Куда потом девку припадочную унесли? Не встречал ли ты описанного мной старика?
– Истинно, как пес, вцепился в глотку... Да не знаю я. Не видел. Ничего больше не видел. Как услыхал про это, так со всех ног и бросился вон. Страшно мне стало.
– Верно говоришь. Пес я. Пес Христов. На таких, как ты, и прочих волков. Говори правду, бродяга. – Рука Хорвата за грудки подхватила Густава, а другую он отвел в сторону, демонстрируя свой большой костлявый кулак... Ох, хрустнут ребра!
– Правду. Истинно правду! Грешен я. Бей, терзай меня, друг! – И Густав, выпучив безумные от хмеля глаза, стал лобызать держащую его руку, словно перед ним был епископ. – Не сам. Не сам, турки заставили! В постный день жрал свинину. Грешен есмь. Прости меня, брат. В аду все будем гореть! – Рыдая и цепляясь за держащую его руку, Густав полез к Хорвату обниматься.
Хорват брезгливо поморщился и отбросил его от себя. Прямо на сапоги храпящему Шульцу. Густав после этого еще какое-то время изливал душу грязным сапогам офицера. А Хорват обвел помещение холодным внимательным взглядом. Он был до безобразия трезв. Зачерпнул пива – кружка шкрябнула по днищу бочонка – и вышел в пристрой.
«Нет. Он от них не отстанет. Все вытрясет и из Густава, и из Франко. Что же делать?.. Ведь именно Старик притащил меня в этот мир. Может быть, он единственный, кто может вернуть меня обратно. А сейчас Хорват уже почти вышел на след Старика. С утра он их дожмет, и тогда окончательно все пропало. На одном костре будем гореть...»
На душе у Ольги было совсем не весело.
Через полчаса, решив все-таки, что утро вечера мудренее, Хорват улегся спать. Перед этим он, правда, разбудил одного из солдат и велел тому стоять на часах.
Еще через час Ольга осмелилась пошевелиться. Никто не обратил на нее внимания. Все спали. Тогда она аккуратно встала и тихонько пошла к двери.
– Стой! – Снизу на нее глядел проснувшийся часовой. – Куда?
– По нужде, – как можно более жалобно прошептала она и просочилась наружу.
Дождь уже прошел, и из-за туч тут и там проступали блеклые осенние звезды. Для зарычавшего волкодава она припасла несколько обглоданных куриных костей, и он не стал лаять... Перекресток. В какой же стороне поместье? Кажется, там.
Он возник перед ней совершенно неожиданно. Просто перегородил дорогу. Мужчина. В руке, наверное, посох.
– Куда это ты, девушка, идешь среди ночи?
– В поместье.
– Зачем? – Что-то в его голосе было такое, что не ответить ему было просто невозможно.
– Мне нужно найти одного человека. Ему угрожает опасность...
– Считай, что ты его уже нашла. Пойдем.
Он взял ее за плечи и развернул. Да так и повел под ручку. Назад, к хутору Отто Шварца. Это был Старик, тот самый, из страшного сна.
– Тело без души более не будет жертвой. День смерти заложен с рождения, божественный дух осчастливит душу, узрев Глагол в его бесконечности... – От торжественного шепота Старика у Ольги по спине побежали мурашки. – Это Мишель Нострадамус. Картен 13 из первой центурии. Я чувствую, что Пророчество начинает сбываться. Не просто так мы встретились с тобой лицом к лицу на этой дороге.
– Но нам нельзя назад! Там вас ждут...
– Мы пройдем мимо. Ничего не бойся, Мария. Ничего. Пока я с тобой.
«Он сумасшедший, – подумалось Ольге. – Сумасшедший, считающий себя великим колдуном... или нет? Ведь как-то же он меня сюда вытащил?»
Они подошли к перекрестку. Сердце от страха ушло в пятки. Но волкодав даже не зарычал. В доме было тихо – похоже, ее еще не хватились. Когда хутор Шварца скрылся в темноте, Старик произнес:
– Теперь, Мария, мы будем идти всю ночь.
