– Подожди, Александр Самойлович, давай сперва договоримся…
– Э, да ну вас! – пробурчал с недовольным видом Фигнер. – Поступайте, как хотите.
Договориться с Сеславиным было нетрудно. Через час Бекетов уже скакал к графу Орлову-Денисову с письмом своего командира.
«Из встреч и разлуки нашей я приметил, граф, – сообщал Денис, – что вы считаете меня непримиримым врагом всякого начальства; кто без честолюбия и самолюбия? Я, при малых дарованиях своих, предпочитаю быть первым, а не вторым; но честолюбие мое простирается до черты общей пользы. Вот вам пример: я открыл в селе Ляхове неприятеля. Сеславин, Фигнер и я соединились. Мы готовы драться, но дело не в драке, а в успехе. У нас не более тысячи двухсот человек конницы, а у французов две тысячи пехоты и еще свежей. Поспешите к нам, возьмите нас под свое начальство – и ура! с богом!»
Граф от лестного приглашения не отказался. Партизаны начали тщательно готовиться к предстоящему сражению.
28 октября утром, пользуясь густым туманом, отряды Давыдова, Сеславина и Фигнера вплотную, с трех сторон, подошли к Ляхову, заняли соседние деревушки. Вскоре к партизанам присоединился граф Орлов-Денисов. Он известил, что его кавалерия идет следом.
Между тем казаки, захватив под Ляховом нескольких пленных, узнали от них, что войска Ожеро находятся в боевой готовности, намереваясь идти на соединение с войсками смоленского губернатора Бараге д'Илье, стоявшими в Долгомостье, на столбовой дороге. Посовещавшись, партизаны решили прежде всего преградить путь отступления Ожеро. Подведя свой отряд к Смоленской дороге, Денис спе?шил казаков, снабженных ружьями, затем приблизился к Ляхову и завязал бой. Сеславин, расположивший на небольшой высоте, позади стрелков, четыре орудия, открыл картечный огонь по неприятельским колоннам, выходившим из села. Отряд Фигнера построился за Сеславинской батареей. Орлов-Денисов, выславший разъезды по дороге к Долгомостью, находился со своей кавалерией справа от них. А бугские казаки, под командой Чеченского, стоявшие с левой стороны, заняли дорогу, идущую на деревню Язвино, где разместилась другая неприятельская часть.
Невзирая на картечный и сильный ружейный огонь, французы, выйдя из Ляхова, стали занимать прилегавший к селу болотистый лес. Тогда ахтырские гусары и конница Фигнера ударили на неприятельскую кавалерию с фланга, загнали ее в болото, а спешенные казаки-стрелки ворвались в лес.
Генерал Ожеро приказал своим расстроенным войскам отступить в Ляхово.
В это время Орлов-Денисов получил неприятное донесение: две тысячи кирасир из корпуса Бараге д'Илье спешат из Долгомостья на помощь генералу Ожеро. Оставив под Ляховом одних партизан, Орлов-Денисов со всей своей кавалерией обратился на неприятельских кирасир, стремительно их атаковал и рассеял.
Возвратился граф уже под вечер. Сражение под Ляховом еще продолжалось. Партизанам удалось в нескольких местах поджечь село, но французы оказывали упорное сопротивление. Очевидно, генерал Ожеро ожидал, что к нему вот-вот придет помощь. Увидев вдали кавалерию, приближавшуюся к селу, и приняв ее за французскую, генерал построил свои войска для общей атаки на партизан. Однако вскоре убедился в своей ошибке. Кавалерия оказалась русской: это были гусары и казаки Орлова-Денисова.
Признав положение безнадежным, генерал Ожеро послал к графу парламентеров. Он сдавался в плен со всем своим корпусом. Шестьдесят офицеров и две тысячи рядовых положили оружие.
Эта победа партизан имела большое значение в общем ходе военных действий. Кутузов, уведомляя о ней императора Александра, написал:
«Победа сия тем более знаменита, что в первый раз в продолжение нынешней кампании неприятельский корпус положил перед нами оружие».
А генерал Арман Коленкур, находившийся в постоянном общении с Наполеоном, сделал следующее признание:
«Эта неудача была для нас несчастьем во многих отношениях. Император счел это событие удобным предлогом, чтобы продолжить отступление и покинуть Смоленск, после того как всего лишь за несколько дней и, может быть, даже за несколько минут до этого он мечтал устроить в Смоленске свой главный авангардный пост на зимнее время!»
XIV
Продолжая партизанские поиски в районе южнее Смоленска, отряд Дениса Давыдова 31 октября вышел на Мстиславскую дорогу, приблизившись к главным силам русской армии.
Денис нарочно избрал этот путь. Большое количество пленных и обоз с трофейным имуществом, следовавший за отрядом, замедляли движение: необходимо было разгрузиться. Кроме того, зная, какую острую нужду в продовольствии, особенно в мясе, испытывают передовые русские войска, преследующие по пятам французов, Денис хотел сделать приятный подарок: в его обозе шло свыше двухсот волов, отбитых партизанами в последние дни у неприятеля.
