И развитие науки.
- Была ли у вас наука жизни человека? Развития вашего
общества? Наука его исходного предназначения и путей его
реализации? Ведь без такой науки Вы могли бы только
зацементировть такое кольцо, если не сжать его до предела. Ведь
суть экономики - в уплотнении ее самой, при которой коэффициент
полезного ее действия устремлен к единице. Человек же, хотя
принимает ее самодавлеющее свойство, подсознательно борется с
ним. Словно реализуя иную, неподвластную человеческому уму
программу. Было ли к Вас наука изучения природы человека? Его
природной программы?
- Нет. Потому что мы были убеждены, что пришли к конечному
пункту исторического пути человечества. Да, мы зацементировали
этот пункт. И видели в своем предназначении - распространение
нашего строя на все человечество. Нет, такой науки у нас не
было. И я об этом сожалею.
- Почему же Вы изгнали из вашего общества религию,
изначально предназначенной служить такой задаче?
- Мы ее не изгнали. Мы ее преобразовали в новую религию.
Религию коммунистического общества. Со своей символикой. И со
своими обрядами. Да, это получился неполноценный заменитель ее.
Но и та, что была прежде - не была исконно народной религией.
Она служила господам. Она была политическим рудиментом.
- Но и Ваша религия стала служить Вашей политической
олигархии, как и прежняя, не став народной.
- Да, все так. Я это видел. Но у меня уже не оставалось ни
времени, ни сил на проработку этого чрезвычайно важного
вопроса.
- Не могли бы Вы просветить меня в одном вопросе. Вы
объявили атеизм государственной идеологией. И смешали его с
материализмом. У которого есть свой безусловный бог: маммона.
Как Ваш материализм совместился с отрицанием капиталистических
фетишей? Или материализм раздвоился?
- Я полагал, что фетишизацию можно вынести за пределы
материалистического мировоззрения и проложить всемирную историю
по очищенным от нее законам материи.
- В чем Вас убедил истекший опыт?
- Что это был чистейший идеализм.
- Не в этом ли была бомба замедленного действия для вашего
государственного устройства? В непризнании бога, как
объективной категории. В отказе внимания к развитию духовной
составляющей бытия. Ведь маммона взорвал страну. А
идеологическая работа была насилием и бредом, бесславной
попыткой сопротивления естеству.
- Правы Вы, Ваша Честь, но я всего лишь человек. И не
верил, но надеялся на своих преемников.
- Вы сожалеете об утверждении атеизма?
- Нет. Я сожалею о неверном понимании его.
Философ посмотрел в мрачный зал.
- Попрошу преемника вождя пролетариата подойти к столу.
К столу подошел сутулый человек с усами и в сапогах.
- Представьтесь, пожалуйста.
- Вождь всех времен и всех народов. - с кавказским
акцентом назвался он.
Философ внимательно оглядел его.
- Я слышал о вас много противоречивого. Говорят, что Вы
страдали умопомешательством. Параноей. Бредом преследования,
ревностью. Это так? Как это совместилось с безусловным талантом
организатора?
- Вы ответите на свои вопросы сами, когда поймете
конкретную ситуацию и ее процессы.
- Расскажите, мы слушаем.
- Мне досталась страна с лоскутной экономикой, кольцо
только еще предстояло организовать, его не было, но уже стала
образовываться политическая олигархия. Политическому и
хозяйственному строительству мешали частнособственническая
мораль, княжеские замашки руководителей. Мешала интеллигенция,
оплот и носитель прежней церковной морали, видевшей в народе
хамов, а не конечную ценность. Я ночами изучал основной для
себя и страны вопрос - вопрос перекройки сознания. Да, быт
определяет сознание, но его пока не было. Что тогда? Какие
методы? Только беда могла переродить людей. Очистительная сила
горя. Террор. война, насилие и коллективный труд. Я принял на
себя роль мессии - спасителя человечества. Если богу был угоден
Иисус Христос, то теперь свой тяжкий крест я взвалил на себя,
зная, что мой путь - будет путем на Голгофу. Я уйду потом к
богу не организатором тупика, а организатором выхода из него. Я
должен вывести все человечество из его тупика. Я был
предопределен богом, верил в свое предназначение от него. Но
никогда и никому не говорил об этом. Только, умирая, я показал
рукой, куда я ухожу. В атеизме, кстати, я никогда не видел
отказ от бога. Я видел в нем отказ от порочных религий. Попытку
подняться над ними. Я был один. Совершенно один. Как был
совершенно один в своей избранности Иисус Христос. Я выжег все
поле вокруг себя, чтоб стать абсолютной идеей, богом для овец
своих. Сомнений в правильности обозначенного классиками пути у
меня не было. Я делал все правильно. И не просмотрел начало
войны. Я знал, что делал. Мне перед войной уже удалось создать
потенциал непобедимой страны. Основа его - в новой морали
людей. Нападение на такую страну было равносильно самоубийству.
Я даже не верил, что Адольф бросит свой народ на гибель. Но
побуждал его к ней, провоцировал ее. Ведя игру невероятной
сложности. Это было необходимо, потому что технический талант
немцев не давал нам шанса обогнать их. А их технический
потенциал так стремительно возрастал, что оставалось молить
бога о скорейшей развязке. Я испытывал удовлетворение, читая
депеши о предстоящем непадении. Пусть, хорошо, это и надо. Я
знал, что когда он нападет, то тем облегчит мне осуществление
моей давно задуманной задачи. В России он завязнет и на плечах
его я волной вкачусь в Европу. Уж лучше обороной измотать его
на своем поле, чем на его поле его бить. Там я его не смог бы
победить. Я верил в свой народ. И в свое предвидение. Гибель
людей была неотвратима. Но я думал, что по какому бы пути
история ни пошла к полной победе коммунизма, жертв не избежать.
И верил, что на таком пути, по которому веду я, их будет
меньше. Речь шла о вселенском масштабе. Только изобретение
ядерного оружия приостановило меня. Надо было менять стратегию.
Закончить свое дело мне помешала смерть. Я был неистовым
чернорабочим истории. За что меня можно осудить? Ведь, несмотря
на военную разруху, страна быстро пошла на подъем, такой, какой
никакая бы иная страна не осилила. Цель была рядом.
Философ ответил.
- К масштабам Вашей личности нельзя подходить с мерками
обычного человека. Я могу только сказать, что если Вы были
больны, то это была не Ваша болезнь, а болезнь всего народа,
предопределившего свою судьбу. И она своей температурой сожгла
исходные корни заболевания. Которые я вижу в бредовой
нравственности, приведшей и к революции и к подготовке к
мировой войне. В тяжелых муках народ переболел болезнью. Вы
сумели за короткое время обеспечить всю глубину ее хода и этим
ускорить выздоровление. Этот период стал ответом на ошибку
князя Владимира. Пора возвращаться домой. Подправиться и далее
идти вперед. Но ничего не должно пропасть. Во всем есть
ценность. Только все привести в порядок, не разбрасывая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42