- Зачем вы все это сделали? - спросил ошеломленный Арзак.
- Для того, чтобы помочь тебе вызволить сестру. Вот для чего. Без нас
- ты один, вместе - нас трое.
- Нет, - сказал Арзак. - Степь опасна.
- Правда твоя, плен мы уже испытали и без тебя бы погибли. Но будь
справедлив. Ты мог бы заметить, что мы не трусы и бросились на сатарха,
как только пришел момент. А если с ножом не справились, так потому что рты
были забиты кляпами. Иди, прыгай в седло, скачи на своем Белоноге. Но
знай, я побегу рядом, держась за его хвост, и буду бежать, пока хватит
сил.
Филл посмотрел на Арзака яростным взглядом, и Арзак понял: сделает,
как говорит.
- Ксанф, из вас двоих ты рассудительней, уговори Филла.
- Все решено, Арзак, - сказал Ксанф. - Мы обязаны тебе жизнью,
понимаешь, жизнью. К тому же мы надеемся отыскать...
- Отыскать мою невесту с волосами пшеницы, - перебил друга Филл. -
Слышишь, Медведь, сам Ксанф сказал, что все решено.
Филл с места прыгнул на спину добытой в бою лошадки.
- Слезай, - сказал Арзак, сдавшись. - Мы с тобой поедем на Белоноге.
Тавра отдадим Ксанфу.
Правильней было новую лошадку назвать Сатархом, но ведь сатархи мало
чем отличались от тавров, а слово "тавр" было короче.
- Слушаюсь, предводитель! - Оттолкнувшись, Филл птицей перелетел в
седло Белонога.
- Филл замечательный наездник, - сказал Ксанф в ответ на удивленный
взгляд, каким Арзак проводил смелый прыжок. - Он и по-эллински - без
седла, и по-скифски - в седле многих обскачет.
"Вперед, мой конь, через поля и травы", - запел Филл, как только
тронулись в путь.
Он сидел за спиной Арзака, на самом краю седельной подушки и думал,
что степь похожа на море и что в волнах травы, как настоящих волнах можно
утонуть.
- В степи много табунов, - сказал Арзак, - скоро заарканим тебе
собственного коня.
- Конечно, заарканим. А правда, Медведь, как будет прекрасно, если
все, кто потерял друг друга, встретятся снова?
- Одатис называет меня Арзак-окс - "Добрый Медведь", - сказал Арзак
вместо ответа и, помолчав, добавил: - Пой. Хорошая это песня про мчащегося
коня.
Ни Филл, ни Арзак не знали, что в семи днях перехода на север тоже
звучала песня Эллады.

12. ПЕСНЯ МИРРИНЫ
Спала ночная роса.
Прилетели жужжащие пчелы,
Стали кружить над цветком,
ароматный нектар собирая.
Выпей нектар, что подаст тебе
в амфоре брат твой.
Сладко ли, горько ли -
счастье придет...
- пела Миррина.
Она начала петь, едва покинув ночную стоянку, кибитка тронулась в
путь. Песня утонула в криках и воплях, в звоне и клекоте бубенцов. Но в
кибитку из белого войлока песня проникла, и знакомый печальный напев
обрадовал свернувшуюся в углу Одатис. Одатис села, прижавшись щекой к
войлоку.
- Пой, пой еще, - прошептала она так тихо, что не услышала даже
Гунда.
Миррина шла возле высоких, в рост человека, колес, удивляясь, что
мысль о песне не пришла в голову раньше. Вот он способ, который она
искала. Песня передаст девочке весть о настое. Слова этой песни были
известны Одатис, она знала их смысл, и если твердить их все время, Одатис
поймет.
"Выпей нектар, что подаст тебе в амфоре брат твой..."
Лишь бы Гунда не заподозрила хитрости. Если догадается, запретит петь
на чужом языке, Миррина изменила мотив, с печального перешла на веселый,
потом снова вернулась к печальному. Но наполнялся ли голос слезами, или
звучал в нем смех, слова повторялись одни и те же: "Выпей нектар, что
подаст тебе в амфоре брат твой. Сладко ли, горько ли - счастье придет".
