Тоже немало, конечно… Но, так или иначе, получается, что каждому второму телезрителю, смотревшему первые шаги человека по Луне, смотреть «третьи» шаги было уже (уже!) неинтересно. Не уверен, что способность так быстро ко всему привыкать — самое привлекательное из свойств человеческих.
Правда, нельзя не признать, что проявлению этого свойства дополнительно немало способствовали многие из пишущих, комментирующих и рассказывающих о космосе. Тон и стиль, которых они придерживались, часто — очень часто! — бывали поначалу далеко не безошибочными.
И вот на фоне всего этою неожиданно и трогательно вспыхнула реакция народа на смерть Королева. Достаточно было посмотреть на очередь к Дому союзов, вглядеться в выражения лиц проходящих у гроба людей, послушать разговоры — в знакомых домах, на улицах, в метро, — чтобы почувствовать всю силу и драматизм этой реакции.
Да, видимо, то, что мы называем общественным мнением, гораздо мудрее, объективнее, независимее от так называемой конъюнктуры, чем представляется порой людям, прямо по службе призванным это мнение формировать…
Наверное, история техники со временем подвергнет беспристрастному анализу все сделанное Королёвым: его научные воззрения, принципы, технические решения. И, вероятно, найдёт в его наследстве что-то такое, от чего рассудительным наследникам разумнее было бы отказаться: неоптимальные решения, неточно оценённые перспективы, напрасно начатые (или напрасно закрытые) разработки… Иначе и быть не может: говоря о наследии конструктора и учёного, нельзя понимать это выражение чересчур формально — как некий перечень готовых решений и технических рецептов. То, что делал Королев (и как он это делал), было передовым, прогрессивным для своего времени. А жизнь идёт вперёд. Сегодня мы знаем больше и понимаем суть явлений глубже, чем вчера, учимся, совершенствуемся, растём — а мёртвые лишены возможности участвовать в этом естественном процессе. Они не могут отказаться от какого-то устаревшего или неудачного, не выдержавшего практической проверки решения, чтобы принять вместо него более совершенное (в сущности, в этом и состоит диалектика деятельности конструктора, год за годом создающего все новые и новые вещи — будь то детская игрушка или космическая ракета). Вместо ушедших эту работу — замену старого новым — делают живые. И порой критикуют мёртвых за то, что те и сами скорее всего отменяли бы, заменили и переделали, если бы… Если бы оставались живыми.
И вот снова — большой зал КБ.
Идёт очередное традиционное собрание, посвящённое Дню космонавтики 1966 года.
На стене рядом с портретом Циолковского появился новый портрет — Королева. Это тот самый, «красивый» портрет, над которым изрядно потрудились ретушёры. Впрочем, здесь, в этой аудитории, совсем не существенно, похож или не похож на себя Королев: тут каждый знает и помнит его живого.
В зале и в президиуме сидят люди, без которых День космонавтики вообще не появился бы в нашем календаре. Нет только их признанного лидера. Нет СП…
И впервые с этой трибуны, с которой выступавшие так любили проехаться по поводу особенностей характера Главного конструктора, впервые говорят о нем всерьёз. Никого теперь не сдерживают ни мелкие обиды, отражения текущих столкновений с шефом, ни естественная для порядочного человека несклонность к публичному восхвалению собственного начальника. Все говорят свободно, раскованно…
Обычно, когда умирает человек, у живых возникает ощущение, что они продолжают идти вперёд, а он — умерший — остаётся во времени где-то позади. Но когда умирает такой человек как Королев, кажется, что он ушёл от нас куда-то вперёд, в историю. Пройдут десятилетия, нас, живущих сегодня, давно не будет. А он — останется. Останется в памяти человеческой, в учебниках, во многих делах, которые произрастут из содеянного им. Останется в Будущем…
Впоследствии мне не раз приходилось слышать воспоминания о Королеве и читать статьи, очерки, книги о нем. К сожалению, в некоторых из них он выступает (причём с годами все чаще и чаще) в виде этакого ангела во плоти, только что без крыльев.
Нет, он был не ангелом. Далеко не ангелом!
Он был, на мой взгляд, гораздо больше, чем ангелом: он был человеком.
Человеком со своими слабостями, сложным, трудным, колючим характером, своей негладкой, временами очень тяжело складывавшейся биографией… И с несгибаемой силой воли, фанатической одержимостью, редким талантом организатора, неисчерпаемой энергией, глубокими знаниями учёного.
Со всем тем, что сделало главного конструктора — Главным Конструктором.
Личность неповторимую и — по окончательному расчёту всех нравственных дебетов и кредитов — светлую.
Я написал несколькими строками выше, что в День космонавтики 1966 года Сергея Павловича Королева не было в большом зале его КБ.
Нет, неверно это. Он там был.
И — остался.
