Со дня гибели Александра II прошел достаточно долгий срок, и оценки его личности должны были бы уже устояться и как-то унифицироваться, но этого не произошло. Не произошло совсем не из-за недостатка усердия историков, публицистов, общественных деятелей и в то же время далеко не случайно. По словам одного из современных философов: «Мощь человека измеряется широтой спектра оценок – от злобных пасквилей до признания в любви. Чем меньше можно сказать, тем мельче человек». Если это утверждение верно, то Александр II, в чем мы, вообще-то, и не сомневались, – личность явно незаурядная.
С конца XVIII века проблема отмены крепостного права (и тесно связанная с ней проблема наделения сословий гражданскими правами) стала одной из главных в политике российских монархов. Уничтожение крепостничества оказалось необыкновенно сложным и длительным процессом, потребовавшим сверхусилий от ряда самодержцев, пока Александру II не удалось завершить задуманное его предшественниками. Мало кто из них мог себе представить, что кардинальная проблема жизни страны окажется подобна многоступенчатой ракете, когда решение первой задачи дает старт задаче не менее, если не более, значимой.
Не представлял себе этого и главный герой нашего разговора. Основной мотив поведения власти в его царствование – это рывок в неведомое. Мы очень часто смешиваем две вещи: теоретическую предпочтительность и реальную жизненность программ, проектов, конкретных преобразований. В большинстве случаев карнавальный искус предпочтительности загораживает от нас будничную простоту жизненности, а то и вовсе побеждает ее. Российское общественное движение, начавшее играть столь заметную роль в жизни страны именно в 1850– 1860-х годах, не избежало этой ошибки. В отличие от власти (не столько мудрой, сколько осторожной) оно предлагало порой пути не в неведомое, а в незнаемое. Можно сказать, что история России в XIX веке – это поиск и борьба путей в неведомое (пока еще именно Россией) и в незнаемое (мировым сообществом вообще)
Трудно однозначно утверждать, что Александр II, подобно Петру Великому, уверенно возглавил движение за решительные реформы. Он, скорее, оказался внутри этого движения и формировался вместе с ним. Наш главный герой жил в переломную эпоху и не просто жил, а во многом творил ее, поскольку, будучи монархом, нес на себе весь груз наследия великого и не очень великого прошлого и ростки неясного будущего. Именно поэтому Александр II – это почти всегда нерешительность. Проще всего считать ее источниками слабость характера, невыработанность позиций царя, отсутствие у него продуманной тактики. С подобными утверждениями трудно спорить, но нельзя не вспомнить и о другом. Дело было еще и в сложности выбора, поскольку монарх всегда помнил, что он выбирает путь не только для себя, как каждый из нас, его строгих и не очень строгих судей, но и для страны, общества, народа. Странное сближение, но рискну упомянуть о нем. Декабристы до восстания 14 декабря 1825 года горячо и бесстрашно рассуждали о путях кардинального преобразования страны, о том, чем им грозит революционное выступление в случае неудачи; до определенного момента все это касалось только их лично. И они же с величайшим сомнением выходили на Сенатскую площадь, поскольку теперь начинала сказываться огромная ответственность их за свои действия, которые могли изменить судьбу страны, общества, народа. Имеет ли вообще человек право, если он не считает себя богоизбранным, один делать выбор за других людей, за государство в целом? А если он считает себя богоизбранным, то всегда ли у него хватит душевных сил, чтобы без колебаний сделать такой выбор?
