У Болдина даже возникло предположение, что Яковлев мог представлять за рубежом интересы нашей военной разведки или КГБ, но никак не заниматься тем, в чем его подозревали сотрудники Крючкова. Да и в Канаде как посол он был в курсе всех чекистских мероприятий.
Поэтому то, что сказал Крючков, Болдин воспринял неоднозначно. Но он не мог легко отбросить и то, в чем уверен был Крючков. И потому сказал, что если у него сведения серьезны и обоснованны, то не сообщить о них Горбачеву нельзя.
Крючков проследовал в кабинет генсека.
Спустя какое-то время Горбачев спросил Болдина:
— Ты знаешь о том, что за Яковлевым тянется колумбийский хвост?
Болдин ответил, что слышал, но не знает деталей. Горбачев сказал, что просил Крючкова переговорить с Яковлевым.
— Может, и ты примешь участие в беседе? — предложил он Болдину.
Такой уж характер у Михаила Сергеевича — все неприятное он спихивал на кого-то другого.
— Участвовать в такой беседе мне крайне не хотелось, — вспоминает Валерий Иванович. — Не располагая никакими фактами, не зная источников подозрения, я должен был присутствовать при тягчайшем обвинении человека, поднявшегося до самых высоких вершин власти великой державы. Конечно, я знал, что среди советской агентуры влияния за рубежом бывали и короли, и президенты, но это, видимо, чаще всего случалось с представителями разложившихся демократий. Но чтобы такое у нас? Не хотелось верить даже после того, как начальник Генерального штаба маршал Ахромеев подтвердил, что военная разведка располагает приблизительно такими же данными, как и КГБ. Подумалось: а вдруг это следствие неприязненного отношения Ахромеева, да и почти всего генералитета к Яковлеву?..
Итак, генсек поручил одному члену Политбюро ЦК сообщить о подозрениях в связях со спецслужбами зарубежных стран и потребовать объяснений от другого члена Политбюро, секретаря ЦК. И каким образом? В частном разговоре!
О ПОЛЬЗЕ САУНЫ
Беседа состоялась через две-три недели в непринужденной обстановке — не только при расстегнутых воротничках, но и вообще без всего, что можно было расстегнуть.
Глава КГБ выполнял поручение генсека в сауне — между двумя заходами в жаровню. Впрочем, в римских банях решались и не такие щекотливые вопросы!
Крючков заранее договорился с Болдиным, что тот оставит его наедине с Яковлевым на короткое время для разговора с глазу на глаз. Так и поступили.
Как только они остались вдвоем, Крючков сообщил коллеге по Политбюро, что он располагает одной крайне неприятной информацией, с содержанием которой и хотел бы его ознакомить.
— Вкратце я изложил Александру Николаевичу суть дела, — вспоминает Крючков. — Вид у Яковлева, надо сказать, был неважнецкий, он был явно растерян и ничего не мог выдавить из себя в ответ, только тяжело вздыхал. Я тоже молчал. Так мы и просидели до возвращения Болдина, не проронив ни слова по существу. Я понял, что Яковлев просто не знает, что сказать в ответ, судя по всему, для него весь этот разговор явился полной неожиданностью. Значит, Горбачев, подумал я, решил не торопить события и не предупредил заранее своего протеже. В этой ситуации оставалось только ждать продолжения всей этой истории.
Ожидаемого продолжения не было. Подозреваемый в сотрудничестве с зарубежными спецслужбами член Политбюро и секретарь ЦК не явился за разъяснениями к генсеку. Он вел себя так, будто ничего не произошло.
Хотя, по словам Болдина, первое время Горбачев ограничил количество документов, направляемых лично Яковлеву. Были такие бумаги, которые генсек расписывал двум-трем, иногда четырем человекам. Это были наиболее важные секреты государства. Так вот, Горбачев стал ограничивать Яковлева в подобной информации, а с уходом его из Политбюро и вовсе перестал направлять ему сколько-нибудь секретные материалы.
Иных мер принимать не стал. Когда председатель КГБ проинформировал его о результатах разговора с Яковлевым и спросил, а может все же стоит провести проверку полученного сигнала, генсек согласия не дал.
— Поговори с ним еще раз. — в обычной своей манере, на «ты», посоветовал Горбачев.
Крючкову оставалось только подчиниться. И он поехал на Старую площадь с каким-то пустяковым вопросом. Главным, конечно, было выяснить, не говорил ли Яковлев с кем-либо, в частности, с Горбачевым, о недавней беседе.
— Вопрос-то серьезный, Александр Николаевич, — сказал Крючков. — Мало ли что может быть…
В ответ Яковлев тихо произнес:
— Нет.
И снова глава КГБ доложил генсеку о повторном разговоре с Яковлевым. Горбачев никак не отреагировал. На том дело и кончилось — молчал генсек, молчал Яковлев. А вскоре Александр Николаевич ушел из ЦК и был назначен руководителем группы консультантов при президенте. Правда, членом Совета безопасности не стал. Эту должность он займет позже — после августа девяносто первого.
КОЛУМБИЙСКИЙ СЛЕД
— Неужели это Колумбийский университет, неужели это старое?! — вырвалось у Горбачева, когда председатель КГБ Крючков проинформировал его о поступивших агентурных сообщениях, согласно которым член Политбюро Яковлев сотрудничал с зарубежными спецслужбами.
Генсек, по рассказу Крючкова, был в полном смятении, никак не мог совладать со своими чувствами. Придя в себя, он спросил, насколько достоверна полученная информация и можно ли верить источнику, ее предоставившему.
— Источник абсолютно надежен, — ответил Крючков. — Но объект информации настолько неординарен, что весь материал нуждается еще в одной контрольной проверке.
Глава КГБ сообщил, что каналы и способы проведения необходимых проверочных мероприятий в данном случае имеются, и притом весьма эффективные, так что всю работу можно провести в сжатые сроки.
Горбачев долго молча ходил по кабинету.
— Возможно, с тех пор он вообще для них ничего не делал, — заглядывая в глаза Крючкову, сказал он. — Сам видишь, они недовольны его работой, поэтому и хотят, чтобы он ее активизировал!
Эти подробности Крючков, к тому времени выпущенный из «Матросской тишины», привел в своей публикации «Посол беды». История с Яковлевым впервые публиковалась в открытой печати. Потрясенные читатели узнавали сведения, о которых ходили глухие слухи.
Крючков поведал, что первые сообщения о связях Яковлева с американскими спецслужбами были получены еще в 1960 году. Тогда Яковлев с группой советских стажеров, в числе которых был и Олег Калугин, в течение года стажировался в США в Колумбийском университете.
ФБР проявило повышенный интерес к ним с целью возможного приобретения в их лице перспективных источников информации, проще говоря, готовя почву для их вербовки. Это обычное дело для разведслужб всех стран, и бойцы невидимых фронтов всегда стараются не упустить свой шанс.
К сожалению, утверждает Крючков, стажеры, оказавшись вдали от всевидящего ока отечественных служб безопасности, дали немало поводов для противника рассчитывать в этом деле на успех. Яковлев, например, отлично понимал, что находится под пристальным наблюдением американцев, чувствовал, к чему клонят его новые американские друзья, но правильных выводов для себя не сделал. Он пошел на несанкционированный контакт с американцами, а когда на Лубянке стало известно об этом, изобразил дело таким образом, будто сделал это в стремлении получить нужные для советской страны материалы из закрытой библиотеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155