Опять повернули на юг. Стены здесь еще выше.
- Обрати внимание, Арзак, как широка наша Главная улица. Колесницы и
всадники свободно едут навстречу друг другу, и еще остается место для
пешеходов. Ты заметил, что мы идем по гладким камням, не трудя своих ног
неровностью почвы?
- Не горячись, Филл, - сказал Ксанф. - Наш гость привык к просторам
степей. Улицы, наверное, кажутся ему ловушкой.
- Ах, Ксанф, вечно ты так. Что из того, что степь? Разве люди перечат
природе? Они подражают ей, только при этом беспорядочным формам придают
разумную правильность. Зодчий скалу превращает в храм, деревья в колонну.
Художник рябь волн превращает в орнамент, сочетаниям красок он учился у
цветов, плетению узора - у виноградных лоз.
- Следуя твоей мысли, улицы придется сравнивать с реками.
- Правильно, Ксанф, и агора, главная площадь, питает их, как
полноводное озеро или Понт.
Смысл разговора показался Арзаку темным, он спросил:
- Чем закрыта земля на ваших улицах? Белоног шел с опаской, было на
самом деле похоже, что он собирается плыть.
- Видишь, Ксанф, наш гость все замечает. Даже его лошадка отличила
вымостку от земли. Как славно назвать лошадку по цвету. Белоног - белые
ноги. Сегодня же сообщу своей Звездочке, что она превращается в
Черногривку.
- Ты забыл дать ответ. Разреши, это сделаю я. Ради заработка мне не
раз приходилось обтесывать известняк и мостить улицы. Вымостка состоит из
осколков битой посуды и щебня. Стоит рассыпать осколки и щебень вдоль
улиц, как люди и кони втопчут их в землю, и земля станет тверже камня.
- Вот и пришли! - воскликнул Филл. - Много людей, Арзак?
- Очень. Словно три или пять кочевий собрались вместе.
Улица кончилась. Линии стен сменили ряды прилавков, столиков и
плетеных кибиток. И хотя близился полдень - час, когда торговля кончалась,
- и большинство горожан уже успели запастись свежей снедью и свежими
новостями, ряды все еще были заполнены. Торговля шла весело, с криками,
прибаутками.
- Ножи-ножички, дому помощники!
- Амфоры, пифосы, привозные, расписные!
- Мясо вяленое, сушеное, копченое, на огне моченое!
- Без ножа в хозяйстве брешь - без посуды, как поешь?
Скобяные изделия, глиняные бочки - пифосы, в каждую из которых мог
поместиться воин с копьем и щитом, остроносые амфоры - кувшины для вина и
оливкового масла, килики - кубики.
- Без посуды дому худо. Купи, хозяин!
- Пирожки на меду! Булочки с изюмом!
- Вода, вода! А вот кому воды? Вода, вода!
- Рыба свежая, чешуя серебряная!
Огурцы, связка лука и чеснока, рыба, мясо, орехи - все это летело с
лотков в корзины - их несли рабы или слуги. Торговцы взамен получали
монеты с изображением богини земледелия Деметры. Монеты были литые,
крупные.
Разменной мелочью служили "дельфинчики" и "стрелки" - маленькие
отлитые из бронзы фигурки.
Сделав покупки, горожане покидали ряды степенно, словно не они только
что торговались до хрипоты из-за каждого "дельфинчика", мяли и нюхали
снедь. Шли важно, опираясь на посох, перекинув через руку край
плаща-гиматия. Чем полнее была набита корзина в руках слуги, тем больше
важности приобретала походка его господина.
Покупки для дома-дело мужчин. Разноцветный хоровод женщин кружил
возле столиков ювелиров. Жарким солнцем и светлой луной там сверкали
изделия из золота и серебра. Тонкие пальцы перебирали браслеты, кольца,
цепочки, щупали нарядные привозные ткани, развешанные на шестах. Ткани
покачивались длинными полосами: белые в пестрых разводах, темно-желтые,
словно осенний мед, пурпурно-красные, как закат.
