https://www.dushevoi.ru/products/installation/dlya-unitaza/ 

 


С 1712 года Россия перестала ввозить оружие.
С военными заказами связано открытие полотняных и суконных фабрик. Раньше сукно для солдатских мундиров ввозилось из-за границы; Пётр принял меры, чтобы производить его в России.
Создавались новые отрасли фабричного производства: шёлковая и кожевенная, бумажная и шляпная, ковровая, цементная, сахарная, обойная. Военные потребности тянули за собой всю экономику и общественную жизнь! Поощрялась частная инициатива и предпринимательство, правительство давало фабрикантам кредиты. Пётр продолжал начатую до него политику протекционизма , например, запретил ввозить заграничные чулки, дабы обеспечить сбыт Московской чулочной фабрике. Считая отечественное производство иголок достаточным, Пётр не стал повышать ввозную пошлину, а попросту запретил ввоз, но потребовал, чтобы цена на иголки фабрик Томилина и Рюмина была ниже, чем цена импортных игл.
Для иных иностранных товаров, которые могли производиться в России, вводились высокие пошлины, до 40% в валюте.
Квалифицированных рабочих не хватало, их выписывали из-за границы, а рынок своей рабочей силы практически отсутствовал. Благодаря тому, что мануфактуры создавались в условиях крепостничества , была возможность посылать для работы на них бродяг и преступников. Появилась практика «приписывания» к казённым мануфактурам государственных крестьян, которые отрабатывали государственные подати. Эти крестьяне так и назывались приписными. В 1721 году купцам разрешили покупать и приписывать к своим заводам деревни, но крестьяне становились собственностью не купцов, а этих предприятий; такие крестьяне назывались посессионными.
Для подготовки специалистов в 1711 году при мануфактурах были учреждены ремесленные школы; началось профессиональное образование рабочих. Покровительство государства производству и ремеслу выразилось также в создании в городах в 1722 году цехового устройства: всех ремесленников записали в цехи по профессиям, кстати, строго регламентируя качество продукции.
…25 апреля 1709 года шведы осадили Полтаву.
1709 . – Полтавское сражение. Баталия кончилась тем, что шведы бежали, потеряв более 9 000 человек убитыми и 3 000 пленными; сам Карл XII и бывший гетман Мазепа бежали в Турцию. Наши потери составили 1 345 убитыми и 3 300 ранеными.
Карл XII восемнадцать лет воевал против Петра отнюдь не потому, что претендовал на московскую корону. Он открыто заявлял, что причина его личной войны против Петра и Августа заключается в вопиющем, по его мнению, вероломстве этих родственничков, которые, заключив с ним договор о дружбе (прямо скажем, вынужденный), за его спиной сговорились поделить его земли. Более того, Пётр дождался получения шведских пушек по заключённому договору, и через три дня начал нарвскую кампанию. Наш царь умел показывать зубы!
Обиженный швед (с соизволения турецкого султана) серьёзно оттрепал Петра в 1700 году под Нарвой, и практически вывел из политики польскую сторону в 1704-м. Впрочем, личный момент присутствовал и с российской стороны. А. С. Пушкин:
«Пётр был столь же озлоблен; и когда английский и голландский министры вздумали было от войны его удерживать, то он, в ярости выхватив шпагу…, клялся не вложить оной в ножны, пока не отомстит Карлу за себя и за союзников. Если же их державы вздумают ему препятствовать, то он клялся пресечь с ними всякое сообщение и обещался удержать у себя (в подражание Карлу) имения их подданных, находящихся в России».
И вот, через пять лет Карл и Пётр встретились под Полтавой, и Пётр своими решительными действиями с лихвой рассчитался с Карлом за нарвскую обиду 1700 года. А ведь Карл, о чём пишут шведские исследователи, имел двукратное превосходство в численности регулярных войск и шестикратное – в артиллерии и боеприпасах!
Е. В. Тарле («Северная война и шведское нашествие на Россию») сообщает:
«В генеральной баталии, шедшей с 9 до 11 часов утра, участвовало русской пехоты всего 10 тыс человек „в первой линии“, а прочие „ещё и в баталию не в ступили“. Этот факт, старательно замалчиваемый всеми без исключения западными историками Полтавской битвы, стоит подчеркнуть, также как и другой факт, категорически опровергающий выдумку Нордберга (сдавшегося в плен в конце битвы), будто шведы начали своё „отступление“, лишь пробыв несколько часов близ поля битвы. Наши источники отмечают, что сдавшаяся под Полтавой шведская армия „большая часть с ружьём и с лошадями отдалась и в плен взяты“. Только на самом „боевом месте и у редут“ пересчитано было 9224 неприятельских трупа. Русская кавалерия преследовала разбежавшихся в разных направлениях шведов: „В погоне же за бегущим неприятелем гнала ноша кавалерия болши полуторы мили, пока лошади утомились и иттить не могли“, и „от самой Полтавы в циркумференции [в окружности] мили на три и болшина всех полях и лесах мёртвые неприятелские телеса обретались“. Пришлось разбросать кавалерию для преследования и добивания разбежавшихся. Поспешное бегство главной массы к Днепру отсрочило взятие их всех в плен на трое суток».
Деморализованная армия Карла бежала, и почти все, кроме свиты, погибли. Многие сдались ещё до начала основного боя. Когда к Петру привели пленных шведских военачальников, им было велено сдать шпаги, после чего Пётр, знавший о хвастливых речах Карла накануне битвы, сказал: «Вчерашнего числа брат мой король Карл просил вас в шатры мои на обед, и вы по обещанию в шатры мои прибыли, а брат мой Карл ко мне с вами в шатёр не пожаловал, в чём пароля своего не сдержал, я его весьма ожидал и сердечно желал, чтоб он в шатрах моих обедал, но когда его величество не изволил пожаловать ко мне на обед, то прошу вас в шатрах моих отобедать».
За обедом Реншильд и Пипер сказали Шереметеву, что они многократно советовали королю прекратить войну с Россией, заключив с нею вечный мир. Все, кроме Левенгаупта, думали, что под Полтавой встретятся с войском, вроде того, что было при Нарве в 1700 году, «или мало поисправнее того». Никто не подозревал, что у России такое сильное регулярное войско: только Левенгаупт утверждал, что «Россия пред всеми имеет лучшее войско». Однако интересно, что прославление Полтавской битвы и придание ей нынешнего значения в глазах общественного мнения началось через много-много лет, уже после завоевания Екатериной II Малороссии. Первая памятная доска об этом событии в Санкт-Петербурге, с надписью, сочинённой Г. Рубаном, датирована 1778 годом. Ниодной оды в честь полтавской победы до 1751 года, когда об этом событии напомнил в оде к Елизавете совсем ещё юный тогда Михайла Херасков, написано не было, хотя по поводу других побед их было немало (например, «На взятие Хотина» Ломоносова, 1739).
Молчали об этом событии известные писатели того времени Прокопович, Сумароков и Тредьяковский. Ничего по поводу полтавской победы не написал и поэт А. Кантемир, хотя его отец, молдавский господарь Д. Кантемир, писатель и историк, был сначала союзником, а потом и ближайшим сподвижником Петра I. В трудах же самого Д. Кантемира, посвящённых истории Молдавии, Полтавская битва, в результате которой Карл XII оказался в столице Молдавии г. Бендеры, представлена частным эпизодом в ходе ликвидации Молдавской автономии Османской империей в ходе русско-турецкой войны… 1710–1713 годов .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
 https://sdvk.ru/Mebel_dlya_vannih_komnat/ 

 realonda york