шпионство стало наиболее поощряемым государственным служением. Все, казавшиеся опасными или неудобными, подвергались изъятию из общества… Источники казённого дохода были крайне истощены, платёжные силы народа изнемогли: в 1732 г. по смете ожидалось дохода от таможенных и других косвенных налогов до 2? миллиона рублей, а собрано было всего 187 тысяч… Стон и вопль пошёл по стране…»
(см. Ключевский В. О., Сочинения в 9 т., Т. IV, стр. 272–274).
Правильно, всё было вроде бы так, но разве в другие царствования «бабьего века» было иначе? Не случайно современник В. О. Ключевского, Н. И. Костомаров писал:
«Общий глас современных источников единомысленно утверждает, что Анна Ивановна во всё своё царствование находилась не только под влиянием, но даже, так сказать, под властию своего любимца [Бирона]. Основываясь на таких известиях, вошло в обычай приписывать Бирону и группировавшимся возле него немцам весь жестокий и крутой характер её царствования. Эпоха этого царствования издавна уже носит наименование бироновщины. Но если подвергнуть этот вопрос беспристрастной и строгой критике, то окажется, что к такому обвинению Бирона и с ним всех… правительствовавших немцев – недостаёт твёрдых оснований. Невозможно приписывать весь характер царствования огулом немцам (выделено нами, – Авт .) уже потому, что стоявшие на челе правительства немцы не составляли согласной корпорации, и каждый из них преследовал свои личные интересы… Есть ещё более важное соображение: жестокости и вообще крутые меры, которыми отличалась эпоха царствования Анны Ивановны, не были исключительными свойствами той эпохи; не с ней начали они появляться в России, не с нею и прекратились. Правление Петра Великого ознаменовалось ещё более жестокими, крутыми преследованиями всего противного высочайшей власти… С другой стороны, те же черты жестокости и презрения к человеческому достоинству являются и после Анны Ивановны, при Елизавете Петровне. Поэтому мы не затруднимся сказать, что приписывать всё, что возмущает нас в царствовании Анны Ивановны, следует не самой императрице, не любимцу её, герцогу Курляндскому, а всему веку…»
(См. Костомаров Н. И., Русская история…, стр. 209–211).
Тоже верные слова!
Ну, а если отрешиться от внешних проявлений царствований, и понять наше прошлое не как историю деяний, поступков и страданий отдельных лиц, а как эволюционный процесс развития сообществ и государств?.. И если, сожалея о страданиях, и осуждая жестокости, – учесть, что отнюдь не всех поголовно пороли на площадях, ссылали, вздёргивали на дыбу и сажали на кол?..
То есть, если отжать слёзы, что получим в «сухом остатке»? Получим достаточно простую схему особенногопути России: оказавшись на обочине прогресса, отстав от всех соседей, она совершает могучий рывок, выходит на передовые позиции, а потом… потом начинает жить, как все, и, даже продолжая развиваться на заделе, созданном рывком, снова отстаёт от соседей, пока, фактически развалившись, не совершает очередного рывка!
А. С. Пушкин в «Заметках по русской истории XVIII века» писал:
«По смерти Петра I движение, переданное сильным человеком, всё ещё продолжалось в огромных составах государства преобразованного. Связи древнего порядка вещей были прерваны навеки; воспоминания старины мало-помалу исчезали. Народ, упорным постоянством удержав бороду и русский кафтан, доволен был своей победою и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни обритых своих бояр. Новое поколение, воспитанное под влиянием европейским, час от часу более привыкало к выгодам просвещения. Гражданские и военные чиновники более и более умножались; иностранцы, в то время столь нужные, пользовались прежними правами; схоластический педантизм по-прежнему приносил свою неприметную пользу. Отечественные таланты стали изредка появляться, и щедро были награждаемы ».
(См. А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений в десяти томах, изд. четвёртое, Л.: «Наука», 1978, том 8, стр. 90.)
В биологическом смысле смерть есть смерть, но в социальном – дело сложнее: мы ведь видим разницу между смертью от руки маньяка, и смертью того же маньяка от руки палача?.. Жестокости времён Петра производились ради блага Отчества, жестокости Бирона – ради личного удержания у власти и обогащения. Продолжим цитату из Пушкина, обрисовавшего сразу всю эпоху «бабьего царства»:
«Ничтожные наследники северного исполина, изумлённые блеском его величия, с суеверной точностию подражали ему во всём, что только не требовало нового вдохновения. Таким образом, действия правительства были выше собственной его образованности, и добро производилось ненарочно, между тем как азиатское невежество обитало при дворе» (там же).
