Ни для кого из присутствующих не секрет, что Джеронимо Ари был чародей и чернокнижник. Он сам погряз во грехе, с которым был поставлен бороться. Личная власть для него оказалось доминантой, которую он ставил превыше Заповедей... Я экзорцист. Всю жизнь я положил на изгнание злых духов из людей. Поэтому я счел, что буду полезней, участвуя в призвании Зверя, дабы не допустить его победы над нами. Но те знамения, что пережили мы все прошлой ночью, и тот страх, что охватил всех нас... Ведь каждый из вас видел, чувствовал... Я не уверен, что Джеронимо был одержим злым духом, но, думаю, он был к этому близок. Я, всю жизнь изгонявший диавола из людских душ, не могу теперь его призывать. Даже если вы решите, что это неизбежно и делается на благо церкви. Я пробовал уже, вместе со всеми, прошлой ночью... Не могу. И если мои слова еще хоть что-нибудь значат для собравшихся здесь, я скажу: остановитесь. Вчера мы все впали в дьявольский искус, но Господь всемилостив – он явил нам предупреждение. На пороге геенны огненной остановитесь, братья!..
Якоб Верт сдержанно кивнул. Отец Лоренцо, сделав шаг, размахнулся и сзади, со всей силы, обрушил свинцовый набалдашник посоха на голову Жофруа. Кажется, все в зале услышали, как хрустнула затылочная кость старика. Труп экзорциста рухнул на пол. На мраморной плите стала расползаться кровавая лужа.
По залу прокатился ропот ужаса. Все взоры устремились на Лоренцо. Тот выжидательно посмотрел на Якоба, но иезуит лишь опустил вниз глаза.
– Что... что это значит? – архиепископ Зальцбургский трясущимся пальцем показал на распростертый труп. – Как... это в моем доме?
– Я не мог позволить ему порочить светлое имя кардинала Джеронимо. Этот еретик... в своих речах он сотрясал основы...
– Верно, Лоренцо! – выступил вперед Адальберто. – Он действовал по наущению дьявола! Разве вы не чувствуете этого? Даже сейчас злые эманации исходят от него мощным потоком...
– Правильно! Мы решили то, что решили. И если есть возможность повторить обряд, еще раз попытаться... – архиепископ Богемии Логелиус смешался, подбирая слова.
– Братья! – поднял руку Якоб Верт. – Я, как глава Германской ассистенции ордена иезуитов и как представитель Папы, заявляю, что кардинал Джеронимо Ари предпринимал все свои действия, согласуя их с Генеральной Консисторией. Свои полномочия Великий Инквизитор получил лично из рук Павла V и, проводя этот обряд, действовал в рамках своих полномочий. Также довожу до вашего сведения, что генерал ордена Иисуса Муций Вителлески знает о том, что здесь происходит. Я уполномочен передать вам его благословение и благословение Павла V.
– Но если кто-то все же считает, что мы не правы, то пусть скажет прямо, – снова взял слово Джузеппе Орсини. Его взгляд упал на тело экзорциста. – Мой брат во Христе, отец Лоренцо, взял на себя этот грех, дабы не дать богохульнику распространять свои грязные домыслы... Но если кто-то чувствует внутреннее несогласие с проводимым обрядом, если кто-то не верит, что только так мы можем спасти нашу церковь от грозящих опасностей... Тем, чью душу терзают сомнения, а равно и тем, кто не верит, что сейчас призвание Сатаны для нас единственный путь к Спасению, лучше не участвовать в обряде. И пусть никто не воспримет их неучастие как попытку нам помешать. Для успешного Призвания нам хватит и немногих, лишь бы тверда была их вера...
– Мы не будем принуждать вас участвовать в обряде. Но все, присутствующие здесь, должны дать клятву, – опять воззвал Якоб Верт, – что сохранят молчание обо всем, что произошло в этих стенах, обо всем, что хоть как-то касалось проводимого нами обряда...
Ни один из присутствовавших прелатов не высказал больше ни слова протеста. Один за другим святые отцы шептали слова клятвы, положив руку на Святое Писание. И ни тени сомнения не было на их лицах.
Сегодня вечером все одиннадцать прелатов придут на черную мессу. Потому что, сделав первый шаг, надо делать второй. Никто не откажется, не усомнится. «Единственный путь к Спасению». Их вера была тверда, как мрамор, политый кровью.
– И чего они хотят от тебя?
– Чтобы я починил орган. К сегодняшнему вечеру. Иначе они убьют и меня, и мою семью... Боже мой, это какой-то кошмарный сон! Такого не может быть на самом деле... Я же свободный человек, не какой-нибудь серв или крестьянин. Другого такого специалиста им не найти. Они не имеют никакого права... Да если бы только мне не понравилось что-то, я бы мог повернуться и уйти, разве что не получив жалованье за последний месяц.
– Тебя не отпустят. Это инквизиция.