- Ты поняла, дочка? - подняв голову, спросила Миррина по-скифски.
Сколько раз за эти дни она кляла себя, что не обучила Одатис, подобно
Арзаку, эллинскому языку. - Поняла?
- Поняла, мата, - донеслось сверху.
Бежавший возле кибитки Лохмат весело взвизгнул.
"Все ли поняла? Выпьет ли залпом горький настой, когда придет время?"
В том, что Арзак добудет настой, Миррина не сомневалась.
- Все поняла, дочка, о чем в песне пелось?
- Молчи, не отвечай, девчонка, и ты замолчи, рабыня! - крикнула
Гунда. - Без конца повторяю, чтобы молчали.
Царская жена сидела в проеме кибитки на стопке овечьих шкур. Ей было
слышно каждое слово.
- Подойди, - приказала она замолчавшей Миррине.
Миррина приблизилась.
- Ты, верно, колдунья, - сказала Гунда. - Твое колдовское пение
утешило девчонку. Все лежала, словно зверек, а тут распрямилась,
всхлипывать перестала. Чем заворожила, колдунья?
Голос у царской жены был высокий и резкий. Слова она выговаривала
отрывисто, вкладывая в каждое злость.
- Я не колдунья, - сказала Миррина.
- Как есть колдунья. Пес и то перестал скулить. Заколдуй и меня,
колдунья, заговори на сердце кручину-тоску.
- Я не колдунья, - повторила Миррина. - Просто девчонка любит песни.
Ты тоже их любишь, иначе зачем тебе понадобилась Одатис. Зачем тебе
несмышленая Одатис, царица?
Ответа Миррина не дождалась, Гунда молчала, смотрела вдаль.
- Отпусти Одатис, царица, - сказала Миррина, - взамен забери меня. Я
знаю много прекрасных песен, и если ты веришь, что души усопших способны
петь, я буду в царстве теней петь для тебя неустанно. Смилуйся, отпусти
Одатис. Она едва начала жить. Отпусти, заклинаю тебя твоими богами -
Папаем, Табити.
- Привет тебе, Гунда! Радуйся, ты идешь за царем! - закричали
примчавшиеся дружинники. Акинаки взлетели вверх. Красные капли крови
брызнули на траву. - Слава супруге царя! Слава Гунде! В жизни и смерти она
рядом с Савлием! - прокричав, что положено, дружина подалась к вороной
четверке, тащившей нарядную повозку, изукрашенную золотыми фигурными
бляшками.
- Нет, - бросила сверху Гунда. - Я пойду за Савлием, девчонка пойдет
за мной. Так я хочу. Другого разговора не будет.
Поймав по лучику солнца, блеснуло десять колец. Пухлые ладони
оторвались от колен и ударили одна о другую.
- Коня для рабыни-гречанки, - приказала супруга царя.
Перед Мирриной тотчас очутилась пегая гривастая невысокая лошадка.
Ездить верхом, в седле из двух кожаных подушек, скрепленных ремнями,
Миррина умела не хуже любой скифской женщины.
- Благодарю, царица, ты добрее, чем кажешься, - сказала Миррина,
взбираясь в седло.
Начерненные брови сдвинулись под золотым венцом.
- Глупая, думаешь, сбитые ноги твои пожалела? - с усмешкой сказала
Гунда. - Как бы не так. Мне никого не жалко. А ты - рабыня, хуже лохматого
пса, что бежит за кибиткой. Прикажу, и ты на четвереньках припустишься, да
еще залаешь при этом.
Миррина прикрыла глаза, чтобы гнев не прорвался наружу. "Молчи, -
приказала она себе. - Вытерпи ради Одатис".
Гунда на гнев рабыни внимания не обратила.
- Я приказала тебе ехать рядом с собой, чтобы слушать сказки, -
сказала она как ни в чем не бывало. - Снизу слова плохо идут. Для того
коня дала, чтобы слышать. Сказывай.
- Что ж, царица, слушай... Я расскажу... Есть много хороших и
поучительных историй. В них действуют эллины, но события происходят на
берегах Понта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37