Затем Пушкин делает замечательную сноску: «Доказательства тому – царствование безграмотной Екатерины I, кровавого злодея Бирона и сладострастной Елисаветы». Как же ухитрялись правительства Екатерины I и Анны Иоанновны действовать «выше собственной образованности»? Во-первых, от окончания правления Петра (январь 1725), и до смерти Анны Иоанновны (октябрь 1740) прошло всего шестнадцать лет. Были ещё вполне трудоспособными многие сподвижники Петра, выученные его жестокостями работать на благо Отечества. Это они – Г. И. Головкин, П. И. Ягужинский, А. П. Волынский, А. П. Бестужев-Рюмин возглавляли Кабинет её величества, работали в департаментах и зарубежных посольствах, служили в армии. А бироновская камарилья надзирала за ними, охраняя свою сладкую жизнь; добро творилось «ненарочно».
Во-вторых, начавшиеся однажды процессы производства, образования, науки при минимальной поддержке государства развиваются сами собой; их трудно остановить. Вот если тормозить их специально, то тогда – да, тогда они посыплются очень легко.
…Перед кончиной императрица объявила своим преемником Иоанна VI Антоновича (1740–1741), своего внучатого племянника, двухмесячного ребёнка Анны Леопольдовны и принца Брауншвейгского. Регентом стал Бирон, однако командующий русской армией фельдмаршал Б. К. Миних в ночь на 9 ноября 1740 года арестовал его, и реальной правительницей стала мать младенца-императора.
Эта романовская «десятая вода на киселе германского разлива» (кавычки А. Г. Кушнира) дала шанс прорваться к власти дочери Петра I, Елизавете: произошедший в следующем году дворцовый переворот вознёс её на трон под лозунгом «Бей немцев!».
Присоединение Урала
На французской карте 1706 года (издание французской Академии наук) восточная граница Московии с Сибирью проходит от Белого моря по реке Мезень, далее на юг, пересекая Северные Увалы и Волгу у Нижнего Новгорода, далее вверх по Оке до Касимова (а не вниз по Волге до Астрахани!), от Касимова по меридиану на юг до Богучара на Дону. Слева от Богучара вверх по Дону Московия граничила с казацкими землями, то есть с Диким Полем, а в промежутке Тула – Калуга – с Воротынью.
Вниз по Дону до впадения Северского Донца проходила граница Сибири и Дикого Поля. Междуречье Дона и Волги и Северный Кавказ занимала Черкассия, а междуречье Дона и Днепра относилось к Крымскому ханству. Все земли, расположенные к востоку от меридиана Мезень-Пенза имели весьма неопределённый статус.
Даже и Урал довольно долго лишь с натяжкой мог считаться российским: в зауральских степях кочевали Кучумовичи, жили восточные башкиры, сибирские татары и часть ойратов, именовавших себя могулами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
(см. Ключевский В. О., Сочинения в 9 т., Т. IV, стр. 272–274).
Правильно, всё было вроде бы так, но разве в другие царствования «бабьего века» было иначе? Не случайно современник В. О. Ключевского, Н. И. Костомаров писал:
«Общий глас современных источников единомысленно утверждает, что Анна Ивановна во всё своё царствование находилась не только под влиянием, но даже, так сказать, под властию своего любимца [Бирона]. Основываясь на таких известиях, вошло в обычай приписывать Бирону и группировавшимся возле него немцам весь жестокий и крутой характер её царствования. Эпоха этого царствования издавна уже носит наименование бироновщины. Но если подвергнуть этот вопрос беспристрастной и строгой критике, то окажется, что к такому обвинению Бирона и с ним всех… правительствовавших немцев – недостаёт твёрдых оснований. Невозможно приписывать весь характер царствования огулом немцам (выделено нами, – Авт .) уже потому, что стоявшие на челе правительства немцы не составляли согласной корпорации, и каждый из них преследовал свои личные интересы… Есть ещё более важное соображение: жестокости и вообще крутые меры, которыми отличалась эпоха царствования Анны Ивановны, не были исключительными свойствами той эпохи; не с ней начали они появляться в России, не с нею и прекратились. Правление Петра Великого ознаменовалось ещё более жестокими, крутыми преследованиями всего противного высочайшей власти… С другой стороны, те же черты жестокости и презрения к человеческому достоинству являются и после Анны Ивановны, при Елизавете Петровне. Поэтому мы не затруднимся сказать, что приписывать всё, что возмущает нас в царствовании Анны Ивановны, следует не самой императрице, не любимцу её, герцогу Курляндскому, а всему веку…»
(См. Костомаров Н. И., Русская история…, стр. 209–211).
Тоже верные слова!
Ну, а если отрешиться от внешних проявлений царствований, и понять наше прошлое не как историю деяний, поступков и страданий отдельных лиц, а как эволюционный процесс развития сообществ и государств?.. И если, сожалея о страданиях, и осуждая жестокости, – учесть, что отнюдь не всех поголовно пороли на площадях, ссылали, вздёргивали на дыбу и сажали на кол?..
