— Охранник не был так же вежлив и обходителен, как тогда, на дне рождения Тамары, сообщая, что Фролов не приедет.
— Как это? Я же звонил час назад, — растерялся Сева.
— Тебе же русским языком говорят: никого нет дома! — И, предвидя следующие вопросы, страж информировал: — Улетели.
— Куда?
— Для тебя — в никуда! — Охранник захлопнул дверь.
Сева оторопело стоял перед входом с нелепо торчащим перед собственным носом букетом, потом сунул его под мышку, сделал несколько неуверенных шагов от двери, остановился, долго смотрел на букет, что-то соображая, тряхнул им, как банным веником, и резко швырнул цветы на заснеженный асфальт.
Из распластанных цветов вывалилась писулька Губана.
Поднял ее, на этот раз внимательно прочитал...
Из заиндевевшего оконца Тамариного подъезда выглядывал охранник.
— Привет! — В квартире на Пушкинской из-за стола ему улыбалась... «шахтинская» Галка.
Он подошел, отдалившись от сопровождающего Губана.
— Какими судьбами? Из Ростова?
— Из Москвы. — И предвкушая его удивление, продолжила с расстановкой: — Я теперь директор фабрики местной промышленности.
— Как? — вырвалось у него.
— Ты помнишь моего партнера... того, в «Поплавке»?
— Да.
— Он сделал. Купил мне место.
— Ты говорила — он из Ростова.
— Он — отовсюду...
— Но ведь ты... это... засвечена на Петровке...
Галка засмеялась:
— На Петровке тоже деньги любят. Садись сюда... — Она подвинула соседний стул ближе к своей стройной ляжке, четко рисовавшейся из-под юбки с чехлом. — Ну, за старый год! Мы живы и даже неплохо его провожаем.
Выпили. Галка активно подкладывала Севе закуски — тот самый дефицит, так искомый в магазинах накануне праздников.
— Миноги хочешь?
После второй рюмки за старый год возник Губан, попытался облапить, но Галка живо отшила:
— Мужик, прекрати работу!
Губан, неловко хихикнув, заглотнул фужер водки и удалился на другой конец стола.
Гости под музыку «Истамбула» запивали проглоченные таблетки кодеина.
Галка вдруг сообщила Севе на ухо планы об их радужном совместном существовании.
— Собиралась тебе звонить. Сразу после Нового года...
— Куда? Я там уже не живу.
— Ну и что? Ты же центровой — тебя в «Национале» каждый знает.
Губан со своего места внимательно, как может только пьянеющий человек, наблюдал за их разговором.
— Пойдешь ко мне на фабрику...
— Ты уже предлагала раньше — завклубом...
— Это в Шахтах, а здесь — выше. Культоргом дирекции.
— У меня интерес на киностудии...
— Ну... я помогу... твоему интересу, переезжай ко мне на квартиру. Поживем... понравится — распишемся?
Внезапно Сева оказался на полу, лежа на спинке своего опрокинутого стула. Над ним стоял Губан и хохотал:
— Будешь помнить, как лезть к чужим бабам!
Сева вскочил, бросился к Губану, но между ними возник быстро отваливший от компании кодеинщиков Андрей Коробов — боксер, чемпион «Спартака» в тяжелом весе.
— Только не здесь! А то мебель переломаете. И кровью зальете паркет. Раздевайтесь до пояса, чтобы рубашки остались в порядке…
Они разделись, побросав одежду на стулья.
— Пошли! — скомандовал Андрей.
Остальные гости не захотели участвовать в аттракционе. Только Галка провожала их взглядом, приподнимаясь со стула.
Медленно спустились с третьего этажа по старой литой лестнице. Губан первым, между ним и Севой — мощная фигура Андрея Коробова.
Вышли на заснеженную улицу.
На тротуаре он развел бойцов, отскочил к Сене и взмахнул рукой:
— Сходитесь!
Они ринулись друг на друга, принялись молотить кулаками носы, скулы, рты...
Пар валил из ноздрей.
Губан не выдержал — он, в отличие от Севы, курил, и дыхалки не хватило, — как был, голый по пояс, убежал домой в «Славянский базар», где жил тогда в огромной коммунальной квартире.
