Так же оттренировался на тренажёре, в парашютных прыжках, на многочисленных специальных стендах. Он полностью готов к полёту… Даже назначенный ему позывной тот же, какой у основного космонавта, как одинаковая фамилия у братьев-близнецов. С той только разницей, что судьба этих космических близнецов с самого начала запрограммирована разная. Один — полетит в космос, со всеми отсюда вытекающими последствиями, а второй — останется на Земле, в безвестности, вернее, на том же уровне известности в среде коллег, на каком находился до этого дня… И при всем том дублёр обязан до последнего момента быть по всем статьям — начиная со знаний и навыков и кончая внутренним тонусом — к полёту готов. Не уверен, что психологическая нагрузка, выпадающая в день старта на долю дублёра, существенно меньше той, которая достаётся основному космонавту. А если подсчитать по отдельности баланс положительных и отрицательных эмоций, то, наверное, их соотношение окажется для дублёра ещё более невыгодным.
Недаром напишет потом — в своей уже упоминавшейся книжке «Самые первые» — Г.С. Шонин: «Должен признаться, что одна из самых тяжёлых обязанностей — быть дублёром…»
К этой теме мы ещё вернёмся, а пока хочу сказать одно: очень достойно вёл себя Титов в этой психологически непростой ситуации.
Тем временем Гагарин подошёл к небольшой группе людей, находившихся у самого подножия ракеты, остановился, приложил руку к краю шлема и кратко доложил председателю Государственной комиссии, что, мол, старший лейтенант Гагарин к полёту на космическом корабле «Восток» готов. Потом он поочерёдно обнялся с каждым из этой маленькой группы. Мне запомнилась характерная для Гагарина подробность: он не пассивно давал себя обнять, а сам крепко, как следует, хотя и без малейшего намёка на то, что называется «с надрывом», обнимал желавших ему счастливого полёта людей, — мне кажется, я до сих пор чувствую его руки у себя на плечах…
Поднявшись по нескольким железно-звонким ступенькам к нижней лифтовой площадке, Гагарин снова обернулся к нам, медленно — скафандр все-таки изрядно стеснял его движения — приветственно поднял вверх руки, на несколько секунд замер в этом положении и исчез за дырчатой металлической дверкой в кабине лифта.
Теперь мы увидим его на Земле только после полёта. Если, конечно, все пройдёт… То есть что значит — если! Обязательно все должно пройти хорошо! Ведь вроде бы все возможные варианты предусмотрены…
Вроде бы!..
После того как Гагарин поднялся к кораблю, стартовая площадка стала пустеть ещё более интенсивно.
Последняя, совсем небольшая группа людей — её отличали красные нарукавные повязки — ушла с площадки после команды «Объявляется готовность пятнадцать минут» и не уехала, как все остальные, в степь, а опустилась под землю, в бункер управления пуском.
Свою красную повязку, на которой расписались на память Королев, Келдыш, Ивановский, а назавтра и Гагарин, я храню бережно по сей день.
Кстати, говоря о командах по громкоговорящей сети, следует иметь в виду, что выдавались эти команды не всегда в строгом соответствии правилам элементарной арифметики. Так, например, команда «Готовность пятнадцать минут» совершенно не обязательно следовала ровно через три часа сорок пять минут после объявления «четырехчасовой готовности». Безусловно, не ранее этого срока! Ну а позднее — сколько угодно… Бывало в некоторых последующих пусках и так, что через некоторое время после, скажем, двухчасовой готовности снова объявлялась — вопреки извечной необратимости хода времени — четырехчасовая… Причина подобных временных зигзагов вряд ли нуждается в объяснениях: да, конечно, это выявлявшиеся в ходе предстартовых проверок «бобики» (а порой и «бобы») заставляли сдвигать график. Впрочем, несмотря на это, часы на стартовой площадке пробегали один за другим в темпе, гораздо более резвом, чем в обычной обстановке.
Но в день пуска первого «Востока» особых сюрпризов не возникало, хотя Королев явно настораживался каждый раз, когда кто-нибудь из отвечавших за последние проверки людей приближался к нему не прогулочным, а деловым шагом. Если все идёт по программе, обращаться к Главному конструктору нечего. А если к нему обращаются, значит…
— Ну что там у вас? — нетерпеливо спрашивал Королев.