Какова же была радость Дениса, когда от встреченных на пути гусар он узнал, что в ближайшей деревушке, скрытой за холмами, стоят войска генерала Раевского. Оставив отряд на марше под начальством Степана Храповицкого, Денис, пришпорив коня, помчался в деревню. «Я словно корсар, открывающий после долгого крейсирования берега своей родины», – счастливо улыбаясь, подумал он, завидев вдали биваки своих товарищей, так давно, казалось ему, оставленных.
Николай Николаевич Раевский в компании генералов Васильчикова и Паскевича, а также нескольких штабных офицеров сидел в избе, заканчивая походный завтрак. Неожиданно дверь шумно распахнулась, и Денис, как был в казацкой папахе и чекмене, обросший бородой, вбежал в горницу и, не обращая ни на кого внимания, бросился обнимать Раевского.
– Ты меня испугал, право, – отшучивался Николай Николаевич. – Ведь этакий вид у тебя разбойничий… Да откуда ты взялся-то?
– Следую со своей партией из лесов смоленских, – весело ответил Денис. – Извините, господа, за появление в таком виде, – обратился он ко всем присутствующим, – два месяца в постоянных поисках и стычках с неприятелем, некогда туалетом заниматься.
– Читали, брат, про твои подвиги в журналах! – с усмешкой сказал генерал Васильчиков. – Что и говорить, грому ты наделал много!
– А меня, признаюсь, крайне удивляет, – подхватил генерал Паскевич, – что светлейший дозволяет партизанство… Как хотите, это недостойный метод, противный всяким воинским правилам!
– Зато не столь опасный, как боевые действия лицом к лицу с противником, – язвительно добавил кто-то из штабных офицеров.
Денис, понимавший, что недоброжелательство к нему вызвано в значительной степени завистью, ибо частое появление его имени в журналах кололо глаза многим, ответил довольно спокойно:
– Скажу по чести, господа, расписки о сдаче сорока трех офицеров и трех с половиной тысяч рядовых, захваченных в плен моим отрядом до двадцать третьего октября, столь надежно ограждают мою совесть, что мне нечего более добавить…
– И все же даже это обстоятельство не оправдывает партизанства как системы, – возразил Паскевич. – Надо смотреть на дело глубже, господин Давыдов. Партизанство имеет далеко идущие дурные последствия. Оно развращает солдат и мужиков произвольными действиями с оружием в руках, внушает неподобающие мысли о возможности пустить это оружие когда-нибудь против нас…
Денис давно недолюбливал Паскевича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
– Э, да ну вас! – пробурчал с недовольным видом Фигнер. – Поступайте, как хотите.
Договориться с Сеславиным было нетрудно. Через час Бекетов уже скакал к графу Орлову-Денисову с письмом своего командира.
«Из встреч и разлуки нашей я приметил, граф, – сообщал Денис, – что вы считаете меня непримиримым врагом всякого начальства; кто без честолюбия и самолюбия? Я, при малых дарованиях своих, предпочитаю быть первым, а не вторым; но честолюбие мое простирается до черты общей пользы. Вот вам пример: я открыл в селе Ляхове неприятеля. Сеславин, Фигнер и я соединились. Мы готовы драться, но дело не в драке, а в успехе. У нас не более тысячи двухсот человек конницы, а у французов две тысячи пехоты и еще свежей. Поспешите к нам, возьмите нас под свое начальство – и ура! с богом!»
Граф от лестного приглашения не отказался. Партизаны начали тщательно готовиться к предстоящему сражению.
28 октября утром, пользуясь густым туманом, отряды Давыдова, Сеславина и Фигнера вплотную, с трех сторон, подошли к Ляхову, заняли соседние деревушки. Вскоре к партизанам присоединился граф Орлов-Денисов. Он известил, что его кавалерия идет следом.
Между тем казаки, захватив под Ляховом нескольких пленных, узнали от них, что войска Ожеро находятся в боевой готовности, намереваясь идти на соединение с войсками смоленского губернатора Бараге д'Илье, стоявшими в Долгомостье, на столбовой дороге. Посовещавшись, партизаны решили прежде всего преградить путь отступления Ожеро. Подведя свой отряд к Смоленской дороге, Денис спе?шил казаков, снабженных ружьями, затем приблизился к Ляхову и завязал бой. Сеславин, расположивший на небольшой высоте, позади стрелков, четыре орудия, открыл картечный огонь по неприятельским колоннам, выходившим из села. Отряд Фигнера построился за Сеславинской батареей. Орлов-Денисов, выславший разъезды по дороге к Долгомостью, находился со своей кавалерией справа от них. А бугские казаки, под командой Чеченского, стоявшие с левой стороны, заняли дорогу, идущую на деревню Язвино, где разместилась другая неприятельская часть.
Невзирая на картечный и сильный ружейный огонь, французы, выйдя из Ляхова, стали занимать прилегавший к селу болотистый лес. Тогда ахтырские гусары и конница Фигнера ударили на неприятельскую кавалерию с фланга, загнали ее в болото, а спешенные казаки-стрелки ворвались в лес.
