Приговор будет приведен в исполнение немедленно, в присутствии судьи, священника и врача на тюремном...
Больше он ничего не слышал. Только одна фраза билась пойманной птицей у него в голове. «Это невозможно... Господи, это невозможно!»
Его уже кто-то волок по каменным ступеням, подхватив под руки. Обычная деревянная колода, как для разделки мяса. Лица – любопытные, безразличные, сочувствующие, суровые. Здоровый детина с красным колпаком, закрывающим лицо, воткнул в колоду широкий мясницкий топор.
С Конрада сорвали рубаху, связали руки и подвесили за руки на крюк, торчащий высоко, прямо в каменной стене тюремного двора. Звонко щелкнула плеть... Он почти не чувствовал боли. Только одна мысль: «Господи! Если ты есть, не дай им этого сделать! Оставь мне руку... Пусть лучше мне вырвут язык. Пусть совсем забьют этой плетью. Господи, душу мою не лишай надежды и жизни! Сделай хоть что-нибудь...»
Как во сне. Его еще шатало. Боль, пронизывающая тело насквозь. Надели снова рубаху. Он почувствовал, как ткань прилипает к запекающимся кровавым рубцам на спине. Кто-то стал закатывать ему рукав на правой руке.
– Не-ет! – Он попытался вырваться. На него навалились, прижав к земле, лицом прямо в стоптанную сотнями ног грязную жижу. – Не-е-ет!!! – Согнули, заломив руку так, что потемнело от боли в глазах. Поволокли к разделочной колоде. Тот, что в маске, отложив плеть, вынул из колоды топор. Положили его руку на сырую колоду.
– Нет! Лучше убейте. Убейте меня, твари, что вам стоит? Убейте!!! – Он снова стал вырываться. Но его бросили наземь, придавив сверху коленом. Руку прижали к колоде. Сжали со всех сторон так, что он уже ничем не мог пошевелить. – Нет! – Бессилие и ужас.
Вокруг все замолкли. Он ждал. Невозможно, невыносимо долго.
Удар.
Странно. Он думал – будет больнее. Убрали колено со спины. Подняли. Кровь хлещет фонтаном. Какой-то старичок накладывает на обрубок тряпичный жгут... Обрубок. Рука лежала тут же, по ту сторону колоды, у палача под ногами. Красивая рука с длинными, холеными пальцами органиста-виртуоза.
«Господи... За что же ты меня, Господи. За что?..»
– Надо прижечь, а то он наверняка не выживет... Закон суров, но справедлив, – раздалось у него над головой.
Чем-то горячим пахнуло справа. Старичок все не выпускал из рук его культю. Боль. Невыносимая боль. Запах паленого мяса и безумная боль там, где была его правая рука...
– И ты думаешь, инквизиторы оставят нас в покое? – скептически ухмыльнулся Саллах. – Я не удивлюсь, если узнаю, что они гонятся следом.
– Саллах прав, – кивнул Ходжа. – Нам теперь самое время залечь на дно. Здесь есть столько мест...
Ахмет молчал. За все время с того момента, как они угнали лошадей у солдат полиции Христа, он не произнес ни слова. Ныла рана в правом боку. Из царапины на лбу снова сочилась кровь.
– Зря ты все-таки влез в этот бой, Уно. Не надо было нам...
– И я не пойму зачем? – пожал плечами Саллах. – Только не надо говорить, что ты хотел погибнуть в бою из-за любви к этой...
– Ду! – одернул его Ходжа.
– А что Ду? Я что – не прав? – дернулся Саллах. – Если я не прав, то пусть он сам мне это скажет! Пусть сам... А я считаю, что все к лучшему. В том смысле, что... Хорошо, что он хотя бы не с ней. Эта ведьма сама найдет себе пулю.
– А тебе я найду пулю. Да? – подал-таки голос Ахмет.
– Слава Аллаху! Заговорил.
– А ты заткнись. Не то и правда найду.
Некоторое время они ехали молча, изредка переходя с шага на галоп. Альпы постепенно оставались позади. С юга уже тянуло морем. Все чаще встречались сады, поля, огороды. День клонился к закату. Вечер двадцать второго октября был теплым. Людей на дороге стало больше. Деревни одна за другой. На одном из перекрестков они догнали пожилого человека в одежде священника. Он задумчиво смотрел вслед удаляющемуся всаднику. Перекрестил его, вздохнул и стал забираться на своего мула.
