.. Земли тебе хорошо известны, - сбивчиво начала Миррина.
Трудно было прийти в себя после перенесенного оскорбления. Но вскоре голос
окреп и сделался ровным. Зазвучал рассказ о делах стародавних и чудесных.
- Слушай, царица, про царя Атаманта и про все, что случилось. Женой
Атаманта была Нефела - женщина-"облако", и было у царской четы двое детей
- сын по имени Фрикс и маленькая дочь Гелла. Супруги жили счастливо, но
потом Нефела-облако удалилась на небо и Атамант женился второй раз. В жены
он взял женщину злую, злее не было во все Элладе, и мачеха стала
преследовать Фрикса и Геллу. То не велит их кормить, то перед царем
оклевещет. Вскоре и вовсе из дома прогнала. Пришлось бедным сиротам жить
среди пастухов и в игры играть с овцами, да баранами, да собаками, овец
сторожившими.
- Невидаль, - перебила Гунда. - Я тоже среди овец росла.
- Был ли в твоем стаде баран с золотым руном?
- Золотую шкуру видеть не приходилось.
- А Фриксе и Гелле пришлось: все руно, до последней шерстинки, чистым
золотом переливалось. Полюбили сироты златорунного барана, и баран к ним
привязался, всюду за ними ходил. Куда Фрикс с Геллой - туда и он. И вот
однажды, когда никого из пастухов не оказалось рядом, баран вдруг
заговорил. "Фрикс и Гелла, - сказал он человечьим голосом. - По просьбе
Нефелы я спустился с золотых облаков, чтобы спасти вас от злой мачехи.
Злодейка ищет вашей смерти, уже посланы слуги убийцы". - "Что же нам
делать?" - в страхе вскричали дети. "Скорее садитесь ко мне на спину. Ты,
Фрикс, держись за рога, а ты, маленькая Гелла, садись позади брата и
крепко обхвати его за шею". Слышишь, что я говорю. Одатис, доверься во
всем своему брату, он непременно вызволит тебя из беды.
- Какая Одатис? Ты, рабыня, сказывай, да не заговаривайся.
- Прости, царица, спутала имена. Геллой звали маленькую сестренку
Фрикса. И повела эта Гелла себя неправильно. Сначала все шло ладно. Дети
послушались златорунного, сели верхом, и баран помчался по горам и
долинам, пока не достиг синего моря. Но и здесь посланец Нефелы привал не
устроил, с разбега бросился в синие волны и поплыл. Заиграли волны,
запенились. Любо им царских детей качать. Только руки у Геллы вдруг
онемели. "Ах, устала я, братец, держаться". - "Потерпи немного, маленькая
сестренка". - "Нет больше сил". - "Смотри, видна уже Азия. Еще немного, и
мы у цели". - "Прощай, милый брат". Слабые руки разжались, девочка
скрылась в синих волнах. С той поры синее море стали звать Геллеспонтом
[Геллеспонт - древнее название пролива Дарданеллы]. Море Геллы значит это
слово на языке эллинов.
- Девчонка утонула, с мальчонкой что сталось?
- Фрикс спасся, царица. Златорунный вынес его на берег.
- Кончилась, что ли, история?
- Истории не кончаются. Из одной вытекает другая, как из речки ручей.
- Все равно, в дугой раз доскажешь. Вон опять ошалевшие дружинники
несутся пыль поднимать да вопить.
- Слава тебе, супруга Савлия! Радуйся! Радуйся! Оу-о!
- Царь! Царь! - завопили и запрыгали гадатели в шкурах мехом наружу.
Подняли трезвон привязанные к рукам бубенцы.
- Оу! - затянул растянувшийся по степи змей с чешуйками из кибиток и
всадников не виделось им конца.
- У-у! - подхватил пролетавший над степью ветер.
- У-у-у! - закачалась трава.
- Радуйся, Гунда! Ты уходишь вместе с царем!
