Мы
посидели минут пять, потом разгоряченность, вызванная быстрой ходьбой, ушла,
и холод начал пробирать меня до костей. Сейчас проявилась совершенно
неизвестная мне часть Его личности, и я не понимал, с какой стороны к Нему
подойти и как узнать, в чем дело. По прошествии еще пяти минут я решил пойти
напролом.
-- Что случилось? -- спросил я.
-- Джекоб, я вынужден выбирать одно из двух решений, каждое из которых
по-своему неприятно, -- его голос снова был прежним: глубоким, ровным,
лишенным эмоций. Именно так должна была бы разговаривать машина, а не
голосом соблазнительницы. -- Один из вариантов развития событий приведет к
тому, что ты станешь меньше уверен во мне и начнешь меня побаиваться.
-- Нет, -- сказал я.
-- Так оно и будет. Я знаю. Ты испытаешь легкое отвращение, и это
наложит отпечаток на твое отношение ко мне. А мне не хочется терять твою
дружбу.
-- А второй вариант?
-- Я могу задержать происходящие во мне изменения и вернуться к ним
только после того, как мы доберемся до хижины. Это может означать потерянный
день.
-- Что ты хочешь сказать? -- Вопреки моему желанию в моих словах
проскользнула нотка страха. Должно быть. Он ее уловил, потому что улыбнулся
и похлопал меня по плечу.
-- Мне нужна пища, -- сказал Он. -- Я не могу ждать до тех пор, пока мы
дойдем до места. Преобразование в разгаре, и я нуждаюсь в энергии для
создания большого количества мышечной ткани, иначе я столкнусь с очень
серьезным препятствием.
-- Я не представляю, как ты собираешься раздобыть пищу прямо здесь. И
точно так же я не понимаю, что такого ты можешь сделать, чтобы расстроить
меня и вызвать у меня отвращение.
-- Ну что ж, -- сказал Он. -- Я не стану замедлять процесс. Если тебе
не понравится то, что будет происходить, постарайся помнить, что это
необходимо.
Он снова снял перчатки и опустился на колени, очистил от снега площадку
размером примерно в два квадратных фута и прижал ладони к земле. Мне
показалось, что Его руки растаяли и потекли в глубь почвы. Застывшая земля
пошла трещинами, а потом и брызгами, пока Он зондировал и перемешивал ее.
Через несколько минут Он улыбнулся и оторвал руки от почвы. Его пальцы снова
приобрели нормальную форму -- так, словно они были резиновыми, и их сперва
вытянули, а потом отпустили.
-- Я нашел двоих, -- загадочно сказал Он. -- Этого вполне достаточно.
-- Что-что? -- не понял я.
-- Смотри.
Я пошел следом за ним через заросли кустарника и бурелом. Он легко и
непринужденно раздвинул бревна. Под бревнами обнаружилась какая-то нора. На
этот раз Он удлинил всю руку, а не одни лишь пальцы, и запустил ее в нору.
Внезапно Он вздрогнул и замолотил рукой внутри норы. Потом Он вытащил из
норы кролика. Животное было задушено. Несколько мгновений спустя Он проделал
то же самое со вторым кроликом и положил его рядом с первым.
-- А вот это может показаться тебе отвратительным, -- сказал Он. -- Я
собираюсь съесть их сырыми. Разводить костер слишком рискованно, да и
времени нет.
-- Обо мне можешь не беспокоиться, -- ответил я, хотя сам плохо
понимал, какие чувства испытываю. Конечно же вид крови меня не смущал. Если
бы я боялся крови или вида внутренностей, я не смог бы стать врачом. Но
съесть сырым еще теплого кролика...
Он поднял первого кролика левой рукой, а пальцы правой заострил и
спустил со зверька шкурку, как с банана. Потом он освежевал второго кролика
и принялся есть их, пока те не остыли. Он отправлял в рот кусок за куском, и
кровь текла по подбородку. Наконец от кроликов остались только кости.
Похоже, Он даже не жевал мясо, а прямо так кусками и глотал, лишь бы
побыстрее покончить с неприятной необходимостью.
-- Ну что ж, -- сказал Он, поднимаясь и утирая губы. -- Пора идти.
Его глаза блестели.
Несмотря на все мои старания держать себя в руках, мой желудок
задергался, как умирающее животное, которое ищет место, где можно лечь и
спокойно сдохнуть. Я повернулся и пошел первым. Здесь было меньше снега, чем
на открытом месте или там, где лес был пореже. На ходу я пытался разобраться
в массе противоречивых чувств, затопивших мое сознание. Он -- величайшее
благодеяние для человечества, разве не так? Конечно, да! Стоит лишь
вспомнить о мощи, скрывающейся в Его руках, о способности исцелять, пылающей
в каждой клетке Его тела. Это не паровая машина, не электрическая лампочка и
не более мощный ракетный двигатель; это панацея от всех болезней, терзающих
род человеческий. Я должен снисходительно относиться ко всяким мелочам
наподобие Его дикого аппетита или потребления в целях получения энергии
пойманных кроликов -- крови, внутренностей и всего прочего. А должен ли? Да,
должен. Только слабоумный может выбросить ценнейшую вещь из-за
незначительных поверхностных дефектов.
