– Мне?! Вы смеетесь, Ортель. Ну какой из меня разведчик? Я просто пехотный офицер, который может командовать ротой, и, пожалуй, – все. Вот уж о чем никогда не думал, да и, признаться, профессия эта, при всем уважении к вам, мне никогда особенно не нравилась.
Штурмбаннфюрер умел обрабатывать собеседников. Он понимал, что сказал для одного раза слишком много скромному фронтовику, который должен еще переварить столь неожиданное и чреватое многими последствиями, хотя и лестное, предложение, и перевел беседу на другую, более безобидную тему.
Передышка эта как нельзя кстати была и для Николая Кузнецова. Предложение и впрямь оказалось ошеломляющим. Но ни отклонить, ни принять его без решения командования он, конечно, не мог. Ничем внешне он не выдал охватившего его глубокого волнения.
Штурмбаннфюрер фон Ортель не шутил. Просто так, от нечего делать подобных предложений не высказывают направо и налево. А что, если эсэсовец, не довольствуясь тем, что знал от самого Зиберта и общих знакомых, проверил личность обер-лейтенанта по своим собственным каналам?
Если так – конец… И в отряд уйти не удастся, наверняка будут следить за каждым его шагом. Но и панике поддаваться нельзя. Ортель, конечно, вполне мог его уже проверить. Но это лишь одна версия. А вторая – что он, полагаясь на опыт и интуицию, не спешит с проверкой, поскольку Зиберт еще не ответил согласием. В этом случае он, Кузнецов, пока в безопасности, а разговор означает лишь одно, что фон Ортель «клюнул» на Зиберта.
Терзаемый самыми противоречивыми мыслями и сомнениями, Николай Иванович поспешил в отряд. Командование предложило Кузнецову продолжать игру, не связывая себя пока, однако, какими-либо определенными обязательствами.
– Постарайтесь выяснить, – напутствовали в отряде Николая Ивановича, – в какое конкретное дело хочет втянуть вас этот благодетель. Учтите в то же время, что не исключена и возможность провокации, будьте предельно осторожны, не перестарайтесь.
Кузнецов вернулся в Ровно.
В тот же день он постарался встретиться с Майей Микота. И не случайно. Ортель явно выделял веселую, обаятельную девушку из всех остальных. Он немного ухаживал за ней, не слишком серьезно, с оттенком какой-то снисходительности, постоянно поддразнивал, но не зло. Одним словом, вел себя так, как иногда взрослые мужчины ведут себя с очень молоденькими девушками. Невинный флирт, не более. Но так только казалось. Дело в том, что эта внешне легкомысленная девушка уже давно была секретной осведомительницей гестапо, где носила кличку Семнадцать. Майя постоянно общалась со множеством немецких офицеров, чиновников, коммерсантов, некоторые ухаживали за ней, делали лестные предложения, откровенничали. Это-то обстоятельство и привлекло к девушке внимание гитлеровской службы безопасности. Когда фон Ортель появился в Ровно, агент Семнадцать был передан в его распоряжение. Штурмбаннфюрер нашел девушку очень способной к секретной работе и в результате всерьез принялся обучать ее в индивидуальном порядке приемам и методам шпионского ремесла.
Как агент гестапо, Майя регулярно встречалась с фон Ортелем на конспиративных квартирах СД на Немецкой площади и во 2-м Берестянском переулке. Разумеется, командование отряда незамедлительно получало от Микота подробный отчет о каждой такой встрече.
Штурмбаннфюрер доверял Микота больше, чем кому-либо. Однажды он рассказал ей об очень важном: что он, Ортель, засылает в советский тыл двух террористов с целью убийства двух генералов, в том числе Зейдлица, плененных в Сталинграде и в плену выступивших против гитлеровского режима.
…Во время очередной встречи у Лисовской Майя Микота рассказала Николаю Ивановичу обо всех ровенских новостях, а в заключение сообщила, что ее шеф собирается уехать, куда – неизвестно. По словам девушки, фон Ортель был в последние дни очень доволен чем-то, говорил, что ему оказана большая честь, что дело очень крупное и вызовет большой шум.
Но на вопрос Кузнецова, куда именно собрался эсэсовец, Майя могла только пожать плечами. Этого она, к сожалению, не знала. Подсознательное чувство говорило Кузнецову, что между предполагаемым отъездом фон Ортеля и его предложением Зиберту есть закономерная связь, и он настойчиво просил Майю постараться восстановить в памяти все подробности ее разговора с шефом, все детали, намеки. Это очень важно!
Девушка и сама понимала, что это важно, но только покачала головой.
– Я уже расспрашивала. Отшучивается только. Обещал привезти, когда вернется, персидские ковры.
Николай Иванович насторожился. Первая заповедь разведчика – не оставлять без внимания ни одной мелочи – за этот год словно вросла в его сознание. Персидские ковры? Вряд ли это случайно…
Прощаясь, Кузнецов дал девушке наставление: постараться вытянуть из Ортеля все возможное. Прикинуться расстроенной его отъездом, намекнуть, что неравнодушна к нему и обеспокоена. И запоминать каждое его слово, каким бы пустячным на первый взгляд оно ни показалось.
Кузнецов не терял времени – уже через несколько часов один из находившихся в его распоряжении связных спешил в отряд с донесением. А вскоре в Москву полетела очередная шифровка.
Обер-лейтенант Пауль Зиберт не смог больше встретиться со своим другом и возможным будущим начальником. Как только он вернулся 24 ноября в Ровно на свою постоянную квартиру в доме № 15 по улице Легионов, взволнованная Майя Микота сообщила ему удивительную весть: штурмбаннфюрер СС фон Ортель, по слухам, застрелился в своем кабинете в помещении «зуболечебницы» на Дойчештрассе.
Кузнецов не сомневался, что трупа «самоубийцы» вообще не существовало. Его волновало другое, почему фон Ортель так стремительно и неожиданно покинул Ровно, симулировав (в симуляции Кузнецов не сомневался) самоубийство? Причин могло быть только две: неожиданный вызов в Берлин или раскаяние в излишней откровенности с пехотным офицером. Во втором случае Зиберту грозила немалая опасность. Фон Ортель мог позаботиться об устранении опасного для него свидетеля.
Командование отряда приняло все необходимые меры для обеспечения безопасности Кузнецова.
Самолет С-54 с президентом Соединенных Штатов Америки Франклином Делано Рузвельтом на борту пролетел из Каира 1310 миль над Суэцким каналом, Иерусалимом, Багдадом, реками Евфрат и Тигр и, наконец, приземлился на тегеранском аэродроме. Уставшего после долгого пути, уже тогда смертельно больного президента отвезли в посольство США находившееся приблизительно в двух километрах от города.
Группа, сопровождавшая Рузвельта на конференцию, включала семьдесят семь человек. В нее входили личный советник Гарри Гопкинс, начальник личного штаба президента адмирал Леги, Аверелл Гарриман, генералы Маршалл, Арнольд, Соммервелл, Хэнди, Дин, зять президента майор Джон Беттигер и другие (в том числе знаменитые филиппинские повара).
На следующее утро – в воскресенье 28 ноября – к Рузвельту в спальню вошли взволнованный Гарриман и начальник секретной охраны президента Майкл Рейли.
Гарриман рассказал Рузвельту, что русские только что поставили его в известность о том, что город наводнен вражескими агентами и возможны «нежелательные инциденты» – в устах Гарримана это вежливое выражение означало «покушения».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63