Однако может быть и более радикальный вывод: а был ли тот прообраз древним?
О том, что Иларион имел крайне скудный материал по эпохе Владимира и Ярослава (а была ли та эпоха?), можно судить по тому, что некоторые сюжеты он был вынужден использовать многократно. В его текстах встречаются такие зеркальные двойники, как, например, воевода Блуд у Святополка и воевода Буды , – «кормилец» Ярослава, хотя последнему было уже под сорок лет. Этот Буды в битве на Буге с Болеславом выступает таким же подстрекателем к битве, как у Любеча – «воевода отень» Святополка по имени Волчий Хвост. В обоих случаях воеводы оказываются виновниками разгрома своего войска, заставляя сомневаться в реальности совершаемых ими поступков, приличествующих более подросткам во время кулачных боёв. К тому же стоит напомнить, что все наши сведения о существовании Олега Святославича, Ярополка и трёх названных воевод основаны исключительно на новеллах ПВЛ, написанных и отредактированных Иларионом, не более. Ни в одном другом источнике они не упоминаются.
Потому-то и возникает у историка Никитина вопрос: кто они, эти князья и воеводы – литературные персонажи или исторические личности? Кто такие варяги, когда и откуда они появились в документах?
Исходный термин «варанг/варанги» возник в Константинополе не ранее конца 1020-х годов, и первоначально обозначал скандинавов, состоявших на службе в императорской гвардии. Ко второй половине того же столетия термин был распространён на англов, сменивших в гвардии скандинавов, а затем стал обозначать наёмников вообще, и именно в этом единственном смысле на протяжении всей ПВЛ его использует Иларион, искусно вплетая этих «варягов» в повествование, когда их требует сюжет, и не считаясь вовсе с «действительностью». Так и была порождена путаница с «варягами» и «русью», ставшая, по словам одного исследователя, «кошмаром русской истории».
Что забавно, в собственно Печерской летописи, написанной тем же Иларионом, никаких варягов нет; они появились только в ПВЛ. Более того, из текста следует, что первоначально варягов не знали ни Олег, ни Игорь, ни Ольга, ни Святослав – все они выступают с «русью», поэтому последующее появление «варягов» в перечне племён, участвующих в походах Олега и Игоря (но не Ольги и Святослава!) оказывается, безусловно, вторичным. Возможно, эти эпизоды вообще не принадлежат перу Илариона.
Даже в новеллах о Владимире лексема «варяги» выглядит совершенно анахроничной, показывая переброску «в прошлое» сюжета, связанного с приключениями Ярослава и Святополка. И кстати, «два варяга», которые подняли на мечах несчастного Ярополка, зеркальны другой паре таких же наёмников, которые якобы были посланы Святополком, чтобы прикончить Бориса:
«Бориса же убивше оканьнии, увертевше и в шатеръ, и вьзложиша и на кола, повезошаи, ещё дышющу ему. И увидивьше её оканьныи Святополкъ, и якоеще ему дышющу, и посла два Варяга приконьчевати его. Оне маже пришедшима и видившима, якоещее муживу сущю, и единъ ею извлекъ мечь и проньзеюкь сердцю» [Ип., 120].
(В переводе Д. С. Лихачёва: «Убив же Бориса, окаянные завернули его в шатёр, положив на телегу, повезли, ещё дышавшего. Святополк же окаянный, узнав, что Борис ещё дышит, послал двух варягов прикончить его. Когда те пришли и увидели, что он ещё жив, то один из них извлёк меч и пронзил его в сердце».)
Каким образом мог Святополк увидеть (узнать) «дыхание» Бориса на Альте из Киева, чтобы послать туда «варягов», когда и так были там убийцы? Это удивляло всех историков. А вот романиста это вряд ли бы удивило: очень трудно уследить сразу за всеми героями, обстоятельствами, временами, если надо ещё проводить какую-то «основную мысль». А Повесть временных лет не есть летописание; это чистая литература, основная мысль которой – рассказ о добре и зле.
Сколь часто авторские сюжеты «из русской жизни» переплетаются с библейскими сказаниями! Сколь чётко само поведение Бориса и Глеба просто требует признания их святыми мучениками! Чтобы у читателя не оставалось никаких сомнений в виновности Святополка, Иларион загодя выстраивает «генеалогию злодейства», с которой Святополку ничего другого и не оставалось, кроме как повторить судьбу Каина, суд над которым лежит вне людской компетенции.
«Святополк же окаянный стал думать: „Вот убил я Бориса; как бы убить Глеба?“. И, замыслив Каиново дело, послал, обманывая, гонца к Глебу… Святополк же окаянный и злой убил Святослава, послав к нему к горе Угорской, когда тот бежал в Угры. И стал Святополк думать: „Перебью всех своих братьев и стану один владеть Русскою землёю“. Так думал он в гордости своей, не зная, что „Бог даёт власть кому хочет, ибо поставляет Всевышний цесаря и князя, каких захочет дать“.
