Это просто физическое отвращение…
— Друг или жена? — спрашиваю я в лоб.
Новый испуганный жест “дамочки”.
Но педики любят, когда их немного встряхивают.
— О, господин инспектор! — жеманничает он.
— Комиссар, — поправляю я. Временами я очень щепетилен к моему званию.
Этими несколькими фразами мы обменялись на коврике у двери. Я вталкиваю мальчика в комфортабельную квартиру и вхожу туда следом за ним.
— Мы можем поговорить, да? — спрашиваю.
— Разумеется. Проходите!
Он ведет меня в салон, меблированный в чистом стиле Луи Надцатого.
Я усаживаюсь в кресло с такими хрупкими ножками, что сомневаюсь, выдержат ли они мои семьдесят шесть кило. Педик ложится на диван и начинает изображать из себя Жюльетт Рекамье.
На нем розовая рубашка, фиолетовые брюки и желтый шелковый платок… Странный туалет для траура…
— Как ваше заглавие? — спрашиваю я.
— Мое.., что?
— Ваше имя.
— А! О! Очень забавно! Как вы сказали? Заглавие? Здорово…
Мой разъяренный взгляд успокаивает его восторги.
— Меня зовут Джо, — отвечает ок.
— Очень красиво для близких друзей, — оцениваю я, — но ведь секретарь полиции, выдававший вам удостоверение личности, не удовлетворился этим?
Он жеманничает.
— А вы юморист, господин комиссар.
— Мне это говорят уже двадцать лет. Так как же все-таки вас зовут?
— Джо Дени…
— Возраст?
— Тридцать три! Но я ведь выгляжу моложе, правда? С каким удовольствием я саданул бы ему по роже, чтобы успокоить нервы.
— Так, значит, старик был голубым? — говорю я больше для себя, чем для него.
Я пытаюсь представить себе Бальмена… В общем, он чем-то был похож на педика.
Мой собеседник не отвечает на этот полувопрос.
— Долго вы были вместе?
— Четыре года, — вздыхает он.
— Наследуете вы?
— Не знаю…
Но по легкому поблескиванию его глаз я понимаю, что он прекрасно информирован по этому вопросу. А он не дурак! Небось заставил старичка написать на себя завещание, пока иллюстрировал ему “Камасутру”…
— Он был сердечником?
— Да.
— Его дела шли хорошо?
— Кажется, да… Он давно здесь живет, имеет постоянную клиентуру…
— Согласен… Только не “имеет”, а “имел”. Хотим мы того или нет, а о нем приходится говорить в прошедшем времени, не так ли?
— Увы! — вздыхает он.
— Скорбите?
— Очень…
— Все утрясется, вы найдете порядочного мужчину, с которым начнете жизнь сначала, — усмехаюсь я. — Вдовца без детей… А может, и с детьми, они дела не портят… Я уверен, из вас вышла бы отличная мать семейства.
Он не реагирует.
— Вы работали с Бальменом?
— Как это?
— В его магазине?
— Редко… Только на праздники, когда бывало много народу.
— В общем, ты мальчик для особых случаев? Что вы хотите, не могу я называть эту мерзость на “вы”.
Глядя ему прямо в глаза, я спрашиваю:
— Ты знаешь Жана Парьо? Он качает головой.
— Кого?
— Жана Парьо. Посредника, с которым был твой старик, когда дал дуба.
— Нет, — отвечает мальчик.
— Такой высокий, в кожаном пальто.
— Нет…
Вид у него искренний, как у дюжины тигров. Я не настаиваю.
— Ладно… Ты в курсе, что вчера он приобрел старинные вещи?
— Совсем нет…
— Ну что ж, мой мальчик, мне остается только проститься с тобой…
У Бальмена были родственники? — Нет, у него никого нет.
— Значит, антиквариат достанется тебе, Джо, можешь утешиться…
Он довольно улыбается.
— До скорой встречи, паренек!
Он протягивает руку, но мне противно к ней притрагиваться.
Я выхожу из квартиры и спускаюсь по лестнице. Прохожу мимо комнатки консьержки, пересекаю бульвар, сажусь в мою машину и в этот момент замечаю, что забыл у Бальмена перчатки.