Акинаки вспороли воздух, и дружина умчалась к вороной четверке, спеша
занять место около Савлия. Но ни один из дружинников не посмел обогнать
или подъехать близко к коренастому широкоплечему всаднику, вросшему в
кожаное седло горделиво выступавшего серого скакуна. Неожиданно всадник
сам повернулся к отцовской дружине. Едва заметным движением повода он
заставил коня описать половину круга и, приподнявшись в седле, крикнул
негромко, властно:
- Царь! Савлий!
- Савлий! - завопила в ответ дружина и снова умчалась в степь. Только
комья земли брызнули из-под копыт.
Возле царской повозке сделалось пусто.
- Отец, - сказал Иданфирс, нагнувшись над навощенным телом. - Я
поклялся богиней огня Табити, самой нерушимой из всех наших клятв, что
твое последнее кочевание свершится, как должно. Я выполню клятву. Не
гневайся и не насылай беду на народ из-за того, что воины покинут твою
повозку и я сам окажусь вдали.
Тьмы войска явились, чтобы отнять у нас степи, небо и ветер, и глаза
мои заливает ярость. Бой будет смертным. Знай и прости своих воинов за то,
что они оставят тебя. Но не окажется сын вдалеке, когда отец уходит под
землю. И когда ты, отец, будешь спускаться в жилище Вечности, я буду рядом
и провожу тебя, как должно.
С этого дня змей, ползший за царской повозкой уменьшился. Чешуйки его
поредели, но не умолкли крики и звон.
- Оу-о! - гудело по-прежнему за вороной четверкой.
- Савлий! Савлий! - вопила дружина. - Радуйся, Гунда! Оу-о! Радуйся!
Ты идешь вслед за царем!
- Царь! Царь! - вызванивали бубенцы на жезлах гадателей.
Заслыша шум приближающейся повозки, в кочевьях вытаскивали из котлов
с ручками-оберегами куски проваренного в пряностях мяса и разливали в чаши
вино. Для Савлия наполнялся оправленный в золото дорогой ритон, к
навощенным губам подносились лепешки, сыр-иппака, перья зеленого молодого
лука.
Когда пир кончался и царь отправлялся в путь, кочевья, как раньше,
пустели. На месте оставались лишь женщины с ребятишками да дряхлые
старики. Мужчины, даже подростки, уезжали все до единого. Только дороги их
расходились надвое. Мальчонки, не носившие кипий, отправлялись за Савлием.
Остальные, с утроенным запасом стрел в грите у пояса, уезжали в другую
сторону, чтобы, составив отряды, пополнить войско. У скифов армии не было.
Все скифы-мужчины становились воинами, когда приходила война.
Поредел хвост кибиток и всадников, тянувшийся за четверкой черных,
как ночь, лошадей. Из воинов, кроме отряда дружинников Савлия, никого не
осталось. Днем дружина сновала растревоженным роем и испускала громкие
вопли, ночью с еще большим усердием сторожила кибитку жены своего царя и
другое его имущество, сложенное в большую шестиколесную кибитку.
И по-прежнему рядом с черной четверкой, прямо держась в седле, ехал
широкоплечий всадник в остроконечной шапке, с гривной на шее, с браслетами
на обнаженных ниже локтя руках. Конь под всадником был другой, хоть и
серый, но не мышиного цвета, как раньше.
- Трус, - прошептала женщина, убранная как на пир.
Она сидела в проеме белой кибитки. Пухлые пальцы впились в колени.
Черные без блеска глаза через головы всадников уставились в ненавистную
спину, затянутую в простую, без шитья и меховой опушки, куртку.
- Все воины биться ушли, один сын старшей жены остался. Трус и есть.
Эй, рабыня! - крикнула Гунда, не поворачивая головы. - Хватит
петь-распевать. Сказывай дальше свои истории.
- Как угодно, царица, - откликнулась Миррина. Но прежде, чем
подъехать, она довела до конца свою песню.
"Выпей нектар, что подаст тебе в амфоре брат твой. Сладко ли, горько
ли - счастье придет".
