Я сам от страха чуть жив остался да, верно от
страха, смотрите что подобрал. - Филл поднял вверх железную с деревянной
ручкой мотыгу.
- Вот это да! - вскричал Ксанф и бросился вниз. - С таким орудием к
рассвету управимся!
К рассвету они не управились. Солнце двинулось на середину, когда
мотыга ударила в бревна перегородки. Но все равно, главное было сделано,
вход под курган был прорыт.
- Вылезай, Ксанф, теперь мой черед.
Ксанф без спора уступил место Арзаку, и под неистовый лай Лохмата
Арзак принялся крошить бревенчатую стену. Пробив брешь достаточно большую,
он приказал:
- Лохмат, выходи!
Лохмат залился лаем, но с места не двинулся.
- Самый преданный пес, - прошептал Филл. - Я полюбил его больше всех
сокровищ мира.
Лужа с плошкой в руках, Филл освещал освобожденные от земли бревна,
трясшиеся под градом ударов.
- Все, - сказал Арзак. - Дай плошку. За мной не следуй.
- Мы же братья, Арзак, мы дали клятву.
- Все равно. Если Гунда захочет мстить, пусть обрушится на меня
одного. В проход не заглядывай, держись рядом.
Арзак набрал воздуху, как перед прыжком в воду, и нырнул в черный
пролом.
Одатис лежала у самого входа. Лохмат бросался то к ней, то к пролому,
ползал на брюхе и выл. "Жива ли", - со страхом подумал Арзак, Он потрогал
руки Одатис, прикоснулся губами к щеке.
- Филл, расстели свою куртку, - сказал он негромко, зная, что Филл
услышит.
- Готово. Давай осторожно, чтобы до времени не проснулась,
взволнованно отозвался Филл.
- Крепко спит. Держишь?
- Держу. - Филл принял Одатис и уложил на куртку.
- Вытаскивай на поверхность, Ксанф поможет.
- А ты?
- Через малое время приду.
Арзак повернулся к пролому спиной. Ему было страшно, сердце стучало
так сильно, что в ушах поднялся звон. Ноги сделались войлочными,
отказывались повиноваться. Он переносил постыдную слабость и двинулся в
черную пасть прохода, мимо мертвых коней, сброшенных в яму в парадной
сбруе, мимо конюхов в ярких кафтанах, с гривнами вокруг шеи. Привалясь к
стене, недвижные конюхи сидели, как стражи, у входа в помещение. Арзак
переступил порог и высоко поднял плошку с ярким язычком пламени. Мрак
отступил к бревенчатым стенам. Стал виден помост. В середине под
тростниковым навесом лежали Савлий и Гунда. По правую руку царя высилась
груда оружия. Арзак посветил, и светлыми бликами вспыхнуло золото,
осужденную на вечную темноту: мечи, аккинаки, гориты, точильные камни,
оплавленные в пластины, обручи. Плошка с язычком пламени двинулась влево.
Засверкали гривны, браслеты, кольца, бронзовые зеркала - все, что лежало
около Гунды. Заставив себя смотреть на лицо, застывшее под высоким венцом
со щитками подвесок, Арзак подошел ближе.
- Благоденствуй в вечной жизни, супруга царя, - произнес он плохо
слушавшими губами. - Я пришел вернуть тебе долг, чтобы все было оплачено.
Ты сама придумала уговор, по которому меняла Одатис на три золотых
браслета. Я предлагал браслеты маленькому человечку, вызволившему меня из
беды, - он отказался. Я хотел отдать их взамен на сонное зелье, но
врачеватель не взял. Теперь Одатис со мной, и браслеты по праву
принадлежат тебе. Прими свое золото и не мсти нам, оставшимся жить на
земле.
Арзак сдернул с запястья браслеты с оленями и конями. Громко звеня,
они упали в сверкавшую золотую груду.

Как ярко светило солнце! Каким праздничным было синее небо в
убранстве из распушенных облаков-перьев!