Прямо как в книжке.
Я разворачиваюсь, возвращаюсь в дом голубого антиквара, и что вы думали, кого я вижу на лестнице? Милейшего Жана Парьо, он же тип в кожаном пальто…
Я, как ни в чем не бывало, иду за ним.
Он останавливается на четвертом этаже и играет на звонке левой квартиры “Мои ботинки промокают”.
Педик открывает ему.
— Привет, Жанно, — кудахчет он. — Мне тут сейчас было жарко…
Представь себе…
Дверь закрылась. Я стою у перил на половину этажа ниже.
Так, значит, пидер наколол меня, сказав, что не знает человека в кожаном пальто! Я стискиваю кулаки.
Он дорого заплатит за эту шуточку. Я в четыре прыжка подскакиваю к двери, прилипаю ухом к замку, но они, должно быть, ушли в гостиную, потому что до меня долетает только неразборчивый шепот.
Тогда я тоже вызваниваю мелодию песенки про колеса. Полная тишина… Должно быть, они напряженно вслушиваются.
Я повторяю мое маленькое соло на звонке. Наконец слышится шорох и приглушенный, немного встревоженный голос Джо спрашивает:
— Кто там?
— Друг, который желает вам добра, — усмехаюсь я. Он узнает мой гордый голос и решается отпереть дверь. “Тетя” выглядит чуточку бледновато.
— Я забыл перчатки, — говорю я. Он пялится на мои руки.
— Ваши перчатки? — переспрашивает он с ошеломленным видом.
— Да, — подтверждаю я. — Знаешь, такие маленькие штуковины, которые похожи на пустые соски и которые надевают на руки, чтобы согреть их или придать себе пижонский вид?
— Вы уверены, что оставили их здесь? Я… Я все внимательно осмотрел…
— Как это ты все осмотрел? Ты что, боялся, что я их забуду?
— Нет, но.., я.., я уверен, что вы ничего не забыли!
— Но проверить-то можно? Это ведь ничего не стоит…
Я отодвигаю его в сторону и захожу в гостиную. Как и следовало ожидать, Парьо сидит там.
При моем появлении он встает и спокойно смотрит на меня. Он еще выше, чем показался мне сначала. Густые брови подчеркивают выступающий лоб. Нос у него крючковатый, скулы широкие, подбородок резко очерчен.
Что преобладает в этом индивиде, так это ощущение моральной правоты. В нем есть что-то упрямое и непреклонное — Чувствуется, что он сохранит спокойствие, даже если вы подпалите ему трусы.
— Месье Парьо? — любезно осведомляюсь я.
— Он самый. С кем имею честь?
— Комиссар Сан-Антонио. Это я обнаружил вчера утром труп Бальмена в вашей машине…
— А, очень хорошо! — говорит он.
— А я думал, вы незнакомы, — замечаю я, показывая на Джо пальцем.
Парьо пожимает плечами.
— Разумеется, это он вам так сказал? Его вопрос, служащий ответом на мой, обезоруживает меня.
— Да, — раздраженно подтверждаю я. Он с презрением пожимает плечами.
— Меня это не удивляет! — заявляет он.
Джо изображает девушку из хорошей семьи, которую полковник застал за поправлением подвязки чулка. Он краснеет.
— Этот идиот пуглив, как девка, — продолжает Парьо. Он демонстративно усиливает презрительную интонацию, показывая мне, что сам он не голубой.
— Он никогда отсюда не выходит, — добавляет Парьо. — Настоящая домашняя собачонка… Ты почему сказал господину комиссару, что мы незнакомы?
Честное слово, друзья, в этот момент я присутствую при красивом номере “Спасение утопающего”. Парьо пытается выправить положение твердой рукой, и получается это у него блистательно.
— Я не решился, — блеет педик. Пожатие плечами, и для человека в кожаном пальто вопрос закрыт.
— Вы давно знакомы с Бальменом? — спрашиваю его я.
— Лет десять… Я тоже занимаюсь антиквариатом, специализируюсь на нумизматике… Бальмен был одним из моих лучших клиентов и лучших друзей И он добавляет, бросив многозначительный взгляд на педика:
— Но у нас была просто дружба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Друг или жена? — спрашиваю я в лоб.