Но дела шли, в общем, исправно. Единственная небольшая задержка произошла с входным люком корабля. После того как этот люк был закрыт за занявшим своё место Гагариным и были аккуратно, в заданной последовательности затянуты все тридцать прижимавших крышку люка гаек, оказалось, что нет сигнала, свидетельствующего о нормальном закрытии крышки люка. А что такое неплотно закрытая крышка — было всем ясно! Ясно задолго до того, как нарушение герметичности стоило жизни космонавтам Г.Т. Добровольскому, В.Н. Волкову и В.И. Пацаеву — экипажу корабля «Союз-11».
О неисправности доложили Королеву.
— Отверните гайки. Откройте люк. Внимательно осмотрите контакты, — распорядился он.
И тут же не забыл предупредить космонавта, который, после того как люк за его головой закрылся, уже настроился на то, чтобы снова увидеть людей только на Земле, после завершения предстоящего полёта. И вдруг — нате вам — вся эта отнюдь не безразличная для человеческих нервов процедура с люком повторяется. Психологи называют подобные вещи сшибкой… Оказалось, что кроме нагрузок, так сказать, запрограммированных, вытекающих из самой сущности такого задания, как первый полет в космос, на долю Гагарина выпали и нагрузки сверхплановые. Однако он и их перенёс отлично — очень спокойно ответил на информацию Королева лаконичным «Вас понял». А когда в дни последующих полётов в космос его товарищей он сам сидел у ракеты с микрофоном в руках, воспоминание о неожиданной задержке, случившейся в день его собственного полёта, я думаю, существенно помогало ему найти верный, психологически оптимальный тон разговоров с очередным космонавтом.
Но это все было позже. А в день 12 апреля возникшая тревога оказалась ложной. После повторного закрытия люка выяснилось, что все в порядке. Ошиблась система сигнализации. Однако некоторую угрозу графику вся эта история с люком, конечно, за собой повлекла. В ходе проведения дальнейших работ пришлось поднажать, чтобы этот сдвиг скомпенсировать и обеспечить пуск в точно назначенное время — 9 часов 07 минут.
Кстати, коль скоро речь у нас зашла о процедуре закрытия люка за Гагариным, не могу не упомянуть о том, что, судя по появившимся в последующие годы устным и письменным воспоминаниям, людей, каждый из которых «последним пожелал Гагарину счастливого полёта и закрыл за ним крышку люка», набралось несколько десятков. Мне рассказал об этом ведущий конструктор «Востока», тот самый, который с тремя своими помощниками — могу засвидетельствовать! — сделал это в действительности.
…Пультовая — святая святых космодрома. Стены этого узкого, похожего на крепостной каземат помещения сплошь уставлены пультами с аппаратурой контроля и управления пуском. Перед каждым пультом, спиной к проходу, сидит оператор. На небольшом дощатом возвышении у двух перископов стоят руководитель старта А.С. Кириллов, непосредственно отвечающий за выполнение самого пуска, и один из заместителей Королева — Л.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Недаром напишет потом — в своей уже упоминавшейся книжке «Самые первые» — Г.С. Шонин: «Должен признаться, что одна из самых тяжёлых обязанностей — быть дублёром…»
К этой теме мы ещё вернёмся, а пока хочу сказать одно: очень достойно вёл себя Титов в этой психологически непростой ситуации.
Тем временем Гагарин подошёл к небольшой группе людей, находившихся у самого подножия ракеты, остановился, приложил руку к краю шлема и кратко доложил председателю Государственной комиссии, что, мол, старший лейтенант Гагарин к полёту на космическом корабле «Восток» готов. Потом он поочерёдно обнялся с каждым из этой маленькой группы. Мне запомнилась характерная для Гагарина подробность: он не пассивно давал себя обнять, а сам крепко, как следует, хотя и без малейшего намёка на то, что называется «с надрывом», обнимал желавших ему счастливого полёта людей, — мне кажется, я до сих пор чувствую его руки у себя на плечах…
Поднявшись по нескольким железно-звонким ступенькам к нижней лифтовой площадке, Гагарин снова обернулся к нам, медленно — скафандр все-таки изрядно стеснял его движения — приветственно поднял вверх руки, на несколько секунд замер в этом положении и исчез за дырчатой металлической дверкой в кабине лифта.
Теперь мы увидим его на Земле только после полёта. Если, конечно, все пройдёт… То есть что значит — если! Обязательно все должно пройти хорошо! Ведь вроде бы все возможные варианты предусмотрены…
Вроде бы!..
После того как Гагарин поднялся к кораблю, стартовая площадка стала пустеть ещё более интенсивно.
Последняя, совсем небольшая группа людей — её отличали красные нарукавные повязки — ушла с площадки после команды «Объявляется готовность пятнадцать минут» и не уехала, как все остальные, в степь, а опустилась под землю, в бункер управления пуском.