Сложность положения Александра II усугублялась и его личными качествами и пристрастиями. Он был, с одной стороны, типичным, а с другой – несколько необычным Романовым. Лучше всех об этом в начале XX века сказал замечательный историк В. О. Ключевский: «Он отличался от своих ближайших предшественников отсутствием наклонности играть в царя. Александр II по возможности оставался самим собой и в повседневном и в выходном обращении. Он не хотел казаться лучше, чем был, и часто был лучше, чем казался... Когда завязывалось сложное и трудное дело, дававшее досуг для размышлений, Александром овладевало тягучее раздумье, пробуждалось мнительное воображение, рисовавшее возможные отдельные опасности... Но в минуты беспомощности Александра II выручал тот же недостаток характера, который так вредил всему ходу его преобразовательной деятельности: эта его опасливая мнительность... Мнительность становилась источником решимости»
Среди современников, а следом за ними и в исторической литературе, за нашим героем утвердилась парадоксальная оценка: Александра Николаевича называли великим императором, который не принадлежит к числу великих. Видимо, ее авторы имели в виду то, что реформы его царствования были далеко не безгрешны и до сих пор подвергаются критике. Как справедливо заметил один далеко не глупый человек: «Слава может способствовать успеху, может не способствовать, но успех всегда вредит славе, он превращает ее в лучшем случае в известность». Споры об успехе или неуспехе преобразований Александра II будут вестись вечно, но слава проведения этих преобразований безоговорочно принадлежит нашему герою. Вообще же, если пользоваться словами крупного французского историка Ф. Блюша: «Величие царствования того или иного монарха нельзя определять исходя из личного к нему отношения того или иного человека». К тому же давать оценку деяниям или характеру монарха гораздо труднее, чем действиям обычного человека – мешает многоликость правителя. Александру II на протяжении своей жизни пришлось играть много социальных ролей, важнейшими из которых были роли монарха, семьянина, политического деятеля. К сожалению, и в главных, и в большинстве второстепенных ролей самодержец оказался пугающе беззащитен как пред бомбами террористов, так и перед наветами «доброжелателей». А ведь находились люди, обвинявшие его не только в незавершенности «здания реформ» или неустроенности пореформенного дворянства и крестьянства, но и в грядущем распаде государства Российского.
Подобные критики представляются ослепленными сиюминутными, а иногда и чисто внешними моментами, а потому их оценки оказываются эффектными, но достаточно поверхностными. Они не учитывали и не учитывают сложности задач, стоявших перед Россией и Александром II, масштабности того, что им сделано, пусть это сделанное и далеко от идеала. Но в реальной политике об идеальных решениях говорить вообще вряд ли приходится. Проблемы же, распутываемые страной, оказались действительно сверхсложными. По свидетельству Б. Н. Чичерина, император должен был «... обновить до самых оснований вверенное его управлению огромное государство, упразднить веками сложившийся порядок, утвержденный на рабстве, и заменить его гражданственностью и свободою, учредить суд в стране, которая от века не знала, что такое правосудие, переустроить всю администрацию, водворить свободу печати...» И Александр Николаевич сделал все это в меру своих сил и способностей. Сетовать же на то, что ему недостаточно было отпущено этих самых сил и способностей, значит вновь и вновь мечтать о чуде, предаваться сладким грезам на тему того, что было бы, если бы на престоле в эти годы находился не Александр II, а Петр Великий или еще кто-нибудь из правителей, признанных великими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
С конца XVIII века проблема отмены крепостного права (и тесно связанная с ней проблема наделения сословий гражданскими правами) стала одной из главных в политике российских монархов. Уничтожение крепостничества оказалось необыкновенно сложным и длительным процессом, потребовавшим сверхусилий от ряда самодержцев, пока Александру II не удалось завершить задуманное его предшественниками. Мало кто из них мог себе представить, что кардинальная проблема жизни страны окажется подобна многоступенчатой ракете, когда решение первой задачи дает старт задаче не менее, если не более, значимой.
Не представлял себе этого и главный герой нашего разговора. Основной мотив поведения власти в его царствование – это рывок в неведомое. Мы очень часто смешиваем две вещи: теоретическую предпочтительность и реальную жизненность программ, проектов, конкретных преобразований. В большинстве случаев карнавальный искус предпочтительности загораживает от нас будничную простоту жизненности, а то и вовсе побеждает ее. Российское общественное движение, начавшее играть столь заметную роль в жизни страны именно в 1850– 1860-х годах, не избежало этой ошибки. В отличие от власти (не столько мудрой, сколько осторожной) оно предлагало порой пути не в неведомое, а в незнаемое. Можно сказать, что история России в XIX веке – это поиск и борьба путей в неведомое (пока еще именно Россией) и в незнаемое (мировым сообществом вообще)
Трудно однозначно утверждать, что Александр II, подобно Петру Великому, уверенно возглавил движение за решительные реформы. Он, скорее, оказался внутри этого движения и формировался вместе с ним. Наш главный герой жил в переломную эпоху и не просто жил, а во многом творил ее, поскольку, будучи монархом, нес на себе весь груз наследия великого и не очень великого прошлого и ростки неясного будущего. Именно поэтому Александр II – это почти всегда нерешительность. Проще всего считать ее источниками слабость характера, невыработанность позиций царя, отсутствие у него продуманной тактики. С подобными утверждениями трудно спорить, но нельзя не вспомнить и о другом. Дело было еще и в сложности выбора, поскольку монарх всегда помнил, что он выбирает путь не только для себя, как каждый из нас, его строгих и не очень строгих судей, но и для страны, общества, народа. Странное сближение, но рискну упомянуть о нем. Декабристы до восстания 14 декабря 1825 года горячо и бесстрашно рассуждали о путях кардинального преобразования страны, о том, чем им грозит революционное выступление в случае неудачи; до определенного момента все это касалось только их лично. И они же с величайшим сомнением выходили на Сенатскую площадь, поскольку теперь начинала сказываться огромная ответственность их за свои действия, которые могли изменить судьбу страны, общества, народа. Имеет ли вообще человек право, если он не считает себя богоизбранным, один делать выбор за других людей, за государство в целом? А если он считает себя богоизбранным, то всегда ли у него хватит душевных сил, чтобы без колебаний сделать такой выбор?