Генерал Ожеро приказал своим расстроенным войскам отступить в Ляхово.
В это время Орлов-Денисов получил неприятное донесение: две тысячи кирасир из корпуса Бараге д'Илье спешат из Долгомостья на помощь генералу Ожеро. Оставив под Ляховом одних партизан, Орлов-Денисов со всей своей кавалерией обратился на неприятельских кирасир, стремительно их атаковал и рассеял.
Возвратился граф уже под вечер. Сражение под Ляховом еще продолжалось. Партизанам удалось в нескольких местах поджечь село, но французы оказывали упорное сопротивление. Очевидно, генерал Ожеро ожидал, что к нему вот-вот придет помощь. Увидев вдали кавалерию, приближавшуюся к селу, и приняв ее за французскую, генерал построил свои войска для общей атаки на партизан. Однако вскоре убедился в своей ошибке. Кавалерия оказалась русской: это были гусары и казаки Орлова-Денисова.
Признав положение безнадежным, генерал Ожеро послал к графу парламентеров. Он сдавался в плен со всем своим корпусом. Шестьдесят офицеров и две тысячи рядовых положили оружие.
Эта победа партизан имела большое значение в общем ходе военных действий. Кутузов, уведомляя о ней императора Александра, написал:
«Победа сия тем более знаменита, что в первый раз в продолжение нынешней кампании неприятельский корпус положил перед нами оружие».
А генерал Арман Коленкур, находившийся в постоянном общении с Наполеоном, сделал следующее признание:
«Эта неудача была для нас несчастьем во многих отношениях. Император счел это событие удобным предлогом, чтобы продолжить отступление и покинуть Смоленск, после того как всего лишь за несколько дней и, может быть, даже за несколько минут до этого он мечтал устроить в Смоленске свой главный авангардный пост на зимнее время!»
XIV
Продолжая партизанские поиски в районе южнее Смоленска, отряд Дениса Давыдова 31 октября вышел на Мстиславскую дорогу, приблизившись к главным силам русской армии.
Денис нарочно избрал этот путь. Большое количество пленных и обоз с трофейным имуществом, следовавший за отрядом, замедляли движение: необходимо было разгрузиться. Кроме того, зная, какую острую нужду в продовольствии, особенно в мясе, испытывают передовые русские войска, преследующие по пятам французов, Денис хотел сделать приятный подарок: в его обозе шло свыше двухсот волов, отбитых партизанами в последние дни у неприятеля.
Какова же была радость Дениса, когда от встреченных на пути гусар он узнал, что в ближайшей деревушке, скрытой за холмами, стоят войска генерала Раевского. Оставив отряд на марше под начальством Степана Храповицкого, Денис, пришпорив коня, помчался в деревню. «Я словно корсар, открывающий после долгого крейсирования берега своей родины», – счастливо улыбаясь, подумал он, завидев вдали биваки своих товарищей, так давно, казалось ему, оставленных.
Николай Николаевич Раевский в компании генералов Васильчикова и Паскевича, а также нескольких штабных офицеров сидел в избе, заканчивая походный завтрак. Неожиданно дверь шумно распахнулась, и Денис, как был в казацкой папахе и чекмене, обросший бородой, вбежал в горницу и, не обращая ни на кого внимания, бросился обнимать Раевского.
– Ты меня испугал, право, – отшучивался Николай Николаевич. – Ведь этакий вид у тебя разбойничий… Да откуда ты взялся-то?
– Следую со своей партией из лесов смоленских, – весело ответил Денис. – Извините, господа, за появление в таком виде, – обратился он ко всем присутствующим, – два месяца в постоянных поисках и стычках с неприятелем, некогда туалетом заниматься.
– Читали, брат, про твои подвиги в журналах! – с усмешкой сказал генерал Васильчиков. – Что и говорить, грому ты наделал много!
– А меня, признаюсь, крайне удивляет, – подхватил генерал Паскевич, – что светлейший дозволяет партизанство… Как хотите, это недостойный метод, противный всяким воинским правилам!
– Зато не столь опасный, как боевые действия лицом к лицу с противником, – язвительно добавил кто-то из штабных офицеров.
Денис, понимавший, что недоброжелательство к нему вызвано в значительной степени завистью, ибо частое появление его имени в журналах кололо глаза многим, ответил довольно спокойно:
– Скажу по чести, господа, расписки о сдаче сорока трех офицеров и трех с половиной тысяч рядовых, захваченных в плен моим отрядом до двадцать третьего октября, столь надежно ограждают мою совесть, что мне нечего более добавить…
– И все же даже это обстоятельство не оправдывает партизанства как системы, – возразил Паскевич. – Надо смотреть на дело глубже, господин Давыдов. Партизанство имеет далеко идущие дурные последствия. Оно развращает солдат и мужиков произвольными действиями с оружием в руках, внушает неподобающие мысли о возможности пустить это оружие когда-нибудь против нас…
Денис давно недолюбливал Паскевича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189