Шел третий час утра. Мне очень хотелось узнать, где Чой. Я все надеялась его увидеть. Но напрасно.
…Каждый день меня заставляли присутствовать при допросах и пытках, которым подвергались все, кого хоть в какой-то степени подозревали причастным к покушению на министра обороны США.
Особенно жестоко пытали Лоя, юношу, арестованного на месте готовившегося покушения вместе с Чоем.
Вечером того первого дня заключения, когда Чой в полдень выпрыгнул в окно, Лой тоже попытался бежать. Он перелез через тюремную стену, но был схвачен. Здесь, в тюрьме, я увидела Лоя впервые. Очень молодой, лет восемнадцати, наверное. Он был уроженцем той же деревни, что и Чой. Когда его арестовали и бросили в тюрьму, другие заключенные вначале отнеслись к нему с недоверием: из-за завитых волос его приняли за модника. Но затем узнали, что Лой работал парикмахером; хозяин заставил Лоя делать себе экстравагантные прически. А когда стало известно, что Лой участвовал в подготовке покушения на Макнамару, недоверие к нему быстро уступило место уважению.
Однажды мы оказались наедине. Он выпалил:
– Чой все взял на себя. Он заявил, что все было организовано им одним и что только он один несет ответственность, никого с ним не было. Как его ни били, он повторял то же самое. Чой очень смел. Я видел, как он выпрыгнул в окно. В этот момент я сидел рядом с ним и догадался о его намерении. Он посмотрел на полицейских, находившихся в комнате, бросил взгляд через окно на улицу, а затем выпрыгнул в окно. Если бы он не упал на проходивший в это время автомобиль, ему, может быть, удалось бы скрыться, даже несмотря на то, что он был в наручниках.
Затем его поместили в палату, где лежало еще семь человек. Окна палаты были затянуты колючей проволокой, дверь постоянно заперта на ключ. В каморке рядом круглосуточно дежурили полицейские. Здесь состоялась встреча Чоя с женой.
– Увидев меня, Чой попытался приподняться, но не смог, – рассказывал Куен.
На его груди виднелись кровоподтеки и ссадины от ударов палок и кулаков. Правая нога – в гипсе. Он очень похудел, глаза ввалились, подбородок заострился. Все лицо покрыто синяками. Глядя на него, я не смогла удержать слез.
– Ну, что ты, – сказал Чой, – это я виноват во всем. Я люблю тебя, очель люблю.
– Вы начнете давать показания? Подумайте еще, – терпеливо убеждал начальник полиции, – знаете ли вы, что ваше преступление чрезвычайно тяжелое? Ведь вы хотели убить одного из самых высокопоставленных деятелей Соединенных Штатов.
– Конечно. Я готов отдать жизнь ради выполнения этой задачи, – ответил Чой.
– Тебе следовало бы подумать о молодой и красивой жене. Теперь и она попадет в тюрьму.
…Вскоре Куен поместили в центральную тюрьму.
– Меня бросили в камеру, где находилось более десяти заключенных женщин, – продолжала Куен. – Студентка А. была арестована в момент, когда наклеивала антиамериканский лозунг. Девушку В. арестовали по подозрению, потому что там, где она работала, обнаружили знамя Вьетконга. Однажды утром она возвратилась в камеру из комнаты пыток до такой степени измученной, что еле передвигала ноги и вынуждена была держаться за стенку, чтобы не упасть. Палачи загоняли ей гвозди под ногти. Войдя в камеру, она рухнула на руки подоспевших подруг и разрыдалась.
Вначале все заключенные нашей камеры отнеслись ко мне настороженно, смотрели изучающими взглядами.
Однажды мы разговорились с И. Услышав имя моего мужа, она воскликнула:
– Неужели Нгуен Ван Чой! Так, значит, вы жена Чоя, человека, который чуть было не уничтожил Макнамару?
– Да.
– Он сломал ногу, прыгнув в окно, это верно?