Сложность положения Александра II усугублялась и его личными качествами и пристрастиями. Он был, с одной стороны, типичным, а с другой – несколько необычным Романовым. Лучше всех об этом в начале XX века сказал замечательный историк В. О. Ключевский: «Он отличался от своих ближайших предшественников отсутствием наклонности играть в царя. Александр II по возможности оставался самим собой и в повседневном и в выходном обращении. Он не хотел казаться лучше, чем был, и часто был лучше, чем казался... Когда завязывалось сложное и трудное дело, дававшее досуг для размышлений, Александром овладевало тягучее раздумье, пробуждалось мнительное воображение, рисовавшее возможные отдельные опасности... Но в минуты беспомощности Александра II выручал тот же недостаток характера, который так вредил всему ходу его преобразовательной деятельности: эта его опасливая мнительность... Мнительность становилась источником решимости»
Среди современников, а следом за ними и в исторической литературе, за нашим героем утвердилась парадоксальная оценка: Александра Николаевича называли великим императором, который не принадлежит к числу великих. Видимо, ее авторы имели в виду то, что реформы его царствования были далеко не безгрешны и до сих пор подвергаются критике. Как справедливо заметил один далеко не глупый человек: «Слава может способствовать успеху, может не способствовать, но успех всегда вредит славе, он превращает ее в лучшем случае в известность». Споры об успехе или неуспехе преобразований Александра II будут вестись вечно, но слава проведения этих преобразований безоговорочно принадлежит нашему герою. Вообще же, если пользоваться словами крупного французского историка Ф. Блюша: «Величие царствования того или иного монарха нельзя определять исходя из личного к нему отношения того или иного человека». К тому же давать оценку деяниям или характеру монарха гораздо труднее, чем действиям обычного человека – мешает многоликость правителя. Александру II на протяжении своей жизни пришлось играть много социальных ролей, важнейшими из которых были роли монарха, семьянина, политического деятеля. К сожалению, и в главных, и в большинстве второстепенных ролей самодержец оказался пугающе беззащитен как пред бомбами террористов, так и перед наветами «доброжелателей». А ведь находились люди, обвинявшие его не только в незавершенности «здания реформ» или неустроенности пореформенного дворянства и крестьянства, но и в грядущем распаде государства Российского.
Подобные критики представляются ослепленными сиюминутными, а иногда и чисто внешними моментами, а потому их оценки оказываются эффектными, но достаточно поверхностными. Они не учитывали и не учитывают сложности задач, стоявших перед Россией и Александром II, масштабности того, что им сделано, пусть это сделанное и далеко от идеала. Но в реальной политике об идеальных решениях говорить вообще вряд ли приходится. Проблемы же, распутываемые страной, оказались действительно сверхсложными. По свидетельству Б. Н. Чичерина, император должен был «... обновить до самых оснований вверенное его управлению огромное государство, упразднить веками сложившийся порядок, утвержденный на рабстве, и заменить его гражданственностью и свободою, учредить суд в стране, которая от века не знала, что такое правосудие, переустроить всю администрацию, водворить свободу печати...» И Александр Николаевич сделал все это в меру своих сил и способностей. Сетовать же на то, что ему недостаточно было отпущено этих самых сил и способностей, значит вновь и вновь мечтать о чуде, предаваться сладким грезам на тему того, что было бы, если бы на престоле в эти годы находился не Александр II, а Петр Великий или еще кто-нибудь из правителей, признанных великими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107