– Так куда мы все-таки едем, Уно? – не выдержал Саллах.
– Куда глаза глядят... Вон, давай хоть у первого встречного спросим.
Саллах чуть не поперхнулся от такого ответа, а Ходжа лишь сочувственно посмотрел на Ахмета.
Албанцы остановились возле священника. Впереди Ахмет, чуть поодаль Ходжа и Саллах. Священник настороженно оглядел их. Учтиво приподнял шляпу:
– Мир вам, добрые люди.
– И тебе мир. – Ахмет на секунду смешался. – Прости за необычную просьбу, святой отец... Скажи, что мне делать?
Бендетто хотел сначала сказать, что он не священник, а ученый. Но потом заглянул в карие глаза вопрошавшего... Смотрел удивительно долго. С сочувствием. С нескрываемым интересом. Потом решился ответить:
– Не сдавайся, солдат. Ты близок к тому, чтобы сдаться... Все дело в женщине?
Ахмет кивнул.
– Найди ее. Поговори с ней еще раз. Может быть, ты напрасно так изводишь себя. Может быть, все еще будет хорошо. Пока есть хоть какая-то возможность, не сдавайся. Ты этого никогда себе не простишь.
В глазах Ахмета на миг словно вспыхнул огонь.
– Откуда ты знаешь?.. Впрочем, неважно. Ты прав. Храни тебя Всевышний, святой человек.
И Ахмет, дав шпоры коню, помчался по дороге вперед. Саллах и Ходжа, удивленно переглянувшись, поскакали следом.
Только тут, на улицах Беллуно, она действительно почувствовала, что, наконец, находится в Италии. Совсем другой воздух – запах моря, цветов, любви.
«Ты хотела бы жить здесь?»
«Я так устала, что готова упасть где угодно. Мы же ехали весь день. Я голодна...»
«К седлу приторочен кошелек. Там немного. Но на первое время хватит».
Развязав кошель, Ольга удивленно хмыкнула. И тут же направила лошадь к центру городка. Туда, откуда разносился по улицам базарный гомон.
«Вот видишь, со мной тебе нечего бояться! Тебе сейчас нужно немного прийти в себя. Потом поедем в Венецию. Там много достойных людей».
«Достойных для тебя?»
«Да. Там есть, из кого выбрать... Но тебе нужен покровитель. Человек, который введет тебя в свет, защитит от всякой рвани... О! Смотри, вот вполне подходящий экземпляр».
Навстречу ей по базарной площади ехал молодой франт. Атласный камзол, вызолоченный эфес шпаги, породистый арабский скакун. Шикарная шляпа со страусиным пером закрывала от палящего солнца его лицо. Красивые, породистые черты. Лишь немного портили картину высокомерно поджатые губы.
«Ну как? Он в городе сейчас самая видная особа. Племянник неаполитанского вице-короля. Полковник. Торчит тут, пока в Милане и Мантуе формируется для отправки на войну его полк. С ума сходит от скуки. Обрати внимание, как он на тебя посмотрел».
Несколько секунд она колебалась. Но потом...
«Почему бы и нет? Только я в таком виде... Он, кажется, только мельком глянул, а теперь и головы в мою сторону не повернет».
Действительно, благородный идальго уже проехал мимо, лишь на мгновение скользнув по ней своим безразлично скучающим взглядом.
«Спорим, повернет? В ногах у тебя будет валяться! Только держись».
Лошадь Ольги вдруг испуганно заржала, поднялась на дыбы. Ольга, судорожно обхватив лошадь за шею, завизжала. Покатилась в сторону и перевернулась тележка зеленщика. Лошадь, взбрыкнув, заметалась по рынку, пугая прохожих и переворачивая лотки.
– Стой!.. Стоять, каналья! – Молодой идальго, на своем резвом арабском жеребце догнав Ольгу, схватил ее лошадь под уздцы. – Вот так, красавица. Стой смирно.