– Да. Они тут все, кажется, посходили с ума... Я починю, конечно. Но как они посмели? По какому праву здесь распоряжаются инквизиторы?! Архиепископ только поддакивает им... Да я после этого и дня ему не прослужу. Пусть кто-нибудь другой играет в соборе. Я их по судам затаскаю. Напишу в Аугсбург, в Рим, в Вену. Если эти скоты решили, что для них не писаны ни имперские законы, ни нормы права, то я напомню им... Как ты думаешь, Конрад: они и правда осмелятся пытать или даже убить моих жену и детей, если я не успею к сроку?
– Чини орган... Их теперь никто не остановит, Себастьян. Им и на суды, и на закон наплевать. Эти твари уже переступили все границы... Я не могу пойти с тобой в собор. Но дать тебе пару советов...
– Да откуда ты знаешь, что там сломано?.. Разве ты... Ты?! – Лицо Себастьяна дернулось, словно от боли. Он схватил Конрада за грудки. – Собака! Да как ты посмел?.. Я же пустил тебя, как друга. А теперь из-за этого всех нас...
– Я научу, научу, что исправить... Да отпусти же! Если придушишь меня, никто уже тебе не поможет.
– Хорошо... – Себастьян с шумом выдохнул и разжал руки. – Рассказывай, в чем там дело... И какого черта ты вообще все это подстроил? Да давай поскорее, а то эти два солдафона, приставленные ко мне архиепископом, скоро вернутся.
Лошадь осторожно переступала по каменистой почве. При каждом ее неверном шаге душа Ольги сжималась от страха.
«Оказывается, это очень неудобно и страшно, когда намертво привязана к седлу и связаны руки. И как это лошадь еще не споткнулась и не сверзилась в пропасть?»
Ахмет шел впереди, ведя лошадь в поводу. Следом двигался Ходжа. Он теперь поглядывал на Ольгу с опаской и, кажется, уже был не рад, что во все это ввязался.
«Ну как? Ты и теперь будешь упрямиться, девочка? Просто удивительно, с какой легкостью ты отдала себя мне во власть... Ты уверена, что теперь никак не можешь повредить Ахмету? Лошади – очень пугливые твари. Особенно когда камни шатаются у них под ногами. Ты ведь очень боишься, что лошадь оступится? А если она понесет?»
«Чего ты от меня хочешь?»
«Ты знаешь... Просто согласись...»
«Нет!»
Лошадь дернулась, словно увидела, почуяла вдруг что-то злое рядом с собой. Камень, выскочив у нее из-под копыта, покатился вниз, стронув с места другие, – настоящий камнепад. Холодный ветер ударил в лицо.
– Стоять! – Ахмет обеими руками вцепился в узду, а лошадь, не чувствуя прочной опоры под ногами, заржала, стала вырываться и поволокла его по камням.
Ужас темной волной захлестнул душу. Ольга даже закричать не могла. Дернулась в седле, потом еще раз, пытаясь освободиться. Но лошадь лишь сильней испугалась и мчала над кручей, по шатким камням, не разбирая дороги. Только ветер свистит в ушах, словно злорадный смех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Якоб Верт сдержанно кивнул. Отец Лоренцо, сделав шаг, размахнулся и сзади, со всей силы, обрушил свинцовый набалдашник посоха на голову Жофруа. Кажется, все в зале услышали, как хрустнула затылочная кость старика. Труп экзорциста рухнул на пол. На мраморной плите стала расползаться кровавая лужа.
По залу прокатился ропот ужаса. Все взоры устремились на Лоренцо. Тот выжидательно посмотрел на Якоба, но иезуит лишь опустил вниз глаза.
– Что... что это значит? – архиепископ Зальцбургский трясущимся пальцем показал на распростертый труп. – Как... это в моем доме?
– Я не мог позволить ему порочить светлое имя кардинала Джеронимо. Этот еретик... в своих речах он сотрясал основы...
– Верно, Лоренцо! – выступил вперед Адальберто. – Он действовал по наущению дьявола! Разве вы не чувствуете этого? Даже сейчас злые эманации исходят от него мощным потоком...
– Правильно! Мы решили то, что решили. И если есть возможность повторить обряд, еще раз попытаться... – архиепископ Богемии Логелиус смешался, подбирая слова.
– Братья! – поднял руку Якоб Верт. – Я, как глава Германской ассистенции ордена иезуитов и как представитель Папы, заявляю, что кардинал Джеронимо Ари предпринимал все свои действия, согласуя их с Генеральной Консисторией. Свои полномочия Великий Инквизитор получил лично из рук Павла V и, проводя этот обряд, действовал в рамках своих полномочий. Также довожу до вашего сведения, что генерал ордена Иисуса Муций Вителлески знает о том, что здесь происходит. Я уполномочен передать вам его благословение и благословение Павла V.
