* * *
Когда Уэйт понял, что нужно давать деру из этой трехкомнатной квартиры на Саттон-плэйс, расшитые гербами сатиновые простыни принца были забрызганы спермой — множеством головастиков королевского рода, наперегонки спешащих в никуда. Он ничего не прихватил, уходя, и не оставил отпечатков пальцев.
Швейцар в подъезде, видевший, как он входил и выходил, смог немногое сообщить полиции о внешности Уэйта: лишь то, что тот был белокожий и худощавый молодой человек, одетый в голубую велюровую рубашку с неспоротым ценником.
В образе миллионов королевских головастиков на сатиновой простыне, бесцельно стремящихся неизвестно куда, было также нечто пророческое. Весь мир, за исключением Галапагосских островов, в отношении человеческого семени должен был вскоре стать подобием такой простыни.
Глава 30
Я бы даже сказал, не вскоре, а в мановение ока. Теперь пришла пора поставить звездочку и перед именем Джеймса Уэйта — в знак того, что после Зигфрида фон Кляйста настанет черед умереть ему. Зигфриду предстояло войти в голубой туннель первым, в ближайшие полтора часа, тогда как Уэйт должен был последовать за ним через четырнадцать часов, предварительно обвенчавшись с Мэри Хепберн на залитой солнцем палубе «Bahia de Darwin», в открытом море.

* * *
Ибо давно сказано «Мандараксом»:

Все хорошо, что хорошо кончается.
Джон Хейвуд (1497? — 1580?)
Это высказывание как нельзя лучше подходит к жизни Джеймса Уэйта. Он явился в этот мир — в глазах всех — дьявольским отродьем, и почти немедленно у него начались тяжкие испытания. И вот теперь он, будучи так близок к концу, с неведомой ему прежде радостью кормил девочек из племени канка-боно.
Они были преисполнены благодарности к нему, а совершить это благодеяние не составляло труда, поскольку бар ломился от закусок, гарниров и приправ. Ему просто не представлялась прежде возможность проявлять благотворительность — но вот она, наконец, появилась, и он наслаждался ею от души. Для этих малолеток Уэйт служил воплощением самой жизни.
А затем появилась вдова Хепберн, выхода которой он ожидал весь день. И ему даже не пришлось завоевывать ее доверие. Он понравился ей с первого взгляда благодаря тому, что кормил этих детей, — и, вспомнив, сколько голодных детей ей довелось видеть накануне, по дороге из Международного аэропорта Гуаякиля, она произнесла:
«Ах, как это прекрасно! Как это прекрасно с вашей стороны!» Ибо она предположила — и никогда уже не думала иначе, — что этот человек заметил толпившихся снаружи детей и пригласил их зайти, чтобы покормить.
— Почему я не могу быть такой, как вы? — продолжала Мэри. — Я сидела у себя наверху и занималась лишь тем, что жалела себя, — вместо того, чтобы быть здесь с вами и делиться всем, что у нас есть, с этими бедными детьми, стоящими на улице. Мне так стыдно за себя, но с моими мозгами в последнее время что-то неладно. Порой я готова их просто убить.
Она принялась заговаривать с малолетками по-английски — на языке, который те так никогда и не научатся понимать. "Ну как, вкусно? — спрашивала она и затем вновь:
— Где ваши мамы и папы?" И так далее в том же духе.
Девочкам не суждено было выучить английский, поскольку наречие канка-боно с самого начала стало языком большинства колонистов на Санта Росалии. Через полтора века ему предстояло стать языком большей части человечества. А еще сорок два года спустя — единственным его языком.