Новый испуганный жест “дамочки”.
Но педики любят, когда их немного встряхивают.
— О, господин инспектор! — жеманничает он.
— Комиссар, — поправляю я. Временами я очень щепетилен к моему званию.
Этими несколькими фразами мы обменялись на коврике у двери. Я вталкиваю мальчика в комфортабельную квартиру и вхожу туда следом за ним.
— Мы можем поговорить, да? — спрашиваю.
— Разумеется. Проходите!
Он ведет меня в салон, меблированный в чистом стиле Луи Надцатого.
Я усаживаюсь в кресло с такими хрупкими ножками, что сомневаюсь, выдержат ли они мои семьдесят шесть кило. Педик ложится на диван и начинает изображать из себя Жюльетт Рекамье.
На нем розовая рубашка, фиолетовые брюки и желтый шелковый платок… Странный туалет для траура…
— Как ваше заглавие? — спрашиваю я.
— Мое.., что?
— Ваше имя.
— А! О! Очень забавно! Как вы сказали? Заглавие? Здорово…
Мой разъяренный взгляд успокаивает его восторги.
— Меня зовут Джо, — отвечает ок.
— Очень красиво для близких друзей, — оцениваю я, — но ведь секретарь полиции, выдававший вам удостоверение личности, не удовлетворился этим?
Он жеманничает.
— А вы юморист, господин комиссар.
— Мне это говорят уже двадцать лет. Так как же все-таки вас зовут?
— Джо Дени…
— Возраст?
— Тридцать три! Но я ведь выгляжу моложе, правда? С каким удовольствием я саданул бы ему по роже, чтобы успокоить нервы.
— Так, значит, старик был голубым? — говорю я больше для себя, чем для него.
Я пытаюсь представить себе Бальмена… В общем, он чем-то был похож на педика.
Мой собеседник не отвечает на этот полувопрос.
— Долго вы были вместе?
— Четыре года, — вздыхает он.
— Наследуете вы?
— Не знаю…
Но по легкому поблескиванию его глаз я понимаю, что он прекрасно информирован по этому вопросу. А он не дурак! Небось заставил старичка написать на себя завещание, пока иллюстрировал ему “Камасутру”…
— Он был сердечником?
— Да.
— Его дела шли хорошо?
— Кажется, да… Он давно здесь живет, имеет постоянную клиентуру…
— Согласен… Только не “имеет”, а “имел”. Хотим мы того или нет, а о нем приходится говорить в прошедшем времени, не так ли?
— Увы! — вздыхает он.
— Скорбите?
— Очень…
— Все утрясется, вы найдете порядочного мужчину, с которым начнете жизнь сначала, — усмехаюсь я. — Вдовца без детей… А может, и с детьми, они дела не портят… Я уверен, из вас вышла бы отличная мать семейства.
Он не реагирует.
— Вы работали с Бальменом?
— Как это?
— В его магазине?
— Редко… Только на праздники, когда бывало много народу.
— В общем, ты мальчик для особых случаев? Что вы хотите, не могу я называть эту мерзость на “вы”.
Глядя ему прямо в глаза, я спрашиваю:
— Ты знаешь Жана Парьо? Он качает головой.
— Кого?
— Жана Парьо. Посредника, с которым был твой старик, когда дал дуба.
— Нет, — отвечает мальчик.
— Такой высокий, в кожаном пальто.
— Нет…
Вид у него искренний, как у дюжины тигров. Я не настаиваю.
— Ладно… Ты в курсе, что вчера он приобрел старинные вещи?
— Совсем нет…
— Ну что ж, мой мальчик, мне остается только проститься с тобой…
У Бальмена были родственники? — Нет, у него никого нет.
— Значит, антиквариат достанется тебе, Джо, можешь утешиться…
Он довольно улыбается.
— До скорой встречи, паренек!
Он протягивает руку, но мне противно к ней притрагиваться.
Я выхожу из квартиры и спускаюсь по лестнице. Прохожу мимо комнатки консьержки, пересекаю бульвар, сажусь в мою машину и в этот момент замечаю, что забыл у Бальмена перчатки.