То, что человек не имеет права брать на себя наказание преступника, поскольку это прерогатива Божьего суда: «мне отмщенье и аз воздам» – одна из самых излюбленных мыслей Илариона. Не зря Ярослав – благородный мститель, который не убил, а лишь изгнал своего подлого старшего брата из страны. И не определён Святополку конец Ирода, заимствованный… из Хроники Георгия Амартола!
«И когда бежал он, напал на него бес, и расслабли все члены его, и не мог он сидеть на коне, и несли его на носилках. И бежавшие с ним принесли его к Берестью. Он же говорил: „Бегите со мной, гонятся за нами“. Отроки же его посылали посмотреть: „Гонится ли кто за нами?“. И не было никого, кто бы гнался за ними, и дальше бежали с ним. Он же лежал немощен и, привставая, говорил: „Вот уже гонятся, ой, гонятся, бегите“. Не мог он вытерпеть на одном месте, и пробежал он через Польскую землю, гонимый Божиим гневом, и прибежал в пустынное место между Польшей и Чехией, и там бедственно окончил жизнь свою. „Праведный суд постиг его, неправедного, и после смерти принял он муки окаянного: показало явно…посланная на него Богом пагубная кара безжалостно предала его смерти“, и по отшествии от сего света, связанный, вечно терпит муки. Есть могила его в том пустынном месте и до сегодня. Исходит же из неё смрад ужасен. Всё это Бог явил в поучение князьям русским…» –
– …да и сама ПВЛ «явлена была» в поучение князьям русским.
Авторы первичных литературных текстов, – тех, которые ныне рассматриваются, как источники сведений об историческом прошлом человечества, – не ставили себе задачи создавать «источники». Их личный кругозор был достаточно узок, они не могли, да и не стремились достичь адекватности в описании героев и событий минувшего. Восхваление своего князя, и уничижение чужого; поиск материала для подтверждения библейских истин, или даже его сочинение; желание написать поучительную для читателя повесть – вот что двигало ими. Реальная жизнь не знает законченных сюжетов, а в большинстве летописных повестей мы видим именно законченные сюжеты. Нет принципиальной разницы в технологии изготовления сказок и летописных повестей!
Вот и А. Л. Никитин в отношении ПВЛ пишет:
«Всё дело в том, что мы обсуждаем не исторический документ, каковым большинству представляется летопись, и даже не летопись, а всего только литературное произведение, которое может нести в себе отражение действительности».
Глобальная катастрофа конца XIII века?
Списков русских летописей, сообщающих «о древней жизни», но составленных ранее XIV века, не существует, – так, содержащая в себе Повесть временных лет Лаврентьевская летопись имеется в списке 1377 года, а Ипатьевская – XV века.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
О том, что Иларион имел крайне скудный материал по эпохе Владимира и Ярослава (а была ли та эпоха?), можно судить по тому, что некоторые сюжеты он был вынужден использовать многократно. В его текстах встречаются такие зеркальные двойники, как, например, воевода Блуд у Святополка и воевода Буды , – «кормилец» Ярослава, хотя последнему было уже под сорок лет. Этот Буды в битве на Буге с Болеславом выступает таким же подстрекателем к битве, как у Любеча – «воевода отень» Святополка по имени Волчий Хвост. В обоих случаях воеводы оказываются виновниками разгрома своего войска, заставляя сомневаться в реальности совершаемых ими поступков, приличествующих более подросткам во время кулачных боёв. К тому же стоит напомнить, что все наши сведения о существовании Олега Святославича, Ярополка и трёх названных воевод основаны исключительно на новеллах ПВЛ, написанных и отредактированных Иларионом, не более. Ни в одном другом источнике они не упоминаются.
Потому-то и возникает у историка Никитина вопрос: кто они, эти князья и воеводы – литературные персонажи или исторические личности? Кто такие варяги, когда и откуда они появились в документах?
Исходный термин «варанг/варанги» возник в Константинополе не ранее конца 1020-х годов, и первоначально обозначал скандинавов, состоявших на службе в императорской гвардии. Ко второй половине того же столетия термин был распространён на англов, сменивших в гвардии скандинавов, а затем стал обозначать наёмников вообще, и именно в этом единственном смысле на протяжении всей ПВЛ его использует Иларион, искусно вплетая этих «варягов» в повествование, когда их требует сюжет, и не считаясь вовсе с «действительностью». Так и была порождена путаница с «варягами» и «русью», ставшая, по словам одного исследователя, «кошмаром русской истории».
Что забавно, в собственно Печерской летописи, написанной тем же Иларионом, никаких варягов нет; они появились только в ПВЛ. Более того, из текста следует, что первоначально варягов не знали ни Олег, ни Игорь, ни Ольга, ни Святослав – все они выступают с «русью», поэтому последующее появление «варягов» в перечне племён, участвующих в походах Олега и Игоря (но не Ольги и Святослава!) оказывается, безусловно, вторичным. Возможно, эти эпизоды вообще не принадлежат перу Илариона.