Сева смотрел ему вслед, но победного было мало в его окровавленном лице.
На Спасской башне ударили новогодние куранты.
Галка — «дама сердца» накинула на Севу принесенное пальто.
Он благодарно кивнул и слушал бой часов, успокаивая дыхание.
В простреле между Историческим и Музеем Ленина сияла звезда Спасской башни.
Он с Галкой расположился в «Национале» за уютным столиком у стены.
Мельхиоровый кофейник, такой же молочник, яблочный пай. В общем, то, что мог позволить на свою зарплату Сева.
— Ну и что ты так надолго исчез?
— Проклятое кино засасывает! — отшутился Сева.
— Смотри, не потони.
— Тебя позову спасать!
— Всегда готова. Я ведь не зря тебе тогда предлагала... Переезжай ко мне.
— Учту предложение...
— А я, пока тебя не было, новый гарнитур купила. Чешский — «У-300».
Севе от этой новости сразу стало скучно, и он не поддержал разговора, но Галка взяла инициативу на себя:
— Этот гарнитур продают только по записи, но за двести сверху мне быстро достали и даже сами привезли!
Сева по-прежнему молчал.
— Так что сегодня у меня обмоем покупку, — тарахтела она.
— У нас завтра с шести — съемка.
— Ну и что? Одну ночь не поспишь. Ничего с тобой не случится!
Сева, чтобы уйти от ответа, с видимым желанием проглотил кусок пая.
— Давай закажем еще... Ну, поесть чего-нибудь, — предложила Галка, заметив аппетит Севы.
— Ты хочешь есть? — уточнил Сева.
— Нет. Для тебя. У меня с деньгами порядок.
— У меня сегодня тоже.
— Тебе в кино стали много платить? — засмеялась Галка.
— Нет. Получил случайно. За один эпизод... как автор.
В этот миг официантка поставила на стол блюдце, на котором красовался фужер портвейна, а под ним — записка.
— От кого? — естественно поинтересовался Сева.
— Просили не говорить. — Официантка ушла.
Сева развернул записку и пробежал корявый нетрезвый почерк:
«Не вышло с начальственной дочкой — живешь альфонсом у бывшей проститутки! Вот и все твои принципы!»
Он поискал глазами Губана.
Тот был уже на выходе и, перехватив взгляд Севы, издевательски помахал рукой.
Пока Сева решал, где бить оскорбителя, Губан смылся.
Галка тоже прочитала послание.
— Ты расстроился?
— Приятного мало, когда тебя считают альфонсом.
— Да плевать, кто как считает. Главное, что ты сам знаешь про себя.
— Про себя я еще не все знаю, — с сожалением заключил Сева.
— Узнаешь, какие твои годы! — ободрила Галка.
Ночь он провел у Галки.
У разложенного широко дивана «У-300» стоял журнальный столик с бутылками шампанского.
Они с бокалами в руках, раздетые, лежали на смятых простынях и слушали армстронговское «Сесибо», подперев головы диванными подушками.
Популярная мелодия еще звучала в ушах, когда он вышел из подъезда и наткнулся на парня, сидевшего на объемистом фибровом чемодане.
Обошел было его, но что-то заставило обернуться...
У подъезда ждал кого-то Вася Завирюха, его флотский товарищ, из Запорожья. В темных очках.
— Завирюха?
«Флотский товарищ» поднялся. Снял очки.
— Севка, ты?
— Я. Ты что — не видишь?
— Никого не вижу.
— Как? — только теперь Сева обратил внимание на мутные зрачки Завирюхи.
— А вот так. Помнишь, как на флоте «стеол» из откатников пили?
— Еще бы.
— Ну вот, демобилизовался. А потом стал видеть плохо. Я же писал тебе... ты, правда, не ответил...
— Я... Не думал, что так серьезно... — пытался оправдаться Сева, — я тоже «стеол» пил... — Ему не нужно было напрягать память, чтобы вспомнить их флотские выпивки.