– Но если кто-то все же считает, что мы не правы, то пусть скажет прямо, – снова взял слово Джузеппе Орсини. Его взгляд упал на тело экзорциста. – Мой брат во Христе, отец Лоренцо, взял на себя этот грех, дабы не дать богохульнику распространять свои грязные домыслы... Но если кто-то чувствует внутреннее несогласие с проводимым обрядом, если кто-то не верит, что только так мы можем спасти нашу церковь от грозящих опасностей... Тем, чью душу терзают сомнения, а равно и тем, кто не верит, что сейчас призвание Сатаны для нас единственный путь к Спасению, лучше не участвовать в обряде. И пусть никто не воспримет их неучастие как попытку нам помешать. Для успешного Призвания нам хватит и немногих, лишь бы тверда была их вера...
– Мы не будем принуждать вас участвовать в обряде. Но все, присутствующие здесь, должны дать клятву, – опять воззвал Якоб Верт, – что сохранят молчание обо всем, что произошло в этих стенах, обо всем, что хоть как-то касалось проводимого нами обряда...
Ни один из присутствовавших прелатов не высказал больше ни слова протеста. Один за другим святые отцы шептали слова клятвы, положив руку на Святое Писание. И ни тени сомнения не было на их лицах.
Сегодня вечером все одиннадцать прелатов придут на черную мессу. Потому что, сделав первый шаг, надо делать второй. Никто не откажется, не усомнится. «Единственный путь к Спасению». Их вера была тверда, как мрамор, политый кровью.
– И чего они хотят от тебя?
– Чтобы я починил орган. К сегодняшнему вечеру. Иначе они убьют и меня, и мою семью... Боже мой, это какой-то кошмарный сон! Такого не может быть на самом деле... Я же свободный человек, не какой-нибудь серв или крестьянин. Другого такого специалиста им не найти. Они не имеют никакого права... Да если бы только мне не понравилось что-то, я бы мог повернуться и уйти, разве что не получив жалованье за последний месяц.
– Тебя не отпустят. Это инквизиция.
– Да. Они тут все, кажется, посходили с ума... Я починю, конечно. Но как они посмели? По какому праву здесь распоряжаются инквизиторы?! Архиепископ только поддакивает им... Да я после этого и дня ему не прослужу. Пусть кто-нибудь другой играет в соборе. Я их по судам затаскаю. Напишу в Аугсбург, в Рим, в Вену. Если эти скоты решили, что для них не писаны ни имперские законы, ни нормы права, то я напомню им... Как ты думаешь, Конрад: они и правда осмелятся пытать или даже убить моих жену и детей, если я не успею к сроку?
– Чини орган... Их теперь никто не остановит, Себастьян. Им и на суды, и на закон наплевать. Эти твари уже переступили все границы... Я не могу пойти с тобой в собор. Но дать тебе пару советов...
– Да откуда ты знаешь, что там сломано?.. Разве ты... Ты?! – Лицо Себастьяна дернулось, словно от боли. Он схватил Конрада за грудки. – Собака! Да как ты посмел?.. Я же пустил тебя, как друга. А теперь из-за этого всех нас...
– Я научу, научу, что исправить... Да отпусти же! Если придушишь меня, никто уже тебе не поможет.
– Хорошо... – Себастьян с шумом выдохнул и разжал руки. – Рассказывай, в чем там дело... И какого черта ты вообще все это подстроил? Да давай поскорее, а то эти два солдафона, приставленные ко мне архиепископом, скоро вернутся.
Лошадь осторожно переступала по каменистой почве. При каждом ее неверном шаге душа Ольги сжималась от страха.
«Оказывается, это очень неудобно и страшно, когда намертво привязана к седлу и связаны руки. И как это лошадь еще не споткнулась и не сверзилась в пропасть?»
Ахмет шел впереди, ведя лошадь в поводу. Следом двигался Ходжа. Он теперь поглядывал на Ольгу с опаской и, кажется, уже был не рад, что во все это ввязался.
«Ну как? Ты и теперь будешь упрямиться, девочка? Просто удивительно, с какой легкостью ты отдала себя мне во власть... Ты уверена, что теперь никак не можешь повредить Ахмету? Лошади – очень пугливые твари. Особенно когда камни шатаются у них под ногами. Ты ведь очень боишься, что лошадь оступится? А если она понесет?»
«Чего ты от меня хочешь?»
«Ты знаешь... Просто согласись...»
«Нет!»
Лошадь дернулась, словно увидела, почуяла вдруг что-то злое рядом с собой. Камень, выскочив у нее из-под копыта, покатился вниз, стронув с места другие, – настоящий камнепад. Холодный ветер ударил в лицо.
– Стоять! – Ахмет обеими руками вцепился в узду, а лошадь, не чувствуя прочной опоры под ногами, заржала, стала вырываться и поволокла его по камням.
Ужас темной волной захлестнул душу. Ольга даже закричать не могла. Дернулась в седле, потом еще раз, пытаясь освободиться. Но лошадь лишь сильней испугалась и мчала над кручей, по шатким камням, не разбирая дороги. Только ветер свистит в ушах, словно злорадный смех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86