Глава пятая
УХОДЯТ СО СТАРТА «ВОСТОКИ»
Жара!
Изматывающая, гнетущая жара.
Под знаком этой жары проходят дни, предшествующие пуску космического корабля «Восток-2».
Днём температура на космодроме доходит до сорока — сорока двух градусов в тени. Опытные люди говорят: бывает здесь и жарче. Но мне вполне достаточно и того, что есть! Пот течёт по телу липкими горячими потёками. Старательно стучит — так топает идущая в гору лошадь — сердце. Образные слова «разжижение мозгов» кажутся абсолютно точными. С нежностью вспоминаются (неужели они могли нам не нравиться?) хозяйничавшие здесь в марте пронзительно холодные ветры.
В школе я когда-то узнал, что такое континентальный климат. У нас в Ленинграде это понятие воспринималось как достаточно абстрактное. Сейчас, тридцать с лишним лет спустя, я получаю возможность закрепить полученные когда-то знания практически. Места для абстракций, будьте спокойны, не остаётся.
Налетающий из степи ветер не освежает. Напротив, он обжигает. Это и неудивительно: ведь освежающее действие ветра основано, как известно, на том, что он уносит непосредственно омывающие тело и этим телом нагретые слои воздуха. А если воздух теплее наших законных тридцати шести с десятыми градусов, то пусть уж лучше остаётся вокруг нас тот, с которым мы успели вступить в процесс теплообмена: вновь прилетевший ему на смену будет только жарче. Нет уж, пожалуйста, лучше не надо ветра!
Единственное спасение — в помещениях, оборудованных установками кондиционирования воздуха. Теперь, когда я пишу об этом, «эйр-кондишн» на космодроме — норма. Найти помещение, не имеющее такой установки, почти так же трудно, как трудно было найти помещение с кондиционером летом шестьдесят первого года. Мне не раз в те дни оказывали гостеприимство — спасибо им! — медики. Но не будешь же сидеть у них с утра до вечера — надо и дело делать. Немного придёшь в себя, обсохнешь, глубоким вдохом наберёшь «впрок» в лёгкие побольше прохладного воздуха и снова выныриваешь в пекло.
Даже ночь не приносит полного облегчения: снижение температуры на каких-нибудь восемь—десять градусов мало что меняет. По примеру соседа по гостиничной комнате — врача и физиолога В.И. Яздовского — сую простыню под кран, из которого лениво сочится бурая тёплая водичка, заворачиваюсь в мокрую простыню и засыпаю. Правда, ненадолго — пока простыня не высохнет, что происходит очень скоро и требует повторения всей операции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Правда, нельзя не признать, что проявлению этого свойства дополнительно немало способствовали многие из пишущих, комментирующих и рассказывающих о космосе. Тон и стиль, которых они придерживались, часто — очень часто! — бывали поначалу далеко не безошибочными.
И вот на фоне всего этою неожиданно и трогательно вспыхнула реакция народа на смерть Королева. Достаточно было посмотреть на очередь к Дому союзов, вглядеться в выражения лиц проходящих у гроба людей, послушать разговоры — в знакомых домах, на улицах, в метро, — чтобы почувствовать всю силу и драматизм этой реакции.
Да, видимо, то, что мы называем общественным мнением, гораздо мудрее, объективнее, независимее от так называемой конъюнктуры, чем представляется порой людям, прямо по службе призванным это мнение формировать…
Наверное, история техники со временем подвергнет беспристрастному анализу все сделанное Королёвым: его научные воззрения, принципы, технические решения. И, вероятно, найдёт в его наследстве что-то такое, от чего рассудительным наследникам разумнее было бы отказаться: неоптимальные решения, неточно оценённые перспективы, напрасно начатые (или напрасно закрытые) разработки… Иначе и быть не может: говоря о наследии конструктора и учёного, нельзя понимать это выражение чересчур формально — как некий перечень готовых решений и технических рецептов. То, что делал Королев (и как он это делал), было передовым, прогрессивным для своего времени. А жизнь идёт вперёд. Сегодня мы знаем больше и понимаем суть явлений глубже, чем вчера, учимся, совершенствуемся, растём — а мёртвые лишены возможности участвовать в этом естественном процессе. Они не могут отказаться от какого-то устаревшего или неудачного, не выдержавшего практической проверки решения, чтобы принять вместо него более совершенное (в сущности, в этом и состоит диалектика деятельности конструктора, год за годом создающего все новые и новые вещи — будь то детская игрушка или космическая ракета). Вместо ушедших эту работу — замену старого новым — делают живые. И порой критикуют мёртвых за то, что те и сами скорее всего отменяли бы, заменили и переделали, если бы… Если бы оставались живыми.
И вот снова — большой зал КБ.
Идёт очередное традиционное собрание, посвящённое Дню космонавтики 1966 года.