– Да, я была у него в больнице.
– О небо! – воскликнула И.
Вскоре уже вся тюрьма знала новость о том, что жена Нгуен Ван Чоя находится в камере № 4. Из многих камер, расположенных поблизости, доносились голоса:
– Где жена Чоя? Это та новенькая?
– Да, она самая…
Как-то одна из женщин сообщила, что совсем недавно видела Чоя.
– На носилках лежал юноша, укрытый одеялом. Была видна только его голова. Он казался не старше двадцати. На расспросы один из охранников сказал: «Это тот самый человек, который пытался убить господина Макнамару!» Услышав это, мы бросились к носилкам. Охранники кулаками отгоняли нас, но мы не отступили. В конце концов они были вынуждены разрешить кому-либо из нас поговорить с больным. Но он лежал неподвижно, с закрытыми глазами…
* * *
11 августа Чою объявили смертный приговор. Куен увидела фотографию в газете «Тхиен ти» («Добрая воля»). Да, это был Чой. Он стоял перед столом, на котором лежала мина и моток провода. Под фотографией была подпись крупными буквами: «Телефонный звонок – требование обменять жизнь американского полковника на жизнь вьетконговца Нгуен Ван Чоя». В статье говорилось следующее: «Партизаны Венесуэлы в Южной Америке поймали американского полковника и требуют обменять его на вьетконговца Нгуен Ван Чоя. Их условия: «Если во Вьетнаме расстреляют Нгуен Ван Чоя, то час спустя в Венесуэле будет расстрелян полковник Смоленс».
Куен ждала дня, когда можно будет пойти к Мою, чтобы отнести передачу, лекарства и сообщить ему это известие.
– Только 15 октября я принта в тюрьму Тихоа. На воротах тюрьмы был натянут большой транспарант. Войдя внутрь, я увидела, – рассказывала Куен, – что все стало здесь по-другому, на всем пути в отделение приговоренных к казни стояли жандармы. Я подумала: наверно, в тюрьму скоро приедут господа из Высшего государственного совета, и жандармы выставлены как почетный караул. Молча, с корзинкой в руках я прошла между двумя рядами жандармов в канцелярию отделения. Возможно, ни одна женщина никогда не ждала своего мужа в тюрьме приговоренных к смерти так спокойно и уверенно, как я тогда. А думала, что, если смогу увидеть сегодня Чоя, я расскажу ему столько новостей, прочитаю статьи, где пишут о нем, статьи, которые я уже выучила наизусть, расскажу, с какой радостью было встречено известие об обмене Чоя на полковника Смоленса. Я ждала очень долго. Больше чем через час один из полицейских сказал мне:
– Сегодня в тюрьме встреча особых гостей, никому не разрешены посещения или передачи. Придете в другой раз.
Я попросила его передать Чою в камеру корзинку с едой, но он отказал и сказал, чтобы я приходила после полудня. Было десять часов утра. Я повернулась и опять пошла между рядами жандармов, стоявших неподвижно, словно статуи, на расстоянии одного метра друг от друга. Выйдя из тюрьмы, я увидела большую группу репортеров, вьетнамских и иностранных.
Подошла к воротам, уступила дорогу военной машине «404», везшей гроб. «В тюрьме умер заключенный», – подумала я. Около тюрьмы, по всей улице Хоахынг уже стояли охранники-жандармы. Я подошла к стоянке велосипедов и вдруг услышала:
– Это жена того, кто подложил мину под мост Конгли, да-да, это она. Почему же она возвращается?
– Они собираются убить ее мужа, а она уходит?
Я не могла поверить своим ушам. Как это может случиться?
С плачем я кинулась к воротам тюрьмы.
Створки ворот были плотно закрыты. Несколько жандармов преградили путь.
– Не смейте убивать моего мужа! Дайте мне увидеть его!
Один из жандармов схватил меня за руки.
