он отдал мне деньги… В этот момент я увидел, что уже почти полдень и что я пропустил важную встречу с одним клиентом из провинции… Я извинился и пошел на почту, расположенную в том же здании, что и банк, только с другой стороны.
Пришлось подождать, пока меня соединят, потому что я звонил в провинцию.., в пригород Руана, если говорить точнее. Я долго разговаривал, потом вернулся к моей машине… Вокруг нее стояла толпа… Дежурный ажан объяснил мне, что случилось.
Он замолкает и смотрит на меня с таким видом, будто спрашивает:
«Это все, что вы хотели узнать?»
— Вы можете дать мне ваш адрес? Он хлопает себя по карманам и вытаскивает бумажник.
— Простите, господин комиссар, у меня нет при себе визиток.
Он отрывает угол конверта и пишет на нем несколько строчек.
Я читаю: “Парьо, улица Шапталь, 20”.
— Спасибо…
Я кладу уголок конверта в мой бумажник.
— Ну вот! — говорю я в своем самом добродушном стиле. — Теперь, дорогой месье, мне остается задать вам еще один вопросик, и все… На сегодня…
Его брови резко ползут вверх.
Поскольку я не тороплюсь спрашивать, он шепчет:
— Слушаю вас. И можете ему поверить: он меня действительно слушает, да еще как.
— Послушайте, месье Парьо, чего ради Бальмен запер свой магазин и поехал с вами, хотя мог выписать вам чек на предъявителя?
Мой вопрос бьет его, как удар кулаком промеж глаз. Он наполовину открывает рот. Мозги в его котелке кипят в полном режиме… Мне кажется, что из ушей и ноздрей у него идет пар… Положи руку ему на лоб и обожжешься, честное слово!
— Ну… — начинает он.
Я, тем же тоном, что он пару минут назад, шепчу:
— Слушаю вас.
— Ну, Бальмен не знал, можно ли выдать чек на предъявителя на такую крупную сумму. Поэтому он предпочел поехать сам, потому что мне была совершенно необходима эта сумма.
Я ему улыбаюсь: хорошо выкрутился! Вы сочтете меня ненормальным, но я обожаю такие маленькие дуэли. Особенно когда противник обладает таким хладнокровием.
Я нанес удар, он его парировал… Наступает пауза, но, по правде говоря, после его ответа сказать особо нечего.
— Бальмен имеет телефон?
— Да, имел, — поправляет меня Парьо.
Не упустил-таки возможности поддеть меня!
— Почему же в таком случае он не позвонил в банк, чтобы спросить, можно ли выдать чек на нужную сумму?
— Признаюсь, — говорит Парьо с гримасой, — что ни он, ни я об этом не подумали…
— Однако это очень просто…
— Просто, если рассуждать задним числом, но в тот момент все шло быстро. Кроме того, Бальмен хотел воспользоваться тем, что будет на Монпарнасе, чтобы на обратном пути повидаться с одним коллегой из Ренна.
"Матч закончился вничью”, — говорю я про себя. Джо стоит прислонившись к стене и заложив руки за спину, как будто защищая свою добродетель. Я смотрю на него, и он взмахивает ресницами, как благовоспитанная девушка, которой соседский парень предложил потанцевать в приходской Церкви.
— Какая симпатичная вдовушка, а? — усмехаюсь я. Парьо сдержанно улыбается.
Я замечаю мои перчатки на батарее центрального отопления.
— А вот и то, за чем я вернулся! — говорю.
Я медленно надеваю их, поочередно глядя на двух моих собеседников.
Нет, тут явно что-то не так. От кого исходит витающее в этой квартире тревожное чувство? От педика? От человека в кожаном пальто?
Оттого, что мы находимся в квартире человека, лежащего в настоящий момент в холодильнике морга? Или из-за этого расследования, которое таковым не является? От незаконно проводимых допросов, из-за которых Старик устраивает свои знаменитые жуткие нахлобучки?
Я вдыхаю сладкий воздух этой гостиной… Здесь стоит тяжелая и неприятная атмосфера.
Бальмен вел в ней внешне спокойную жизнь между старыми вещами и молодой “подругой” и, должно быть, был счастлив… Во всяком случае, настолько, насколько может быть счастлив человек… Особенно человек его возраста…
Вчера утром что-то произошло. Что?
Именно это я и хотел бы узнать… Просто так, из спортивного интереса. Из-за того, что я унюхал тайну, а я терпеть не могу нераскрытые тайны.
— Счастливо оставаться, месье и мадам, — говорю я ни враждебным, ни дружеским тоном. И поднимаю паруса.
Глава 4
На полчаса я забыл про воскресенье и его давящую меланхолию…
(Согласитесь, что я изъясняюсь, как академик.., да еще талантливый!) Но, открыв дверь дома, я встречаюсь с этим серым, типично парижским воскресеньем.
Я вздыхаю и закрываю дверь, так и не выйдя в нее. В моих серых клеточках появилась одна идея.
Подхожу к комнате консьержки, коротко стучу в стекло и захожу.
Она раскладывает пасьянс — обрюзгшая, старая, весьма отдаленно напоминающая женщину. В ее жилище пахнет грязью, едой и вином.
Она поднимает на меня желатиновый взгляд.
— Приветствую вас, добрая дама, — говорю я, садясь.
— Чего вы хотите? — рыгает она.
— Я бы хотел, чтобы вы положили эту десятку треф под валета, говорю, — а червонную даму под ее бородатого мужа, а потом открыли бы пошире ваши уши и послушали меня…
Она смешивает карты, выражая тем самым протест против моего вторжения.
— Зря вы это, — говорю я. — Удача, она как бы знак судьбы, а с судьбой нельзя обращаться презрительно.
Но интеллектуальная болтовня выше ее понимания. Она издает ворчание, которое в переводе на нормальный язык должно означать нечто неприятное.
— Послушайте, мамаша, — заявляю я, — в жизни нужны разные люди. Вы консьержка, я полицейский… История учит, что мы созданы, чтобы договориться.
Старуха готова лопнуть… На ее усах остались капли вина, глаза мутные.
— Я не люблю легавых, — сообщает она.
— А я не влюбляюсь в консьержек, — отвечаю, — но работа требует общения с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25