Даже в новеллах о Владимире лексема «варяги» выглядит совершенно анахроничной, показывая переброску «в прошлое» сюжета, связанного с приключениями Ярослава и Святополка. И кстати, «два варяга», которые подняли на мечах несчастного Ярополка, зеркальны другой паре таких же наёмников, которые якобы были посланы Святополком, чтобы прикончить Бориса:
«Бориса же убивше оканьнии, увертевше и в шатеръ, и вьзложиша и на кола, повезошаи, ещё дышющу ему. И увидивьше её оканьныи Святополкъ, и якоеще ему дышющу, и посла два Варяга приконьчевати его. Оне маже пришедшима и видившима, якоещее муживу сущю, и единъ ею извлекъ мечь и проньзеюкь сердцю» [Ип., 120].
(В переводе Д. С. Лихачёва: «Убив же Бориса, окаянные завернули его в шатёр, положив на телегу, повезли, ещё дышавшего. Святополк же окаянный, узнав, что Борис ещё дышит, послал двух варягов прикончить его. Когда те пришли и увидели, что он ещё жив, то один из них извлёк меч и пронзил его в сердце».)
Каким образом мог Святополк увидеть (узнать) «дыхание» Бориса на Альте из Киева, чтобы послать туда «варягов», когда и так были там убийцы? Это удивляло всех историков. А вот романиста это вряд ли бы удивило: очень трудно уследить сразу за всеми героями, обстоятельствами, временами, если надо ещё проводить какую-то «основную мысль». А Повесть временных лет не есть летописание; это чистая литература, основная мысль которой – рассказ о добре и зле.
Сколь часто авторские сюжеты «из русской жизни» переплетаются с библейскими сказаниями! Сколь чётко само поведение Бориса и Глеба просто требует признания их святыми мучениками! Чтобы у читателя не оставалось никаких сомнений в виновности Святополка, Иларион загодя выстраивает «генеалогию злодейства», с которой Святополку ничего другого и не оставалось, кроме как повторить судьбу Каина, суд над которым лежит вне людской компетенции.
«Святополк же окаянный стал думать: „Вот убил я Бориса; как бы убить Глеба?“. И, замыслив Каиново дело, послал, обманывая, гонца к Глебу… Святополк же окаянный и злой убил Святослава, послав к нему к горе Угорской, когда тот бежал в Угры. И стал Святополк думать: „Перебью всех своих братьев и стану один владеть Русскою землёю“. Так думал он в гордости своей, не зная, что „Бог даёт власть кому хочет, ибо поставляет Всевышний цесаря и князя, каких захочет дать“.
То, что человек не имеет права брать на себя наказание преступника, поскольку это прерогатива Божьего суда: «мне отмщенье и аз воздам» – одна из самых излюбленных мыслей Илариона. Не зря Ярослав – благородный мститель, который не убил, а лишь изгнал своего подлого старшего брата из страны. И не определён Святополку конец Ирода, заимствованный… из Хроники Георгия Амартола!
«И когда бежал он, напал на него бес, и расслабли все члены его, и не мог он сидеть на коне, и несли его на носилках. И бежавшие с ним принесли его к Берестью. Он же говорил: „Бегите со мной, гонятся за нами“. Отроки же его посылали посмотреть: „Гонится ли кто за нами?“. И не было никого, кто бы гнался за ними, и дальше бежали с ним. Он же лежал немощен и, привставая, говорил: „Вот уже гонятся, ой, гонятся, бегите“. Не мог он вытерпеть на одном месте, и пробежал он через Польскую землю, гонимый Божиим гневом, и прибежал в пустынное место между Польшей и Чехией, и там бедственно окончил жизнь свою. „Праведный суд постиг его, неправедного, и после смерти принял он муки окаянного: показало явно…посланная на него Богом пагубная кара безжалостно предала его смерти“, и по отшествии от сего света, связанный, вечно терпит муки. Есть могила его в том пустынном месте и до сегодня. Исходит же из неё смрад ужасен. Всё это Бог явил в поучение князьям русским…» –
– …да и сама ПВЛ «явлена была» в поучение князьям русским.
Авторы первичных литературных текстов, – тех, которые ныне рассматриваются, как источники сведений об историческом прошлом человечества, – не ставили себе задачи создавать «источники». Их личный кругозор был достаточно узок, они не могли, да и не стремились достичь адекватности в описании героев и событий минувшего. Восхваление своего князя, и уничижение чужого; поиск материала для подтверждения библейских истин, или даже его сочинение; желание написать поучительную для читателя повесть – вот что двигало ими. Реальная жизнь не знает законченных сюжетов, а в большинстве летописных повестей мы видим именно законченные сюжеты. Нет принципиальной разницы в технологии изготовления сказок и летописных повестей!
Вот и А. Л. Никитин в отношении ПВЛ пишет:
«Всё дело в том, что мы обсуждаем не исторический документ, каковым большинству представляется летопись, и даже не летопись, а всего только литературное произведение, которое может нести в себе отражение действительности».
Глобальная катастрофа конца XIII века?
Списков русских летописей, сообщающих «о древней жизни», но составленных ранее XIV века, не существует, – так, содержащая в себе Повесть временных лет Лаврентьевская летопись имеется в списке 1377 года, а Ипатьевская – XV века.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116