Свою красную повязку, на которой расписались на память Королев, Келдыш, Ивановский, а назавтра и Гагарин, я храню бережно по сей день.
Кстати, говоря о командах по громкоговорящей сети, следует иметь в виду, что выдавались эти команды не всегда в строгом соответствии правилам элементарной арифметики. Так, например, команда «Готовность пятнадцать минут» совершенно не обязательно следовала ровно через три часа сорок пять минут после объявления «четырехчасовой готовности». Безусловно, не ранее этого срока! Ну а позднее — сколько угодно… Бывало в некоторых последующих пусках и так, что через некоторое время после, скажем, двухчасовой готовности снова объявлялась — вопреки извечной необратимости хода времени — четырехчасовая… Причина подобных временных зигзагов вряд ли нуждается в объяснениях: да, конечно, это выявлявшиеся в ходе предстартовых проверок «бобики» (а порой и «бобы») заставляли сдвигать график. Впрочем, несмотря на это, часы на стартовой площадке пробегали один за другим в темпе, гораздо более резвом, чем в обычной обстановке.
Но в день пуска первого «Востока» особых сюрпризов не возникало, хотя Королев явно настораживался каждый раз, когда кто-нибудь из отвечавших за последние проверки людей приближался к нему не прогулочным, а деловым шагом. Если все идёт по программе, обращаться к Главному конструктору нечего. А если к нему обращаются, значит…
— Ну что там у вас? — нетерпеливо спрашивал Королев.
Но дела шли, в общем, исправно. Единственная небольшая задержка произошла с входным люком корабля. После того как этот люк был закрыт за занявшим своё место Гагариным и были аккуратно, в заданной последовательности затянуты все тридцать прижимавших крышку люка гаек, оказалось, что нет сигнала, свидетельствующего о нормальном закрытии крышки люка. А что такое неплотно закрытая крышка — было всем ясно! Ясно задолго до того, как нарушение герметичности стоило жизни космонавтам Г.Т. Добровольскому, В.Н. Волкову и В.И. Пацаеву — экипажу корабля «Союз-11».
О неисправности доложили Королеву.
— Отверните гайки. Откройте люк. Внимательно осмотрите контакты, — распорядился он.
И тут же не забыл предупредить космонавта, который, после того как люк за его головой закрылся, уже настроился на то, чтобы снова увидеть людей только на Земле, после завершения предстоящего полёта. И вдруг — нате вам — вся эта отнюдь не безразличная для человеческих нервов процедура с люком повторяется. Психологи называют подобные вещи сшибкой… Оказалось, что кроме нагрузок, так сказать, запрограммированных, вытекающих из самой сущности такого задания, как первый полет в космос, на долю Гагарина выпали и нагрузки сверхплановые. Однако он и их перенёс отлично — очень спокойно ответил на информацию Королева лаконичным «Вас понял». А когда в дни последующих полётов в космос его товарищей он сам сидел у ракеты с микрофоном в руках, воспоминание о неожиданной задержке, случившейся в день его собственного полёта, я думаю, существенно помогало ему найти верный, психологически оптимальный тон разговоров с очередным космонавтом.
Но это все было позже. А в день 12 апреля возникшая тревога оказалась ложной. После повторного закрытия люка выяснилось, что все в порядке. Ошиблась система сигнализации. Однако некоторую угрозу графику вся эта история с люком, конечно, за собой повлекла. В ходе проведения дальнейших работ пришлось поднажать, чтобы этот сдвиг скомпенсировать и обеспечить пуск в точно назначенное время — 9 часов 07 минут.
Кстати, коль скоро речь у нас зашла о процедуре закрытия люка за Гагариным, не могу не упомянуть о том, что, судя по появившимся в последующие годы устным и письменным воспоминаниям, людей, каждый из которых «последним пожелал Гагарину счастливого полёта и закрыл за ним крышку люка», набралось несколько десятков. Мне рассказал об этом ведущий конструктор «Востока», тот самый, который с тремя своими помощниками — могу засвидетельствовать! — сделал это в действительности.
…Пультовая — святая святых космодрома. Стены этого узкого, похожего на крепостной каземат помещения сплошь уставлены пультами с аппаратурой контроля и управления пуском. Перед каждым пультом, спиной к проходу, сидит оператор. На небольшом дощатом возвышении у двух перископов стоят руководитель старта А.С. Кириллов, непосредственно отвечающий за выполнение самого пуска, и один из заместителей Королева — Л.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94