– Меня зовут не Мария. И вообще, вы должны мне все объяснить.
– Объяснить что? – улыбнулся Старик.
– Зачем вы меня сюда притащили? Зачем вселили в это тело? Что вам нужно от меня и... Как мне вернуться домой?
– Ну, хорошо. Разговор нам скрасит дорогу... Понимаю, что устала, но надо идти, и идти быстро. К утру до Виса дойдем, а там и затеряться недолго...
– Вис, Истрия, Грац... Какая это страна?
– Штирия.
– А солдаты говорили, что Крайна... На самом деле ни то ни другое мне ни о чем не говорит... Кто здесь правит?
– Герцог Фердинанд.
– Его в Сараево, кажется, застрелили... Или нет? – И про себя: «Нет. Это ж не первая мировая. Ох, лучше надо было готовиться к экзамену по Средним векам».
– Что ему делать в Сараево, там же турки? С турками у нас мир уже двенадцать лет... А герцог Фердинанд – наследник престола. Этот иезуитский выкормыш станет императором, когда умрет нынешний император Матвей Габсбург. Вот и будет править миром парочка – Фердинанд Австрийский и Фердинанд Испанский, да еще папа Павел Боргезе. Богомерзкое отродье. Душители всякой свободы...
– А какой тут у вас год? – прервала его Ольга.
– Одна тысяча шестьсот восемнадцатый от рождения Господа нашего. Тридцатый день сентября.
– Понятно.
– Да что, что тебе понятно, девчонка?
– Будет война. Тридцатилетняя война. Я читала...
– А кто в ней победит, случайно не помнишь?
– Нет. По-моему, как обычно, все проиграют.
– Война уже идет. Когда император Матвей объявил, что его наследником будет Фердинанд Штирийский, Чехия заволновалась. Мир уже десять лет катится к огромной страшной войне, и втянутся в нее, кажется, все, кто может держать оружие в руках. Десять лет назад были созданы Евангелическая Уния и Католическая Лига. Мир разделился надвое. Любая христианская держава примкнула к какой-то из сторон... В мае в Чехии собрался протестантский сейм... Император сам спровоцировал их, начав репрессии против протестантов. Потом дворяне в Праге выбросили из окна имперских прихвостней Мартиница и Славату. Чехия стала вооружаться. Кардинал Клезель, заправлявший всей политикой Вены, готов был пойти на уступки бунтовщикам. Но этот год – роковой. Война предначертана звездами. Всех, кто встает у нее на пути, убивают или бросают в темницу. Фердинанд устроил в Вене настоящий переворот. Клезеля арестовали, престарелого императора Матвея отстранили от дел. Тупоголовые кавалеристы и иезуитские приспешники двинули огромную армию – пятнадцать тысяч солдат – на расправу с чехами.
Сейчас граф Турн пытается остановить габсбургских генералов Дампьера и Бюкуа где-то под Чаславом. Но под Вену стягиваются все новые силы. Из Штирии и Баварии, из Бельгии, Италии и Испании. Грядет Армагеддон – Конец света. Все признаки налицо. Пожары, наводнения, мор. Люди, словно дикие волки, уже пожирают друг друга. Польша воюет со Швецией. Турция только ждет удобного момента, чтобы ударить в спину христианам.
А люди? Посмотри – господа презирают холопов, а холопы ненавидят господ. Религиозная вражда и костры инквизиции. Католическая Австрия, в которой каждый второй – протестант, тратит миллион гульденов на наем армии для религиозной войны с протестантской Чехией, в которой каждый третий – католик. Война скоро будет в каждом поместье, в каждой деревне. Ад на земле, вот что ждет этот мир. А люди спешат, сами торопятся прыгнуть в бездонную пропасть, ослепленные ненавистью и жаждой сиюминутной наживы... – Старик умел проповедовать. Его взгляд сверкал, а глаза действительно были разного цвета. Один карий, а другой – желто-зеленый.