— Значит, мне больше досталось, — невесело усмехнулся Завирюха, — а теперь — потеря зрения 90 процентов на оба глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Как это? Я же звонил час назад, — растерялся Сева.
— Тебе же русским языком говорят: никого нет дома! — И, предвидя следующие вопросы, страж информировал: — Улетели.
— Куда?
— Для тебя — в никуда! — Охранник захлопнул дверь.
Сева оторопело стоял перед входом с нелепо торчащим перед собственным носом букетом, потом сунул его под мышку, сделал несколько неуверенных шагов от двери, остановился, долго смотрел на букет, что-то соображая, тряхнул им, как банным веником, и резко швырнул цветы на заснеженный асфальт.
Из распластанных цветов вывалилась писулька Губана.
Поднял ее, на этот раз внимательно прочитал...
Из заиндевевшего оконца Тамариного подъезда выглядывал охранник.
— Привет! — В квартире на Пушкинской из-за стола ему улыбалась... «шахтинская» Галка.
Он подошел, отдалившись от сопровождающего Губана.
— Какими судьбами? Из Ростова?
— Из Москвы. — И предвкушая его удивление, продолжила с расстановкой: — Я теперь директор фабрики местной промышленности.
— Как? — вырвалось у него.
— Ты помнишь моего партнера... того, в «Поплавке»?
— Да.
— Он сделал. Купил мне место.
— Ты говорила — он из Ростова.
— Он — отовсюду...
— Но ведь ты... это... засвечена на Петровке...
Галка засмеялась:
— На Петровке тоже деньги любят. Садись сюда... — Она подвинула соседний стул ближе к своей стройной ляжке, четко рисовавшейся из-под юбки с чехлом. — Ну, за старый год! Мы живы и даже неплохо его провожаем.
Выпили. Галка активно подкладывала Севе закуски — тот самый дефицит, так искомый в магазинах накануне праздников.
— Миноги хочешь?
После второй рюмки за старый год возник Губан, попытался облапить, но Галка живо отшила:
— Мужик, прекрати работу!
Губан, неловко хихикнув, заглотнул фужер водки и удалился на другой конец стола.
Гости под музыку «Истамбула» запивали проглоченные таблетки кодеина.
Галка вдруг сообщила Севе на ухо планы об их радужном совместном существовании.
— Собиралась тебе звонить. Сразу после Нового года...
— Куда? Я там уже не живу.
— Ну и что? Ты же центровой — тебя в «Национале» каждый знает.
Губан со своего места внимательно, как может только пьянеющий человек, наблюдал за их разговором.
— Пойдешь ко мне на фабрику...
— Ты уже предлагала раньше — завклубом...
— Это в Шахтах, а здесь — выше. Культоргом дирекции.
— У меня интерес на киностудии...
— Ну... я помогу... твоему интересу, переезжай ко мне на квартиру. Поживем... понравится — распишемся?
Внезапно Сева оказался на полу, лежа на спинке своего опрокинутого стула. Над ним стоял Губан и хохотал:
— Будешь помнить, как лезть к чужим бабам!
Сева вскочил, бросился к Губану, но между ними возник быстро отваливший от компании кодеинщиков Андрей Коробов — боксер, чемпион «Спартака» в тяжелом весе.
— Только не здесь! А то мебель переломаете. И кровью зальете паркет. Раздевайтесь до пояса, чтобы рубашки остались в порядке…
Они разделись, побросав одежду на стулья.
— Пошли! — скомандовал Андрей.
Остальные гости не захотели участвовать в аттракционе. Только Галка провожала их взглядом, приподнимаясь со стула.
Медленно спустились с третьего этажа по старой литой лестнице. Губан первым, между ним и Севой — мощная фигура Андрея Коробова.
Вышли на заснеженную улицу.
На тротуаре он развел бойцов, отскочил к Сене и взмахнул рукой:
— Сходитесь!
Они ринулись друг на друга, принялись молотить кулаками носы, скулы, рты...
Пар валил из ноздрей.
Губан не выдержал — он, в отличие от Севы, курил, и дыхалки не хватило, — как был, голый по пояс, убежал домой в «Славянский базар», где жил тогда в огромной коммунальной квартире.