13. ЦАРЬ ЦАРЕЙ ПРИНИМАЕТ ВАННУ
В короткий срок Иданфирс собрал пятидесятитысячное войско.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Трудно было прийти в себя после перенесенного оскорбления. Но вскоре голос
окреп и сделался ровным. Зазвучал рассказ о делах стародавних и чудесных.
- Слушай, царица, про царя Атаманта и про все, что случилось. Женой
Атаманта была Нефела - женщина-"облако", и было у царской четы двое детей
- сын по имени Фрикс и маленькая дочь Гелла. Супруги жили счастливо, но
потом Нефела-облако удалилась на небо и Атамант женился второй раз. В жены
он взял женщину злую, злее не было во все Элладе, и мачеха стала
преследовать Фрикса и Геллу. То не велит их кормить, то перед царем
оклевещет. Вскоре и вовсе из дома прогнала. Пришлось бедным сиротам жить
среди пастухов и в игры играть с овцами, да баранами, да собаками, овец
сторожившими.
- Невидаль, - перебила Гунда. - Я тоже среди овец росла.
- Был ли в твоем стаде баран с золотым руном?
- Золотую шкуру видеть не приходилось.
- А Фриксе и Гелле пришлось: все руно, до последней шерстинки, чистым
золотом переливалось. Полюбили сироты златорунного барана, и баран к ним
привязался, всюду за ними ходил. Куда Фрикс с Геллой - туда и он. И вот
однажды, когда никого из пастухов не оказалось рядом, баран вдруг
заговорил. "Фрикс и Гелла, - сказал он человечьим голосом. - По просьбе
Нефелы я спустился с золотых облаков, чтобы спасти вас от злой мачехи.
Злодейка ищет вашей смерти, уже посланы слуги убийцы". - "Что же нам
делать?" - в страхе вскричали дети. "Скорее садитесь ко мне на спину. Ты,
Фрикс, держись за рога, а ты, маленькая Гелла, садись позади брата и
крепко обхвати его за шею". Слышишь, что я говорю. Одатис, доверься во
всем своему брату, он непременно вызволит тебя из беды.
- Какая Одатис? Ты, рабыня, сказывай, да не заговаривайся.
- Прости, царица, спутала имена. Геллой звали маленькую сестренку
Фрикса. И повела эта Гелла себя неправильно. Сначала все шло ладно. Дети
послушались златорунного, сели верхом, и баран помчался по горам и
долинам, пока не достиг синего моря. Но и здесь посланец Нефелы привал не
устроил, с разбега бросился в синие волны и поплыл. Заиграли волны,
запенились. Любо им царских детей качать. Только руки у Геллы вдруг
онемели. "Ах, устала я, братец, держаться". - "Потерпи немного, маленькая
сестренка". - "Нет больше сил". - "Смотри, видна уже Азия. Еще немного, и
мы у цели". - "Прощай, милый брат". Слабые руки разжались, девочка
скрылась в синих волнах. С той поры синее море стали звать Геллеспонтом
[Геллеспонт - древнее название пролива Дарданеллы]. Море Геллы значит это
слово на языке эллинов.
- Девчонка утонула, с мальчонкой что сталось?
- Фрикс спасся, царица. Златорунный вынес его на берег.
- Кончилась, что ли, история?
- Истории не кончаются. Из одной вытекает другая, как из речки ручей.
- Все равно, в дугой раз доскажешь. Вон опять ошалевшие дружинники
несутся пыль поднимать да вопить.
- Слава тебе, супруга Савлия! Радуйся! Радуйся! Оу-о!
- Царь! Царь! - завопили и запрыгали гадатели в шкурах мехом наружу.
Подняли трезвон привязанные к рукам бубенцы.
- Оу! - затянул растянувшийся по степи змей с чешуйками из кибиток и
всадников не виделось им конца.
- У-у! - подхватил пролетавший над степью ветер.
- У-у-у! - закачалась трава.
- Радуйся, Гунда! Ты уходишь вместе с царем!