– Ну хорошо. Предположим, вы убедили меня, что грядет Армагеддон. От меня-то вам что нужно? Зачем было вселять меня в это тело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Истинно, как пес, вцепился в глотку... Да не знаю я. Не видел. Ничего больше не видел. Как услыхал про это, так со всех ног и бросился вон. Страшно мне стало.
– Верно говоришь. Пес я. Пес Христов. На таких, как ты, и прочих волков. Говори правду, бродяга. – Рука Хорвата за грудки подхватила Густава, а другую он отвел в сторону, демонстрируя свой большой костлявый кулак... Ох, хрустнут ребра!
– Правду. Истинно правду! Грешен я. Бей, терзай меня, друг! – И Густав, выпучив безумные от хмеля глаза, стал лобызать держащую его руку, словно перед ним был епископ. – Не сам. Не сам, турки заставили! В постный день жрал свинину. Грешен есмь. Прости меня, брат. В аду все будем гореть! – Рыдая и цепляясь за держащую его руку, Густав полез к Хорвату обниматься.
Хорват брезгливо поморщился и отбросил его от себя. Прямо на сапоги храпящему Шульцу. Густав после этого еще какое-то время изливал душу грязным сапогам офицера. А Хорват обвел помещение холодным внимательным взглядом. Он был до безобразия трезв. Зачерпнул пива – кружка шкрябнула по днищу бочонка – и вышел в пристрой.
«Нет. Он от них не отстанет. Все вытрясет и из Густава, и из Франко. Что же делать?.. Ведь именно Старик притащил меня в этот мир. Может быть, он единственный, кто может вернуть меня обратно. А сейчас Хорват уже почти вышел на след Старика. С утра он их дожмет, и тогда окончательно все пропало. На одном костре будем гореть...»
На душе у Ольги было совсем не весело.
Через полчаса, решив все-таки, что утро вечера мудренее, Хорват улегся спать. Перед этим он, правда, разбудил одного из солдат и велел тому стоять на часах.
Еще через час Ольга осмелилась пошевелиться. Никто не обратил на нее внимания. Все спали. Тогда она аккуратно встала и тихонько пошла к двери.
– Стой! – Снизу на нее глядел проснувшийся часовой. – Куда?
– По нужде, – как можно более жалобно прошептала она и просочилась наружу.
Дождь уже прошел, и из-за туч тут и там проступали блеклые осенние звезды. Для зарычавшего волкодава она припасла несколько обглоданных куриных костей, и он не стал лаять... Перекресток. В какой же стороне поместье? Кажется, там.
Он возник перед ней совершенно неожиданно. Просто перегородил дорогу. Мужчина. В руке, наверное, посох.
– Куда это ты, девушка, идешь среди ночи?
– В поместье.
– Зачем? – Что-то в его голосе было такое, что не ответить ему было просто невозможно.
– Мне нужно найти одного человека. Ему угрожает опасность...
– Считай, что ты его уже нашла. Пойдем.
Он взял ее за плечи и развернул. Да так и повел под ручку. Назад, к хутору Отто Шварца. Это был Старик, тот самый, из страшного сна.
– Тело без души более не будет жертвой. День смерти заложен с рождения, божественный дух осчастливит душу, узрев Глагол в его бесконечности... – От торжественного шепота Старика у Ольги по спине побежали мурашки. – Это Мишель Нострадамус. Картен 13 из первой центурии. Я чувствую, что Пророчество начинает сбываться. Не просто так мы встретились с тобой лицом к лицу на этой дороге.
– Но нам нельзя назад! Там вас ждут...
– Мы пройдем мимо. Ничего не бойся, Мария. Ничего. Пока я с тобой.
«Он сумасшедший, – подумалось Ольге. – Сумасшедший, считающий себя великим колдуном... или нет? Ведь как-то же он меня сюда вытащил?»
Они подошли к перекрестку. Сердце от страха ушло в пятки. Но волкодав даже не зарычал. В доме было тихо – похоже, ее еще не хватились. Когда хутор Шварца скрылся в темноте, Старик произнес:
– Теперь, Мария, мы будем идти всю ночь.