Сева смотрел ему вслед, но победного было мало в его окровавленном лице.
На Спасской башне ударили новогодние куранты.
Галка — «дама сердца» накинула на Севу принесенное пальто.
Он благодарно кивнул и слушал бой часов, успокаивая дыхание.
В простреле между Историческим и Музеем Ленина сияла звезда Спасской башни.
Он с Галкой расположился в «Национале» за уютным столиком у стены.
Мельхиоровый кофейник, такой же молочник, яблочный пай. В общем, то, что мог позволить на свою зарплату Сева.
— Ну и что ты так надолго исчез?
— Проклятое кино засасывает! — отшутился Сева.
— Смотри, не потони.
— Тебя позову спасать!
— Всегда готова. Я ведь не зря тебе тогда предлагала... Переезжай ко мне.
— Учту предложение...
— А я, пока тебя не было, новый гарнитур купила. Чешский — «У-300».
Севе от этой новости сразу стало скучно, и он не поддержал разговора, но Галка взяла инициативу на себя:
— Этот гарнитур продают только по записи, но за двести сверху мне быстро достали и даже сами привезли!
Сева по-прежнему молчал.
— Так что сегодня у меня обмоем покупку, — тарахтела она.
— У нас завтра с шести — съемка.
— Ну и что? Одну ночь не поспишь. Ничего с тобой не случится!
Сева, чтобы уйти от ответа, с видимым желанием проглотил кусок пая.
— Давай закажем еще... Ну, поесть чего-нибудь, — предложила Галка, заметив аппетит Севы.
— Ты хочешь есть? — уточнил Сева.
— Нет. Для тебя. У меня с деньгами порядок.
— У меня сегодня тоже.
— Тебе в кино стали много платить? — засмеялась Галка.
— Нет. Получил случайно. За один эпизод... как автор.
В этот миг официантка поставила на стол блюдце, на котором красовался фужер портвейна, а под ним — записка.
— От кого? — естественно поинтересовался Сева.
— Просили не говорить. — Официантка ушла.
Сева развернул записку и пробежал корявый нетрезвый почерк:
«Не вышло с начальственной дочкой — живешь альфонсом у бывшей проститутки! Вот и все твои принципы!»
Он поискал глазами Губана.
Тот был уже на выходе и, перехватив взгляд Севы, издевательски помахал рукой.
Пока Сева решал, где бить оскорбителя, Губан смылся.
Галка тоже прочитала послание.
— Ты расстроился?
— Приятного мало, когда тебя считают альфонсом.
— Да плевать, кто как считает. Главное, что ты сам знаешь про себя.
— Про себя я еще не все знаю, — с сожалением заключил Сева.
— Узнаешь, какие твои годы! — ободрила Галка.
Ночь он провел у Галки.
У разложенного широко дивана «У-300» стоял журнальный столик с бутылками шампанского.
Они с бокалами в руках, раздетые, лежали на смятых простынях и слушали армстронговское «Сесибо», подперев головы диванными подушками.
Популярная мелодия еще звучала в ушах, когда он вышел из подъезда и наткнулся на парня, сидевшего на объемистом фибровом чемодане.
Обошел было его, но что-то заставило обернуться...
У подъезда ждал кого-то Вася Завирюха, его флотский товарищ, из Запорожья. В темных очках.
— Завирюха?
«Флотский товарищ» поднялся. Снял очки.
— Севка, ты?
— Я. Ты что — не видишь?
— Никого не вижу.
— Как? — только теперь Сева обратил внимание на мутные зрачки Завирюхи.
— А вот так. Помнишь, как на флоте «стеол» из откатников пили?
— Еще бы.
— Ну вот, демобилизовался. А потом стал видеть плохо. Я же писал тебе... ты, правда, не ответил...
— Я... Не думал, что так серьезно... — пытался оправдаться Сева, — я тоже «стеол» пил... — Ему не нужно было напрягать память, чтобы вспомнить их флотские выпивки.
— Значит, мне больше досталось, — невесело усмехнулся Завирюха, — а теперь — потеря зрения 90 процентов на оба глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84