Дул ветер.
Снег хлестал меня по лицу.
Как холодно...
Но беспокойство не отступало. Да, возможно, раньше Он был добр и
великодушен -- когда я похитил его, когда Он отбил у смерти людей,
пострадавших от взрыва и пожара. Но кто сказал, что Он будет так же хорошо
относиться к людям и потом, после того, как окончательно изменится?
Возможно, мы станем казаться Ему неполноценными. Достойными жалости. А
возможно, бесполезными и никчемными. Или даже паразитами, которых нужно
уничтожать.
Меня бросило в дрожь.
Черт побери! Я рассуждаю, как суеверный мальчишка или старый
маразматик! Это же не новая экранизация замшелой истории о Франкенштейне!
Мой искусственный человек не мог наброситься на меня, словно какое-нибудь
неразумное животное. Я покачал головой и постарался избавиться от нездоровых
мыслей.
Через тридцать пять минут мы вышли из лесу и оказались перед перевалом.
Отвязав снегоступы от рюкзаков -- в лесу мы шли без них, -- снова их надели.
Я напомнил себе, что нужно быть очень осторожным. Я не могу позволить себе
снова провалиться и потерять еще два часа. Мы двинулись вверх и как раз
взошли на седловину, когда до нас долетел какой-то звук.
- Что это? -- спросил Он, взяв меня за руку и остановившись. Я сдернул
маску и застыл, прислушиваясь. Звук долетел снова, низкий и глухой.
-- Это волки, -- сказал я. -- Волчья стая.
посидели минут пять, потом разгоряченность, вызванная быстрой ходьбой, ушла,
и холод начал пробирать меня до костей. Сейчас проявилась совершенно
неизвестная мне часть Его личности, и я не понимал, с какой стороны к Нему
подойти и как узнать, в чем дело. По прошествии еще пяти минут я решил пойти
напролом.
-- Что случилось? -- спросил я.
-- Джекоб, я вынужден выбирать одно из двух решений, каждое из которых
по-своему неприятно, -- его голос снова был прежним: глубоким, ровным,
лишенным эмоций. Именно так должна была бы разговаривать машина, а не
голосом соблазнительницы. -- Один из вариантов развития событий приведет к
тому, что ты станешь меньше уверен во мне и начнешь меня побаиваться.
-- Нет, -- сказал я.
-- Так оно и будет. Я знаю. Ты испытаешь легкое отвращение, и это
наложит отпечаток на твое отношение ко мне. А мне не хочется терять твою
дружбу.
-- А второй вариант?
-- Я могу задержать происходящие во мне изменения и вернуться к ним
только после того, как мы доберемся до хижины. Это может означать потерянный
день.
-- Что ты хочешь сказать? -- Вопреки моему желанию в моих словах
проскользнула нотка страха. Должно быть. Он ее уловил, потому что улыбнулся
и похлопал меня по плечу.
-- Мне нужна пища, -- сказал Он. -- Я не могу ждать до тех пор, пока мы
дойдем до места. Преобразование в разгаре, и я нуждаюсь в энергии для
создания большого количества мышечной ткани, иначе я столкнусь с очень
серьезным препятствием.
-- Я не представляю, как ты собираешься раздобыть пищу прямо здесь. И
точно так же я не понимаю, что такого ты можешь сделать, чтобы расстроить
меня и вызвать у меня отвращение.
-- Ну что ж, -- сказал Он. -- Я не стану замедлять процесс. Если тебе
не понравится то, что будет происходить, постарайся помнить, что это
необходимо.
Он снова снял перчатки и опустился на колени, очистил от снега площадку
размером примерно в два квадратных фута и прижал ладони к земле. Мне
показалось, что Его руки растаяли и потекли в глубь почвы. Застывшая земля
пошла трещинами, а потом и брызгами, пока Он зондировал и перемешивал ее.
Через несколько минут Он улыбнулся и оторвал руки от почвы. Его пальцы снова
приобрели нормальную форму -- так, словно они были резиновыми, и их сперва
вытянули, а потом отпустили.
-- Я нашел двоих, -- загадочно сказал Он. -- Этого вполне достаточно.
-- Что-что? -- не понял я.
-- Смотри.
Я пошел следом за ним через заросли кустарника и бурелом. Он легко и
непринужденно раздвинул бревна. Под бревнами обнаружилась какая-то нора. На
этот раз Он удлинил всю руку, а не одни лишь пальцы, и запустил ее в нору.