– Приказ сверху – никого в тюрьму не пускать. Обливаясь слезами, Куен кричала, требуя, чтобы они дали встретиться с Чоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
…Каждый день меня заставляли присутствовать при допросах и пытках, которым подвергались все, кого хоть в какой-то степени подозревали причастным к покушению на министра обороны США.
Особенно жестоко пытали Лоя, юношу, арестованного на месте готовившегося покушения вместе с Чоем.
Вечером того первого дня заключения, когда Чой в полдень выпрыгнул в окно, Лой тоже попытался бежать. Он перелез через тюремную стену, но был схвачен. Здесь, в тюрьме, я увидела Лоя впервые. Очень молодой, лет восемнадцати, наверное. Он был уроженцем той же деревни, что и Чой. Когда его арестовали и бросили в тюрьму, другие заключенные вначале отнеслись к нему с недоверием: из-за завитых волос его приняли за модника. Но затем узнали, что Лой работал парикмахером; хозяин заставил Лоя делать себе экстравагантные прически. А когда стало известно, что Лой участвовал в подготовке покушения на Макнамару, недоверие к нему быстро уступило место уважению.
Однажды мы оказались наедине. Он выпалил:
– Чой все взял на себя. Он заявил, что все было организовано им одним и что только он один несет ответственность, никого с ним не было. Как его ни били, он повторял то же самое. Чой очень смел. Я видел, как он выпрыгнул в окно. В этот момент я сидел рядом с ним и догадался о его намерении. Он посмотрел на полицейских, находившихся в комнате, бросил взгляд через окно на улицу, а затем выпрыгнул в окно. Если бы он не упал на проходивший в это время автомобиль, ему, может быть, удалось бы скрыться, даже несмотря на то, что он был в наручниках.
Затем его поместили в палату, где лежало еще семь человек. Окна палаты были затянуты колючей проволокой, дверь постоянно заперта на ключ. В каморке рядом круглосуточно дежурили полицейские. Здесь состоялась встреча Чоя с женой.
– Увидев меня, Чой попытался приподняться, но не смог, – рассказывал Куен.
На его груди виднелись кровоподтеки и ссадины от ударов палок и кулаков. Правая нога – в гипсе. Он очень похудел, глаза ввалились, подбородок заострился. Все лицо покрыто синяками. Глядя на него, я не смогла удержать слез.
– Ну, что ты, – сказал Чой, – это я виноват во всем. Я люблю тебя, очель люблю.
– Вы начнете давать показания? Подумайте еще, – терпеливо убеждал начальник полиции, – знаете ли вы, что ваше преступление чрезвычайно тяжелое? Ведь вы хотели убить одного из самых высокопоставленных деятелей Соединенных Штатов.
– Конечно. Я готов отдать жизнь ради выполнения этой задачи, – ответил Чой.
– Тебе следовало бы подумать о молодой и красивой жене. Теперь и она попадет в тюрьму.
…Вскоре Куен поместили в центральную тюрьму.
– Меня бросили в камеру, где находилось более десяти заключенных женщин, – продолжала Куен. – Студентка А. была арестована в момент, когда наклеивала антиамериканский лозунг. Девушку В. арестовали по подозрению, потому что там, где она работала, обнаружили знамя Вьетконга. Однажды утром она возвратилась в камеру из комнаты пыток до такой степени измученной, что еле передвигала ноги и вынуждена была держаться за стенку, чтобы не упасть. Палачи загоняли ей гвозди под ногти. Войдя в камеру, она рухнула на руки подоспевших подруг и разрыдалась.
Вначале все заключенные нашей камеры отнеслись ко мне настороженно, смотрели изучающими взглядами.
Однажды мы разговорились с И. Услышав имя моего мужа, она воскликнула:
– Неужели Нгуен Ван Чой! Так, значит, вы жена Чоя, человека, который чуть было не уничтожил Макнамару?
– Да.
– Он сломал ногу, прыгнув в окно, это верно?
– Да, я была у него в больнице.
– О небо! – воскликнула И.