– Меня зовут не Мария. И вообще, вы должны мне все объяснить.
– Объяснить что? – улыбнулся Старик.
– Зачем вы меня сюда притащили? Зачем вселили в это тело? Что вам нужно от меня и... Как мне вернуться домой?
– Ну, хорошо. Разговор нам скрасит дорогу... Понимаю, что устала, но надо идти, и идти быстро. К утру до Виса дойдем, а там и затеряться недолго...
– Вис, Истрия, Грац... Какая это страна?
– Штирия.
– А солдаты говорили, что Крайна... На самом деле ни то ни другое мне ни о чем не говорит... Кто здесь правит?
– Герцог Фердинанд.
– Его в Сараево, кажется, застрелили... Или нет? – И про себя: «Нет. Это ж не первая мировая. Ох, лучше надо было готовиться к экзамену по Средним векам».
– Что ему делать в Сараево, там же турки? С турками у нас мир уже двенадцать лет... А герцог Фердинанд – наследник престола. Этот иезуитский выкормыш станет императором, когда умрет нынешний император Матвей Габсбург. Вот и будет править миром парочка – Фердинанд Австрийский и Фердинанд Испанский, да еще папа Павел Боргезе. Богомерзкое отродье. Душители всякой свободы...
– А какой тут у вас год? – прервала его Ольга.
– Одна тысяча шестьсот восемнадцатый от рождения Господа нашего. Тридцатый день сентября.
– Понятно.
– Да что, что тебе понятно, девчонка?
– Будет война. Тридцатилетняя война. Я читала...
– А кто в ней победит, случайно не помнишь?
– Нет. По-моему, как обычно, все проиграют.
– Война уже идет. Когда император Матвей объявил, что его наследником будет Фердинанд Штирийский, Чехия заволновалась. Мир уже десять лет катится к огромной страшной войне, и втянутся в нее, кажется, все, кто может держать оружие в руках. Десять лет назад были созданы Евангелическая Уния и Католическая Лига. Мир разделился надвое. Любая христианская держава примкнула к какой-то из сторон... В мае в Чехии собрался протестантский сейм... Император сам спровоцировал их, начав репрессии против протестантов. Потом дворяне в Праге выбросили из окна имперских прихвостней Мартиница и Славату. Чехия стала вооружаться. Кардинал Клезель, заправлявший всей политикой Вены, готов был пойти на уступки бунтовщикам. Но этот год – роковой. Война предначертана звездами. Всех, кто встает у нее на пути, убивают или бросают в темницу. Фердинанд устроил в Вене настоящий переворот. Клезеля арестовали, престарелого императора Матвея отстранили от дел. Тупоголовые кавалеристы и иезуитские приспешники двинули огромную армию – пятнадцать тысяч солдат – на расправу с чехами.
Сейчас граф Турн пытается остановить габсбургских генералов Дампьера и Бюкуа где-то под Чаславом. Но под Вену стягиваются все новые силы. Из Штирии и Баварии, из Бельгии, Италии и Испании. Грядет Армагеддон – Конец света. Все признаки налицо. Пожары, наводнения, мор. Люди, словно дикие волки, уже пожирают друг друга. Польша воюет со Швецией. Турция только ждет удобного момента, чтобы ударить в спину христианам.
А люди? Посмотри – господа презирают холопов, а холопы ненавидят господ. Религиозная вражда и костры инквизиции. Католическая Австрия, в которой каждый второй – протестант, тратит миллион гульденов на наем армии для религиозной войны с протестантской Чехией, в которой каждый третий – католик. Война скоро будет в каждом поместье, в каждой деревне. Ад на земле, вот что ждет этот мир. А люди спешат, сами торопятся прыгнуть в бездонную пропасть, ослепленные ненавистью и жаждой сиюминутной наживы... – Старик умел проповедовать. Его взгляд сверкал, а глаза действительно были разного цвета. Один карий, а другой – желто-зеленый.
– Ну хорошо. Предположим, вы убедили меня, что грядет Армагеддон. От меня-то вам что нужно? Зачем было вселять меня в это тело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86