На стене рядом с портретом Циолковского появился новый портрет — Королева. Это тот самый, «красивый» портрет, над которым изрядно потрудились ретушёры. Впрочем, здесь, в этой аудитории, совсем не существенно, похож или не похож на себя Королев: тут каждый знает и помнит его живого.
В зале и в президиуме сидят люди, без которых День космонавтики вообще не появился бы в нашем календаре. Нет только их признанного лидера. Нет СП…
И впервые с этой трибуны, с которой выступавшие так любили проехаться по поводу особенностей характера Главного конструктора, впервые говорят о нем всерьёз. Никого теперь не сдерживают ни мелкие обиды, отражения текущих столкновений с шефом, ни естественная для порядочного человека несклонность к публичному восхвалению собственного начальника. Все говорят свободно, раскованно…
Обычно, когда умирает человек, у живых возникает ощущение, что они продолжают идти вперёд, а он — умерший — остаётся во времени где-то позади. Но когда умирает такой человек как Королев, кажется, что он ушёл от нас куда-то вперёд, в историю. Пройдут десятилетия, нас, живущих сегодня, давно не будет. А он — останется. Останется в памяти человеческой, в учебниках, во многих делах, которые произрастут из содеянного им. Останется в Будущем…
Впоследствии мне не раз приходилось слышать воспоминания о Королеве и читать статьи, очерки, книги о нем. К сожалению, в некоторых из них он выступает (причём с годами все чаще и чаще) в виде этакого ангела во плоти, только что без крыльев.
Нет, он был не ангелом. Далеко не ангелом!
Он был, на мой взгляд, гораздо больше, чем ангелом: он был человеком.
Человеком со своими слабостями, сложным, трудным, колючим характером, своей негладкой, временами очень тяжело складывавшейся биографией… И с несгибаемой силой воли, фанатической одержимостью, редким талантом организатора, неисчерпаемой энергией, глубокими знаниями учёного.
Со всем тем, что сделало главного конструктора — Главным Конструктором.
Личность неповторимую и — по окончательному расчёту всех нравственных дебетов и кредитов — светлую.
Я написал несколькими строками выше, что в День космонавтики 1966 года Сергея Павловича Королева не было в большом зале его КБ.
Нет, неверно это. Он там был.
И — остался.
Глава пятая
УХОДЯТ СО СТАРТА «ВОСТОКИ»
Жара!
Изматывающая, гнетущая жара.
Под знаком этой жары проходят дни, предшествующие пуску космического корабля «Восток-2».
Днём температура на космодроме доходит до сорока — сорока двух градусов в тени. Опытные люди говорят: бывает здесь и жарче. Но мне вполне достаточно и того, что есть! Пот течёт по телу липкими горячими потёками. Старательно стучит — так топает идущая в гору лошадь — сердце. Образные слова «разжижение мозгов» кажутся абсолютно точными. С нежностью вспоминаются (неужели они могли нам не нравиться?) хозяйничавшие здесь в марте пронзительно холодные ветры.
В школе я когда-то узнал, что такое континентальный климат. У нас в Ленинграде это понятие воспринималось как достаточно абстрактное. Сейчас, тридцать с лишним лет спустя, я получаю возможность закрепить полученные когда-то знания практически. Места для абстракций, будьте спокойны, не остаётся.
Налетающий из степи ветер не освежает. Напротив, он обжигает. Это и неудивительно: ведь освежающее действие ветра основано, как известно, на том, что он уносит непосредственно омывающие тело и этим телом нагретые слои воздуха. А если воздух теплее наших законных тридцати шести с десятыми градусов, то пусть уж лучше остаётся вокруг нас тот, с которым мы успели вступить в процесс теплообмена: вновь прилетевший ему на смену будет только жарче. Нет уж, пожалуйста, лучше не надо ветра!
Единственное спасение — в помещениях, оборудованных установками кондиционирования воздуха. Теперь, когда я пишу об этом, «эйр-кондишн» на космодроме — норма. Найти помещение, не имеющее такой установки, почти так же трудно, как трудно было найти помещение с кондиционером летом шестьдесят первого года. Мне не раз в те дни оказывали гостеприимство — спасибо им! — медики. Но не будешь же сидеть у них с утра до вечера — надо и дело делать. Немного придёшь в себя, обсохнешь, глубоким вдохом наберёшь «впрок» в лёгкие побольше прохладного воздуха и снова выныриваешь в пекло.
Даже ночь не приносит полного облегчения: снижение температуры на каких-нибудь восемь—десять градусов мало что меняет. По примеру соседа по гостиничной комнате — врача и физиолога В.И. Яздовского — сую простыню под кран, из которого лениво сочится бурая тёплая водичка, заворачиваюсь в мокрую простыню и засыпаю. Правда, ненадолго — пока простыня не высохнет, что происходит очень скоро и требует повторения всей операции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94