* * *
Мэри не было нужды раздобывать девочкам лучшую пищу. Питание, состоявшее из арахиса и апельсинов, которые в изобилии имелись за стойкой бара, было для них идеальным. Малышки выплевывали все, что казалось им несъедобным: вишни, зеленые оливки и мелкие маринованные луковички. Так что помощь им была не нужна.
Поэтому Мэри и Уэйт могли просто наблюдать за ними и болтать, знакомясь друг с другом.
Уэйт распространялся о том, что, по его убеждению, люди живут на земле, чтобы помогать друг другу, — вот почему он кормит этих детей. Дети — будущее планеты, сказал он, и потому являются главным ее природным богатством.
— Позвольте представиться, — наконец произнес он. — Меня зовут Уиллард Флемминг, я из Мус Джо, штат Саскачеван.
Мэри в ответ рассказала, кто она и что: вдова и в прошлом преподаватель. На что Уэйт выразил свое восхищение учителями и признательность за то влияние, которое они оказали на него в юности — Если бы не мои школьные преподаватели, — сказал он, — мне бы ни за что не поступить в МИТ. Я бы, вероятно, вообще не пошел в колледж — а работал бы автомехаником, как мой отец.
— И кем же вы стали? — спросила она.
— Полным ничтожеством — с тех пор, как жена умерла от рака, — печально отозвался он.
— Ах! — промолвила она. — Простите, я не хотела…
— Ну, вы ведь в этом не виноваты, верно? — успокоил он ее.
— Верно, — промолвила она.
— А до этого, — вновь заговорил он, — я был инженером по ветряным мельницам. Я носился с безумной идеей ввести повсюду использование этой чистой и бесплатной энергии. Вам она тоже кажется безумной?
— Замечательная идея, — возразила она. — Как раз то, о чем мы часто разговаривали с мужем.
— Энергетические и осветительные фирмы ненавидели меня, — продолжал он. — А также нефтяные магнаты, угольные магнаты и трест атомной энергетики.
— Нетрудно догадаться! — поддержала она.
— Зато теперь они могут больше не беспокоиться, — закончил он свой рассказ. — После смерти жены я закрыл свое дело и с тех пор путешествую. Даже не знаю, чего я ищу. И сильно сомневаюсь, есть ли смысл вообще что-то искать. Лишь в одном я уверен: вновь полюбить я не смогу.
— Вы столько можете дать миру! — воскликнула она.
— Если бы я еще когда и полюбил кого, — продолжал он, — то уж никак не глупый, смазливый, пушистый клубочек, каким многие сегодня, похоже, хотят видеть свою избранницу. Я такого просто не выношу.
— Ни за что бы не подумала, — отозвалась она.
— Судьба избаловали меня, — посетовал он.
— Наверное, вы того заслуживали, — заверила она.
— Я задаю себе вопрос: «Какой толк нынче в деньгах?» — поделился он. — Я уверен, что ваш муж был столь же хорошим супругом, как моя жена — супругой…
— Он был действительно очень хороший человек, — подтвердила она. — Замечательный мужчина.
— Так что теперь вы наверняка спрашиваете себя о том же: «Какой толк человеку в деньгах, когда он остался один?» — подхватил он. — Предположим, у вас есть миллион долларов.
— Упаси Господи! — воскликнула она. — Таких денег у меня сроду не бывало!
— Ну, хорошо — тогда сто тысяч…
— Это чуть больше похоже на истину, — согласилась она.
— Теперь ведь они все равно превратились в мусор, верно? — продолжал он. — Какое счастье могут они принести?
— Ну, хотя бы обеспечить некоторый элементарный уют, — возразилась она.
— Я полагаю, у вас чудесный дом, — осведомился он.
— Чудесный, — подтвердила она.
— Да в придачу машина, а быть может, даже две или три и тому подобное… — развил он свою догадку.
— Одна машина, — ответила она.
— Бьюсь об заклад, что «Мерседес»! — произнес он.
— Обычный джип, — опровергла она.
— И еще, вероятно, акции и облигации, как у меня, — продолжал допытываться он.
— В фирме Роя практиковались выплаты премиальных по акциям, — отозвалась она.
— Разумеется, — подхватил он. — А также выплаты из фонда социального обеспечения, пенсионного фонда и другие виды материального поощрения, составляющие вкупе идеал обеспеченности в глазах среднего класса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57