То есть, если отжать слёзы, что получим в «сухом остатке»? Получим достаточно простую схему особенногопути России: оказавшись на обочине прогресса, отстав от всех соседей, она совершает могучий рывок, выходит на передовые позиции, а потом… потом начинает жить, как все, и, даже продолжая развиваться на заделе, созданном рывком, снова отстаёт от соседей, пока, фактически развалившись, не совершает очередного рывка!
А. С. Пушкин в «Заметках по русской истории XVIII века» писал:
«По смерти Петра I движение, переданное сильным человеком, всё ещё продолжалось в огромных составах государства преобразованного. Связи древнего порядка вещей были прерваны навеки; воспоминания старины мало-помалу исчезали. Народ, упорным постоянством удержав бороду и русский кафтан, доволен был своей победою и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни обритых своих бояр. Новое поколение, воспитанное под влиянием европейским, час от часу более привыкало к выгодам просвещения. Гражданские и военные чиновники более и более умножались; иностранцы, в то время столь нужные, пользовались прежними правами; схоластический педантизм по-прежнему приносил свою неприметную пользу. Отечественные таланты стали изредка появляться, и щедро были награждаемы ».
(См. А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений в десяти томах, изд. четвёртое, Л.: «Наука», 1978, том 8, стр. 90.)
В биологическом смысле смерть есть смерть, но в социальном – дело сложнее: мы ведь видим разницу между смертью от руки маньяка, и смертью того же маньяка от руки палача?.. Жестокости времён Петра производились ради блага Отчества, жестокости Бирона – ради личного удержания у власти и обогащения. Продолжим цитату из Пушкина, обрисовавшего сразу всю эпоху «бабьего царства»:
«Ничтожные наследники северного исполина, изумлённые блеском его величия, с суеверной точностию подражали ему во всём, что только не требовало нового вдохновения. Таким образом, действия правительства были выше собственной его образованности, и добро производилось ненарочно, между тем как азиатское невежество обитало при дворе» (там же).
Затем Пушкин делает замечательную сноску: «Доказательства тому – царствование безграмотной Екатерины I, кровавого злодея Бирона и сладострастной Елисаветы». Как же ухитрялись правительства Екатерины I и Анны Иоанновны действовать «выше собственной образованности»? Во-первых, от окончания правления Петра (январь 1725), и до смерти Анны Иоанновны (октябрь 1740) прошло всего шестнадцать лет. Были ещё вполне трудоспособными многие сподвижники Петра, выученные его жестокостями работать на благо Отечества. Это они – Г. И. Головкин, П. И. Ягужинский, А. П. Волынский, А. П. Бестужев-Рюмин возглавляли Кабинет её величества, работали в департаментах и зарубежных посольствах, служили в армии. А бироновская камарилья надзирала за ними, охраняя свою сладкую жизнь; добро творилось «ненарочно».
Во-вторых, начавшиеся однажды процессы производства, образования, науки при минимальной поддержке государства развиваются сами собой; их трудно остановить. Вот если тормозить их специально, то тогда – да, тогда они посыплются очень легко.
…Перед кончиной императрица объявила своим преемником Иоанна VI Антоновича (1740–1741), своего внучатого племянника, двухмесячного ребёнка Анны Леопольдовны и принца Брауншвейгского. Регентом стал Бирон, однако командующий русской армией фельдмаршал Б. К. Миних в ночь на 9 ноября 1740 года арестовал его, и реальной правительницей стала мать младенца-императора.
Эта романовская «десятая вода на киселе германского разлива» (кавычки А. Г. Кушнира) дала шанс прорваться к власти дочери Петра I, Елизавете: произошедший в следующем году дворцовый переворот вознёс её на трон под лозунгом «Бей немцев!».
Присоединение Урала
На французской карте 1706 года (издание французской Академии наук) восточная граница Московии с Сибирью проходит от Белого моря по реке Мезень, далее на юг, пересекая Северные Увалы и Волгу у Нижнего Новгорода, далее вверх по Оке до Касимова (а не вниз по Волге до Астрахани!), от Касимова по меридиану на юг до Богучара на Дону. Слева от Богучара вверх по Дону Московия граничила с казацкими землями, то есть с Диким Полем, а в промежутке Тула – Калуга – с Воротынью.
Вниз по Дону до впадения Северского Донца проходила граница Сибири и Дикого Поля. Междуречье Дона и Волги и Северный Кавказ занимала Черкассия, а междуречье Дона и Днепра относилось к Крымскому ханству. Все земли, расположенные к востоку от меридиана Мезень-Пенза имели весьма неопределённый статус.
Даже и Урал довольно долго лишь с натяжкой мог считаться российским: в зауральских степях кочевали Кучумовичи, жили восточные башкиры, сибирские татары и часть ойратов, именовавших себя могулами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116