Арзак подошел к побратимам и склонился над спящей Одатис. Сон
оставался по-прежнему крепким. Поглощавший лепешки с салом Лохмат не
забывал то и дело лизать хозяйку. От прикосновения шершавого языка у
Одатис даже ресницы не вздрагивали.
- Утром проснется, - сказал Арзак. - Филл, пригони из ложбины коней.
- Слушаюсь, предводитель.
- Исправим, что порушили, и в путь.
Засыпать подкоп было легче, чем вырыть. Арзак и Ксанф быстро
разделались с этой работой. Сверху для верности набросали камней, чтобы
могильные воры не догадались о лазе. Арзак не хотел оказаться сообщником
охотников за царским имуществом. К тому времени, когда подкоп был завален,
подоспел Филл с четверкой коней, оставленных у Волчьей пасти. Белоног и
Лохмат так обрадовались встрече, что, глядя на их прыжки, Филл сказал:
- Наверное, эти двое однажды на закате выпили чашу братства и с той
поры сделались побратимами.
Арзак рассмеялся.
- Звери могут дружить, как люди. Белоног с Лохматом знают друг друга
с рождения.
Он развернул персидское платье, которым снабдил его маленький
человечек, и надел поверх платья Одатис, на случай нечаянной встречи.
- Если кто увидит мою невесту, решит, что три скифа везут пленного
перса, - сказал Филл, и маленький отряд покинул стойбище Вечности.
Одатис лежала в седле Арзака. Предназначенный ей Олешек скакал пока
налегке. Ксанф и Филл ехали каждый на своей лошади. Лохмат бежал следом за
Белоногом. Иногда, радуясь воле, он описывал большие круги и оказывался
около Тавра.
- Привыкай к хозяину, верный кути Лохмат! - кричал тогда Филл. - В
Ольвии будешь жить в моем доме.
Потом наступил вечер. Длинный, полный событиями день подошел к концу.
С заходом солнца разбили привал и, когда все успокоились, Филл, сидевший
рядом с Одатис, произнес:
- Готовь щит, Арзак. Праща раскручена, камень летит.
- Боя не будет, брат, спрашивай, тихо ответил Арзак.
- Я буду говорить долго.
- Наше время - вся ночь.
- Тогда слушай. У моей матери была сестра. Ее все любили. "Боги дали
ей красоту и вложили в грудь благородное сердце" - такими словами
вспоминают о ней в нашем доме великого врачевателя Ликамба. Ликамб и
сестра моей матери были мужем и женой. Сначала они жили в Пантикапее -
городе на другой стороне Понта, потом из-за целебных источников Ликамб
решил перебраться в Ольвию. Он выехал первым, но жены не дождался. Буря
разбила корабль, на котором она плыла, и все, кто был на корабле утонули.
Море выбросило на берег только обломки мачты. В нашем доме до сих пор
вспоминают, как страшно страдал Ликамб.
Одатис спала. Арзак, Ксанф и Филл сидели тесным кружком. Их колени
соприкасались, глаза смотрели в глаза.
- Знаешь, почему мы с Ксанфом оказались в степи? - повысив голос, с
вызовом задал вопрос Филл.
- Говори.
- Мы отправились в степь, чтобы вернуть Ликамбу его жену. Готовься,
Арзак. Камень летит. Вот он: ее звали Миррина?
- Да.
- Почему ты скрывал это от нас?
- Она закляла меня молчать. Я плохо выполнил клятву. Красота ваших
храмов и статуй вырвала имя, и ты его подобрал.
- Это так. Ты выдал себя на агоре, и я стал прислушиваться к каждому
твоему слову. Я понял, что тебе знаком город, хотя ты в Ольвии не был, я
услышал, что ты напеваешь песни, которые пела мне мать. Потом я подслушал
твой разговор с Ликамбом, хотя добродетельный Ксанф хватал меня за хитон,
чтобы удержать от дурного поступка. Скажи, Арзак, скиф из племени царских
скифов, ты знал, что Миррина была женой врачевателя?
- Миррина рассказывала о героях и храмах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37