— Без глупостей! — говорю я ему. — Бросьте револьвер, доктор, иначе с вами случится несчастье. Я стреляю быстро и метко… В комнате моей матери висит золотая медаль, подтверждающая это!
Но я зря беспокоился. Бужон и не думал нам угрожать. Он медленно поднимает оружие и приставляет его к виску.
Я бросаюсь вперед с воплем:
— Не дурите!
Но выстрел грохает прежде, чем я успеваю вмещаться. Тогда я останавливаюсь и смотрю. На виске врача образовалась большая красная дыра. Из нее хлещет струя крови. Он шатается, потом его ноги подгибаются, и он растягивается на выложенном плиткой полу кухни, как будто ему полоснули автоматной очередью по ногам.
Боксер отталкивает меня и бросается к дергающемуся в конвульсиях телу. Собака, подвывая, начинает лизать кровь, текущую из раны.
Я поворачиваюсь к Андрэ. Он не встал со своего стула и постукивает себя по кончику носа лупой, которую держит в правой руке…
— У него странная манера приветствовать гостей, — замечаю я.
Фраза повисает в полной пустоте, какая бывает только в желудке факира или в голове киноактрисы. Я наклоняюсь к Бужону.
— Он мертв, да? — спрашиваю я вслух. Андрэ подходит ко мне.
— Да, — подтверждает он.
Я в десятитысячный раз впадаю в бешенство. — Подлец! — ору я без всякого почтения к покойнику. — Мог бы сначала заговорить, а уж потом отправляться к предкам! Это провокация — стреляться на глазах у полицейских! Если бы я был в хороших отношениях со святым Петром, то попросил бы дать этому придурку дополнительных сто тысяч лет в чистилище!
— Какого дьявола он это сделал? — спрашивает Андрэ.
— Если бы я знал!.. Думаю, он испытал потрясение, увидев нас в своем доме. Он был замешан в это дело, понял, что ему крышка, и…
— Есть еще кое-что, — шепчет врач.
— Что?
— Я смотрел на этого человека… Он до ушей набит наркотиками…
Вы не заметили его расширенные зрачки, блуждающий взгляд, бледное лицо?
— Да, но…
— Этот тип был в состоянии улета. Не мог различить бред и реальность. Он застрелился почти случайно; как падает внезапно разбуженный лунатик.
— Марихуана?
— Может быть! Я узнаю это позже…
— Док, — говорю я, — время идет. Мы известим по дороге жандармерию, но я должен ехать, потому что мой патрон ждет меня в конторе.
— Надеюсь, он подождет лишние полчаса и у нас будет время съесть бифштекс с жареной картошкой?
— О! Можно сказать, что вид трупов не лишает вас аппетита! замечаю я.
— Аппетита меня может лишить только смерть, — уверяет Андрэ.
Я восхищаюсь артистизмом, с каким Андрэ очищает грушу, пользуясь для этой операции ножом и вилкой.
Мы поели молча. Теперь я чувствую приятное тепло хорошо идущего пищеварения.
— Четвертый! — говорю я.
Я сказал это для себя, но мой спутник с удивлением смотрит на меня.
— Что вы сказали? Я спускаюсь на землю.
— Я сказал “четвертый”, думая о докторе Бужоне. Видите ли, док, в одно прекрасное утро я случайно сунул нос в драму с пятью персонажами… Из этих пятерых четверо мертвы… Сначала умер антиквар Бальмен, потом его коллега и друг Парьо, затем дочь Бужона — по его собственному признаю — и, наконец, сам Бужон… Мне остается только поймать маленького педика, ударившегося в бега.
Я спокойно излагаю факты в их хронологическом порядке.
— Бальмен умер с помощью Парьо… Это доказывает устройство в его машине.
— Пожалуй.
— Несмотря ни на что, Парьо тоже боялся… Из всех вопросов, которые я себе задаю, больше Всего мой мозг занимает тот, что относится к этому “На помощь”… Почему он боялся, если был по меньшей мере соучастником странного убийства своего коллеги?
— Он был прав, что боялся, раз на следующий день убили и его, замечает Андрэ.