Лошадь и правда затихла. Теперь она только испуганно косилась на арабского жеребца и тяжело поводила боками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Больше он ничего не слышал. Только одна фраза билась пойманной птицей у него в голове. «Это невозможно... Господи, это невозможно!»
Его уже кто-то волок по каменным ступеням, подхватив под руки. Обычная деревянная колода, как для разделки мяса. Лица – любопытные, безразличные, сочувствующие, суровые. Здоровый детина с красным колпаком, закрывающим лицо, воткнул в колоду широкий мясницкий топор.
С Конрада сорвали рубаху, связали руки и подвесили за руки на крюк, торчащий высоко, прямо в каменной стене тюремного двора. Звонко щелкнула плеть... Он почти не чувствовал боли. Только одна мысль: «Господи! Если ты есть, не дай им этого сделать! Оставь мне руку... Пусть лучше мне вырвут язык. Пусть совсем забьют этой плетью. Господи, душу мою не лишай надежды и жизни! Сделай хоть что-нибудь...»
Как во сне. Его еще шатало. Боль, пронизывающая тело насквозь. Надели снова рубаху. Он почувствовал, как ткань прилипает к запекающимся кровавым рубцам на спине. Кто-то стал закатывать ему рукав на правой руке.
– Не-ет! – Он попытался вырваться. На него навалились, прижав к земле, лицом прямо в стоптанную сотнями ног грязную жижу. – Не-е-ет!!! – Согнули, заломив руку так, что потемнело от боли в глазах. Поволокли к разделочной колоде. Тот, что в маске, отложив плеть, вынул из колоды топор. Положили его руку на сырую колоду.
– Нет! Лучше убейте. Убейте меня, твари, что вам стоит? Убейте!!! – Он снова стал вырываться. Но его бросили наземь, придавив сверху коленом. Руку прижали к колоде. Сжали со всех сторон так, что он уже ничем не мог пошевелить. – Нет! – Бессилие и ужас.
Вокруг все замолкли. Он ждал. Невозможно, невыносимо долго.
Удар.
Странно. Он думал – будет больнее. Убрали колено со спины. Подняли. Кровь хлещет фонтаном. Какой-то старичок накладывает на обрубок тряпичный жгут... Обрубок. Рука лежала тут же, по ту сторону колоды, у палача под ногами. Красивая рука с длинными, холеными пальцами органиста-виртуоза.
«Господи... За что же ты меня, Господи. За что?..»
– Надо прижечь, а то он наверняка не выживет... Закон суров, но справедлив, – раздалось у него над головой.
Чем-то горячим пахнуло справа. Старичок все не выпускал из рук его культю. Боль. Невыносимая боль. Запах паленого мяса и безумная боль там, где была его правая рука...
– И ты думаешь, инквизиторы оставят нас в покое? – скептически ухмыльнулся Саллах. – Я не удивлюсь, если узнаю, что они гонятся следом.
– Саллах прав, – кивнул Ходжа. – Нам теперь самое время залечь на дно. Здесь есть столько мест...
Ахмет молчал. За все время с того момента, как они угнали лошадей у солдат полиции Христа, он не произнес ни слова. Ныла рана в правом боку. Из царапины на лбу снова сочилась кровь.
– Зря ты все-таки влез в этот бой, Уно. Не надо было нам...
– И я не пойму зачем? – пожал плечами Саллах. – Только не надо говорить, что ты хотел погибнуть в бою из-за любви к этой...
– Ду! – одернул его Ходжа.
– А что Ду? Я что – не прав? – дернулся Саллах. – Если я не прав, то пусть он сам мне это скажет! Пусть сам... А я считаю, что все к лучшему. В том смысле, что... Хорошо, что он хотя бы не с ней. Эта ведьма сама найдет себе пулю.
– А тебе я найду пулю. Да? – подал-таки голос Ахмет.
– Слава Аллаху! Заговорил.
– А ты заткнись. Не то и правда найду.
Некоторое время они ехали молча, изредка переходя с шага на галоп. Альпы постепенно оставались позади. С юга уже тянуло морем. Все чаще встречались сады, поля, огороды. День клонился к закату. Вечер двадцать второго октября был теплым. Людей на дороге стало больше. Деревни одна за другой. На одном из перекрестков они догнали пожилого человека в одежде священника. Он задумчиво смотрел вслед удаляющемуся всаднику. Перекрестил его, вздохнул и стал забираться на своего мула.