Акинаки вспороли воздух, и дружина умчалась к вороной четверке, спеша
занять место около Савлия. Но ни один из дружинников не посмел обогнать
или подъехать близко к коренастому широкоплечему всаднику, вросшему в
кожаное седло горделиво выступавшего серого скакуна. Неожиданно всадник
сам повернулся к отцовской дружине. Едва заметным движением повода он
заставил коня описать половину круга и, приподнявшись в седле, крикнул
негромко, властно:
- Царь! Савлий!
- Савлий! - завопила в ответ дружина и снова умчалась в степь. Только
комья земли брызнули из-под копыт.
Возле царской повозке сделалось пусто.
- Отец, - сказал Иданфирс, нагнувшись над навощенным телом. - Я
поклялся богиней огня Табити, самой нерушимой из всех наших клятв, что
твое последнее кочевание свершится, как должно. Я выполню клятву. Не
гневайся и не насылай беду на народ из-за того, что воины покинут твою
повозку и я сам окажусь вдали.
Тьмы войска явились, чтобы отнять у нас степи, небо и ветер, и глаза
мои заливает ярость. Бой будет смертным. Знай и прости своих воинов за то,
что они оставят тебя. Но не окажется сын вдалеке, когда отец уходит под
землю. И когда ты, отец, будешь спускаться в жилище Вечности, я буду рядом
и провожу тебя, как должно.
С этого дня змей, ползший за царской повозкой уменьшился. Чешуйки его
поредели, но не умолкли крики и звон.
- Оу-о! - гудело по-прежнему за вороной четверкой.
- Савлий! Савлий! - вопила дружина. - Радуйся, Гунда! Оу-о! Радуйся!
Ты идешь вслед за царем!
- Царь! Царь! - вызванивали бубенцы на жезлах гадателей.
Заслыша шум приближающейся повозки, в кочевьях вытаскивали из котлов
с ручками-оберегами куски проваренного в пряностях мяса и разливали в чаши
вино. Для Савлия наполнялся оправленный в золото дорогой ритон, к
навощенным губам подносились лепешки, сыр-иппака, перья зеленого молодого
лука.
Когда пир кончался и царь отправлялся в путь, кочевья, как раньше,
пустели. На месте оставались лишь женщины с ребятишками да дряхлые
старики. Мужчины, даже подростки, уезжали все до единого. Только дороги их
расходились надвое. Мальчонки, не носившие кипий, отправлялись за Савлием.
Остальные, с утроенным запасом стрел в грите у пояса, уезжали в другую
сторону, чтобы, составив отряды, пополнить войско. У скифов армии не было.
Все скифы-мужчины становились воинами, когда приходила война.
Поредел хвост кибиток и всадников, тянувшийся за четверкой черных,
как ночь, лошадей. Из воинов, кроме отряда дружинников Савлия, никого не
осталось. Днем дружина сновала растревоженным роем и испускала громкие
вопли, ночью с еще большим усердием сторожила кибитку жены своего царя и
другое его имущество, сложенное в большую шестиколесную кибитку.
И по-прежнему рядом с черной четверкой, прямо держась в седле, ехал
широкоплечий всадник в остроконечной шапке, с гривной на шее, с браслетами
на обнаженных ниже локтя руках. Конь под всадником был другой, хоть и
серый, но не мышиного цвета, как раньше.
- Трус, - прошептала женщина, убранная как на пир.
Она сидела в проеме белой кибитки. Пухлые пальцы впились в колени.
Черные без блеска глаза через головы всадников уставились в ненавистную
спину, затянутую в простую, без шитья и меховой опушки, куртку.
- Все воины биться ушли, один сын старшей жены остался. Трус и есть.
Эй, рабыня! - крикнула Гунда, не поворачивая головы. - Хватит
петь-распевать. Сказывай дальше свои истории.
- Как угодно, царица, - откликнулась Миррина. Но прежде, чем
подъехать, она довела до конца свою песню.
"Выпей нектар, что подаст тебе в амфоре брат твой. Сладко ли, горько
ли - счастье придет".
13. ЦАРЬ ЦАРЕЙ ПРИНИМАЕТ ВАННУ
В короткий срок Иданфирс собрал пятидесятитысячное войско.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37