- Смотрите, сколько сделано красивых вещей, - сказал Филл. Он тянул
Арзака и Ксанфа от столиков ювелиров к тканям, к глиняным красным амфорам
в силуэтах черных фигур.
- Нас, бедных, Зевс не украсил ни пятнами барса, ни гривой льва, ни
рогами оленя. Человеку пришлось самому исправлять недосмотр царя богов -
одеть и украсить себя.
- Человек придумал искусство, - сказал Ксанф.
- Тебе хорошо говорить "искусство", Ты с детства из корок граната
вырезал фигурки лягушек, а из пчелиного воска лепил бычков и собак. А я -
то хочу быть торговцем, как был мой отец, объездивший мир, то - поэтом,
чтобы суметь описать увиденное.
- Юноша хочет узнать судьбу, что с ним будет и что сбудется? - Перед
Филлом вырос иссохший до черноты загорелый человек. На его правой ладони,
которую он держал перед грудью, раной зиял обозначенный красной краской
круг.
- Смотри на круг, юноша, не отрывай взгляда, пока я буду слушать шум
твоей жизни, - гадатель поднес к уху большую раковину, зажатую в левой
руке. - Я вижу путь, - заговорил он тихо и внятно, - он связан с кистью и
красками. Имя твое будет прославлено на берегах Понта. Я слышу шум. Твоя
невеста в опасности. У нее голубые глаза и волосы цвета пшеницы. Ее нрав
беспечен, словно у белки, но ей грозит скорая смерть.
- Все это глупости, - сказал Ксанф, увидев, как побледнел Филл. -
Возьми, - он протянул гадателю три медных "дельфинчика". - В нашем
возрасте учат счет и правописание, а не выбирают невест.
- Детство уходит в юность, юность оборачивается зрелостью. Кто
назовет тот день, когда весна стала летом? - Гадатель исчез. Его высохшая
фигура растворилась в толпе.
- Филл, - сказал Ксанф, когда они двинулись дальше, - всем известно,
что прыгать и громко смеется недостойно воспитанного человека, но иметь
мрачный вид, идти, хмуря брови и уставив в землю глаза, столь же
неприлично. Эллин должен во всем соблюдать меру. Разве не этому учат нас
философы и поэты?
- Ах, Ксанф, я думаю о моей невесте с волосами цвета пшеницы. Я хотел
бы подарить ей полосатую кошечку и ручного белого журавля. Пусть гуляет с
ними в саду и берет на руки, когда качается на качелях. Или она предпочтет
мяч? Как ты думаешь, Ксанф? Может быть, больше всего ее порадует
птичка-сойка, приученная носить маленький щит?
- Не надоест болтать пустяки, Филл? Лучше поторопимся. Сейчас пробьют
полдень и агора опустеет.
- Вот и прекрасно. Пусть горожане забьются в тень своих двориков.
Никого не хочу видеть.
Сквозь быстро редевший торг Ксанф с Филлом провели Арзака на площадь.
Народ разошелся. Только в тени кипарисов священной рощи бога Аполлона еще
оставались несколько человек. Они медленно прохаживались и обсуждали
что-то.
- Должно быть, глашатай читал новый указ, - сказал Ксанф,
прислушиваясь к обрывкам доносившихся разговоров.
- О сточных канавах или другом столь же занимательном, - отозвался
Филл. - Все равно узнаем. У нас любят, - обернулся он к Арзаку, -
устанавливать камни с указами. Да ты на площадь смотри. Вот храм Аполлона.
Рядом храм Зевса - это наш главный бог, царь всех богов. А храм Деметры,
от которой зависит, много ль пшеницы отправит Ольвия в Афины и Спарту, мы
потом посмотрим. Ее храм на острове, отсюда одна крыша видна. Вон в том
длинном здании творится суд, - Филл по очереди указывал на здания,
обступившие площадь полукольцом. Искоса он поглядывал на Арзака,
производит ли площадь на гостя впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37