Вскоре уже вся тюрьма знала новость о том, что жена Нгуен Ван Чоя находится в камере № 4. Из многих камер, расположенных поблизости, доносились голоса:
– Где жена Чоя? Это та новенькая?
– Да, она самая…
Как-то одна из женщин сообщила, что совсем недавно видела Чоя.
– На носилках лежал юноша, укрытый одеялом. Была видна только его голова. Он казался не старше двадцати. На расспросы один из охранников сказал: «Это тот самый человек, который пытался убить господина Макнамару!» Услышав это, мы бросились к носилкам. Охранники кулаками отгоняли нас, но мы не отступили. В конце концов они были вынуждены разрешить кому-либо из нас поговорить с больным. Но он лежал неподвижно, с закрытыми глазами…
* * *
11 августа Чою объявили смертный приговор. Куен увидела фотографию в газете «Тхиен ти» («Добрая воля»). Да, это был Чой. Он стоял перед столом, на котором лежала мина и моток провода. Под фотографией была подпись крупными буквами: «Телефонный звонок – требование обменять жизнь американского полковника на жизнь вьетконговца Нгуен Ван Чоя». В статье говорилось следующее: «Партизаны Венесуэлы в Южной Америке поймали американского полковника и требуют обменять его на вьетконговца Нгуен Ван Чоя. Их условия: «Если во Вьетнаме расстреляют Нгуен Ван Чоя, то час спустя в Венесуэле будет расстрелян полковник Смоленс».
Куен ждала дня, когда можно будет пойти к Мою, чтобы отнести передачу, лекарства и сообщить ему это известие.
– Только 15 октября я принта в тюрьму Тихоа. На воротах тюрьмы был натянут большой транспарант. Войдя внутрь, я увидела, – рассказывала Куен, – что все стало здесь по-другому, на всем пути в отделение приговоренных к казни стояли жандармы. Я подумала: наверно, в тюрьму скоро приедут господа из Высшего государственного совета, и жандармы выставлены как почетный караул. Молча, с корзинкой в руках я прошла между двумя рядами жандармов в канцелярию отделения. Возможно, ни одна женщина никогда не ждала своего мужа в тюрьме приговоренных к смерти так спокойно и уверенно, как я тогда. А думала, что, если смогу увидеть сегодня Чоя, я расскажу ему столько новостей, прочитаю статьи, где пишут о нем, статьи, которые я уже выучила наизусть, расскажу, с какой радостью было встречено известие об обмене Чоя на полковника Смоленса. Я ждала очень долго. Больше чем через час один из полицейских сказал мне:
– Сегодня в тюрьме встреча особых гостей, никому не разрешены посещения или передачи. Придете в другой раз.
Я попросила его передать Чою в камеру корзинку с едой, но он отказал и сказал, чтобы я приходила после полудня. Было десять часов утра. Я повернулась и опять пошла между рядами жандармов, стоявших неподвижно, словно статуи, на расстоянии одного метра друг от друга. Выйдя из тюрьмы, я увидела большую группу репортеров, вьетнамских и иностранных.
Подошла к воротам, уступила дорогу военной машине «404», везшей гроб. «В тюрьме умер заключенный», – подумала я. Около тюрьмы, по всей улице Хоахынг уже стояли охранники-жандармы. Я подошла к стоянке велосипедов и вдруг услышала:
– Это жена того, кто подложил мину под мост Конгли, да-да, это она. Почему же она возвращается?
– Они собираются убить ее мужа, а она уходит?
Я не могла поверить своим ушам. Как это может случиться?
С плачем я кинулась к воротам тюрьмы.
Створки ворот были плотно закрыты. Несколько жандармов преградили путь.
– Не смейте убивать моего мужа! Дайте мне увидеть его!
Один из жандармов схватил меня за руки.
– Приказ сверху – никого в тюрьму не пускать. Обливаясь слезами, Куен кричала, требуя, чтобы они дали встретиться с Чоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134