Внезапно Он вздрогнул и замолотил рукой внутри норы. Потом Он вытащил из
норы кролика. Животное было задушено. Несколько мгновений спустя Он проделал
то же самое со вторым кроликом и положил его рядом с первым.
-- А вот это может показаться тебе отвратительным, -- сказал Он. -- Я
собираюсь съесть их сырыми. Разводить костер слишком рискованно, да и
времени нет.
-- Обо мне можешь не беспокоиться, -- ответил я, хотя сам плохо
понимал, какие чувства испытываю. Конечно же вид крови меня не смущал. Если
бы я боялся крови или вида внутренностей, я не смог бы стать врачом. Но
съесть сырым еще теплого кролика...
Он поднял первого кролика левой рукой, а пальцы правой заострил и
спустил со зверька шкурку, как с банана. Потом он освежевал второго кролика
и принялся есть их, пока те не остыли. Он отправлял в рот кусок за куском, и
кровь текла по подбородку. Наконец от кроликов остались только кости.
Похоже, Он даже не жевал мясо, а прямо так кусками и глотал, лишь бы
побыстрее покончить с неприятной необходимостью.
-- Ну что ж, -- сказал Он, поднимаясь и утирая губы. -- Пора идти.
Его глаза блестели.
Несмотря на все мои старания держать себя в руках, мой желудок
задергался, как умирающее животное, которое ищет место, где можно лечь и
спокойно сдохнуть. Я повернулся и пошел первым. Здесь было меньше снега, чем
на открытом месте или там, где лес был пореже. На ходу я пытался разобраться
в массе противоречивых чувств, затопивших мое сознание. Он -- величайшее
благодеяние для человечества, разве не так? Конечно, да! Стоит лишь
вспомнить о мощи, скрывающейся в Его руках, о способности исцелять, пылающей
в каждой клетке Его тела. Это не паровая машина, не электрическая лампочка и
не более мощный ракетный двигатель; это панацея от всех болезней, терзающих
род человеческий. Я должен снисходительно относиться ко всяким мелочам
наподобие Его дикого аппетита или потребления в целях получения энергии
пойманных кроликов -- крови, внутренностей и всего прочего. А должен ли? Да,
должен. Только слабоумный может выбросить ценнейшую вещь из-за
незначительных поверхностных дефектов.
Дул ветер.
Снег хлестал меня по лицу.
Как холодно...
Но беспокойство не отступало. Да, возможно, раньше Он был добр и
великодушен -- когда я похитил его, когда Он отбил у смерти людей,
пострадавших от взрыва и пожара. Но кто сказал, что Он будет так же хорошо
относиться к людям и потом, после того, как окончательно изменится?
Возможно, мы станем казаться Ему неполноценными. Достойными жалости. А
возможно, бесполезными и никчемными. Или даже паразитами, которых нужно
уничтожать.
Меня бросило в дрожь.
Черт побери! Я рассуждаю, как суеверный мальчишка или старый
маразматик! Это же не новая экранизация замшелой истории о Франкенштейне!
Мой искусственный человек не мог наброситься на меня, словно какое-нибудь
неразумное животное. Я покачал головой и постарался избавиться от нездоровых
мыслей.
Через тридцать пять минут мы вышли из лесу и оказались перед перевалом.
Отвязав снегоступы от рюкзаков -- в лесу мы шли без них, -- снова их надели.
Я напомнил себе, что нужно быть очень осторожным. Я не могу позволить себе
снова провалиться и потерять еще два часа. Мы двинулись вверх и как раз
взошли на седловину, когда до нас долетел какой-то звук.
- Что это? -- спросил Он, взяв меня за руку и остановившись. Я сдернул
маску и застыл, прислушиваясь. Звук долетел снова, низкий и глухой.
-- Это волки, -- сказал я. -- Волчья стая.
4
Вокруг не было ни укрытия, куда можно бы было спрятаться, ни деревьев,
чтобы на них вскарабкаться. Нам оставалось лишь стоять и надеяться, что
волки нас не учуют, что они пробегут по другому склону по дну долины -- в
общем, что они нас не заметят. Но волосы у меня норовили встать дыбом, а по
спине бегали мурашки. Я даже не думал, что так бывает. Волки -- опасные
противники. Они очень умны, возможно, умнее любого другого животного. А
ветер нес наш запах как раз в ту сторону, откуда долетал мрачный, унылый
вой.
-- Я очень мало читал о волках, -- сказал Он. -- Но они бывают очень
злобными, особенно когда голодны и охотятся. Я прав?
-- Даже слишком, -- ответил я, доставая пистолет. Теперь, когда моими
противниками оказались не люди, а дикие животные, мне страстно захотелось,
чтобы мое оружие стреляло чем-нибудь посущественнее наркострелок. Нынешняя
зима выдалась суровой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38