— Я сказал себе то же самое… Странно! Парьо не мог лечь спать, не поставив в гараж свою машину, — он был аккуратным человеком…
Снотворного ему не подсыпали, не привязывали… Поза была совершенно спокойная, как будто он действительно спал.
— Сан-Антонио, — заявляет Андрэ, — со всеми этими историями я забыл вам рассказать об одной констатации, которую сделал после вскрытия…
Я должен был заметить это раньше, но вы так спешили, и я искал следы снотворного!
Я дрожу, как вибратор.
— Скажите, вы что, хотите заставить меня умереть от любопытства?
— Незадолго до своей смерти Парьо занимался любовью…
Я смотрю на Андрэ, чтобы узнать, не насмехается ли он надо мной.
Но он серьезен, как конклав.
— Это подтверждает только то, что его любовница действительно находилась у него незадолго до его смерти… Ну и что?
— А то, что если вы позволите, то у меня есть своя теория не насчет того, как он умер, а как он мог умереть…
— Я жадно слушаю вас, док.
— Вы когда-нибудь занимаетесь любовью, Сан-Антонио?
— Допустим, что очень часто, и не будем больше об этом.
— Ладно. Что вы делаете сразу после этого? Моя физиономия расплывается в улыбке.
— Какой странный вопрос… После! После, док, я возвращаюсь домой, как и все нормальные французы!
— Не шутите. Вы немного валяетесь в постели, чтобы восстановить свои силы, так?
— Да.
— Мечтаете, да?
— Да.
— Чувствуете животную грусть, о которой говорит знаменитая латинская пословица, да?
— Да.
— Все мужчины таковы.
— Неужели?
— Так вот. Нет никаких причин считать, что Парьо был устроен иначе.
— Никаких.
— Предположим, что Парьо позанимался любовью и отдыхает. Его партнерша встает, включает тихо радио и идет на кухню, где открывает все газовые конфорки. Радио не дает Парьо услышать тихий свист газа.
— А девица тем временем…
— Девица? Она нарочно шумит на кухне, в ванной комнате. Время от времени она показывается, создавая обычную, нормальную атмосферу.
Парьо не чувствует газа. Он немного оглушен любовью.
Я киваю.
— Ваша теория очень оригинальна, док. Снимаю шляпу. Но скажите, а как же девушка? Она не наглоталась газа?
— Нет, — отвечает Андрэ, — потому что запаслась противогазом.
Противогазы можно найти где угодно. Она дожидается, пока Парьо потеряет сознание, после чего ставит кипятить пол-литра молока.
Я усмехаюсь.
— И зажигает спичку в квартире, полной газа? Получился бы миленький взрывчик.
Мне доставляет удовольствие поймать его на ошибке.
— Это верно, — соглашается он. — Значит, она поставила кипятить молоко до того, как открыла все конфорки. Она дождалась, пока оно выльется на плиту, после чего погасила огонь. Затем сделала все то, о чем я вам рассказал. Прежде чем уйти, она закрыла все конфорки, кроме той, на которой стояла кастрюлька с молоком.
Я чувствую, что Андрэ прав. По мере того как он рассказывает, в моем мозгу идет цветное кино.
— Браво, — кричу я, — вы новый Шерлок Холмс. Он довольно улыбается.
— Нет никаких доказательств, что я прав, это только гипотеза, и я лучше кого бы то ни было понимаю, что она очень хрупка!
— Но тем не менее все могло произойти именно так… Ну ладно, а дальше? Раз уж вы здесь, доктор, расскажите мне продолжение. Очень захватывающая история.
— Продолжение? — переспрашивает он.
— Да. Девушка возвращается ночью сюда, в Гуссанвиль, только не одна, а с кем-то… Вероятно, это был Джо…
— Но вы мне только что сказали, что Джо не выходил из дома?
— Возможно, он нашел способ смыться! — Очевидно. Значит, он приехал сюда с девушкой, убил ее и сжег?
— Это вас шокирует?
— Да, из-за барана. Баран отличная идея, но она предполагает подготовку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25