– Так куда мы все-таки едем, Уно? – не выдержал Саллах.
– Куда глаза глядят... Вон, давай хоть у первого встречного спросим.
Саллах чуть не поперхнулся от такого ответа, а Ходжа лишь сочувственно посмотрел на Ахмета.
Албанцы остановились возле священника. Впереди Ахмет, чуть поодаль Ходжа и Саллах. Священник настороженно оглядел их. Учтиво приподнял шляпу:
– Мир вам, добрые люди.
– И тебе мир. – Ахмет на секунду смешался. – Прости за необычную просьбу, святой отец... Скажи, что мне делать?
Бендетто хотел сначала сказать, что он не священник, а ученый. Но потом заглянул в карие глаза вопрошавшего... Смотрел удивительно долго. С сочувствием. С нескрываемым интересом. Потом решился ответить:
– Не сдавайся, солдат. Ты близок к тому, чтобы сдаться... Все дело в женщине?
Ахмет кивнул.
– Найди ее. Поговори с ней еще раз. Может быть, ты напрасно так изводишь себя. Может быть, все еще будет хорошо. Пока есть хоть какая-то возможность, не сдавайся. Ты этого никогда себе не простишь.
В глазах Ахмета на миг словно вспыхнул огонь.
– Откуда ты знаешь?.. Впрочем, неважно. Ты прав. Храни тебя Всевышний, святой человек.
И Ахмет, дав шпоры коню, помчался по дороге вперед. Саллах и Ходжа, удивленно переглянувшись, поскакали следом.
Только тут, на улицах Беллуно, она действительно почувствовала, что, наконец, находится в Италии. Совсем другой воздух – запах моря, цветов, любви.
«Ты хотела бы жить здесь?»
«Я так устала, что готова упасть где угодно. Мы же ехали весь день. Я голодна...»
«К седлу приторочен кошелек. Там немного. Но на первое время хватит».
Развязав кошель, Ольга удивленно хмыкнула. И тут же направила лошадь к центру городка. Туда, откуда разносился по улицам базарный гомон.
«Вот видишь, со мной тебе нечего бояться! Тебе сейчас нужно немного прийти в себя. Потом поедем в Венецию. Там много достойных людей».
«Достойных для тебя?»
«Да. Там есть, из кого выбрать... Но тебе нужен покровитель. Человек, который введет тебя в свет, защитит от всякой рвани... О! Смотри, вот вполне подходящий экземпляр».
Навстречу ей по базарной площади ехал молодой франт. Атласный камзол, вызолоченный эфес шпаги, породистый арабский скакун. Шикарная шляпа со страусиным пером закрывала от палящего солнца его лицо. Красивые, породистые черты. Лишь немного портили картину высокомерно поджатые губы.
«Ну как? Он в городе сейчас самая видная особа. Племянник неаполитанского вице-короля. Полковник. Торчит тут, пока в Милане и Мантуе формируется для отправки на войну его полк. С ума сходит от скуки. Обрати внимание, как он на тебя посмотрел».
Несколько секунд она колебалась. Но потом...
«Почему бы и нет? Только я в таком виде... Он, кажется, только мельком глянул, а теперь и головы в мою сторону не повернет».
Действительно, благородный идальго уже проехал мимо, лишь на мгновение скользнув по ней своим безразлично скучающим взглядом.
«Спорим, повернет? В ногах у тебя будет валяться! Только держись».
Лошадь Ольги вдруг испуганно заржала, поднялась на дыбы. Ольга, судорожно обхватив лошадь за шею, завизжала. Покатилась в сторону и перевернулась тележка зеленщика. Лошадь, взбрыкнув, заметалась по рынку, пугая прохожих и переворачивая лотки.
– Стой!.. Стоять, каналья! – Молодой идальго, на своем резвом арабском жеребце догнав Ольгу, схватил ее лошадь под уздцы. – Вот так, красавица. Стой смирно.
Лошадь и правда затихла. Теперь она только испуганно косилась на арабского жеребца и тяжело поводила боками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86