Прямо как в книжке.
Я разворачиваюсь, возвращаюсь в дом голубого антиквара, и что вы думали, кого я вижу на лестнице? Милейшего Жана Парьо, он же тип в кожаном пальто…
Я, как ни в чем не бывало, иду за ним.
Он останавливается на четвертом этаже и играет на звонке левой квартиры “Мои ботинки промокают”.
Педик открывает ему.
— Привет, Жанно, — кудахчет он. — Мне тут сейчас было жарко…
Представь себе…
Дверь закрылась. Я стою у перил на половину этажа ниже.
Так, значит, пидер наколол меня, сказав, что не знает человека в кожаном пальто! Я стискиваю кулаки.
Он дорого заплатит за эту шуточку. Я в четыре прыжка подскакиваю к двери, прилипаю ухом к замку, но они, должно быть, ушли в гостиную, потому что до меня долетает только неразборчивый шепот.
Тогда я тоже вызваниваю мелодию песенки про колеса. Полная тишина… Должно быть, они напряженно вслушиваются.
Я повторяю мое маленькое соло на звонке. Наконец слышится шорох и приглушенный, немного встревоженный голос Джо спрашивает:
— Кто там?
— Друг, который желает вам добра, — усмехаюсь я. Он узнает мой гордый голос и решается отпереть дверь. “Тетя” выглядит чуточку бледновато.
— Я забыл перчатки, — говорю я. Он пялится на мои руки.
— Ваши перчатки? — переспрашивает он с ошеломленным видом.
— Да, — подтверждаю я. — Знаешь, такие маленькие штуковины, которые похожи на пустые соски и которые надевают на руки, чтобы согреть их или придать себе пижонский вид?
— Вы уверены, что оставили их здесь? Я… Я все внимательно осмотрел…
— Как это ты все осмотрел? Ты что, боялся, что я их забуду?
— Нет, но.., я.., я уверен, что вы ничего не забыли!
— Но проверить-то можно? Это ведь ничего не стоит…
Я отодвигаю его в сторону и захожу в гостиную. Как и следовало ожидать, Парьо сидит там.
При моем появлении он встает и спокойно смотрит на меня. Он еще выше, чем показался мне сначала. Густые брови подчеркивают выступающий лоб. Нос у него крючковатый, скулы широкие, подбородок резко очерчен.
Что преобладает в этом индивиде, так это ощущение моральной правоты. В нем есть что-то упрямое и непреклонное — Чувствуется, что он сохранит спокойствие, даже если вы подпалите ему трусы.
— Месье Парьо? — любезно осведомляюсь я.
— Он самый. С кем имею честь?
— Комиссар Сан-Антонио. Это я обнаружил вчера утром труп Бальмена в вашей машине…
— А, очень хорошо! — говорит он.
— А я думал, вы незнакомы, — замечаю я, показывая на Джо пальцем.
Парьо пожимает плечами.
— Разумеется, это он вам так сказал? Его вопрос, служащий ответом на мой, обезоруживает меня.
— Да, — раздраженно подтверждаю я. Он с презрением пожимает плечами.
— Меня это не удивляет! — заявляет он.
Джо изображает девушку из хорошей семьи, которую полковник застал за поправлением подвязки чулка. Он краснеет.
— Этот идиот пуглив, как девка, — продолжает Парьо. Он демонстративно усиливает презрительную интонацию, показывая мне, что сам он не голубой.
— Он никогда отсюда не выходит, — добавляет Парьо. — Настоящая домашняя собачонка… Ты почему сказал господину комиссару, что мы незнакомы?
Честное слово, друзья, в этот момент я присутствую при красивом номере “Спасение утопающего”. Парьо пытается выправить положение твердой рукой, и получается это у него блистательно.
— Я не решился, — блеет педик. Пожатие плечами, и для человека в кожаном пальто вопрос закрыт.
— Вы давно знакомы с Бальменом? — спрашиваю его я.
— Лет десять… Я тоже занимаюсь антиквариатом, специализируюсь на нумизматике… Бальмен был одним из моих лучших клиентов и лучших друзей И он добавляет, бросив многозначительный взгляд на педика:
— Но у нас была просто дружба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25