Все присутствующие в штабе офицеры, выворачивая шеи, посмотрели на Рашидова, который с безучастным видом сидел на «галёрке». За два с лишним месяца службы с ним пилоты привыкли к его нелюдимости и спокойной уверенности, в приятели к нему никто не набивался, а потому с какого-то момента Руслана просто перестали замечать. А тут вдруг такой финт!
— Вы собираетесь сбежать, товарищ старший лейтенант? — обратился Барнавели непосредственно к обвиняемому.
Рашидов встал.
— Нет, товарищ подполковник. У меня и в мыслях ничего подобного не было.
— Он врёт! — безапелляционно заявил Стуколин. — Он с самого начала так и рассчитывал: когда представится возможность — сбежать.
— Но почему он не сбежал во время учений над «Ниткой»? — задал резонный вопрос Барнавели.
— Потому что сбили бы его на хрен, — ответил Алексей. — Да и топлива ему до Турции не хватило бы — вы же нам выдавали в обрез.
— Ну хорошо, допустим, — на лице Барнавели появилась улыбка: он что-то там про себя понял и теперь воспринимал ситуацию с юмором. — А почему тогда он не сбежал во время перелёта?
— Потому что я держал его на прицеле, и он это знал.
Кто-то из офицеров присвистнул, кто-то в наступившей тишине сказал отчётливо: «Мать!» — Пользуясь случаем и в присутствии всех, — нарушил молчание Рашидов, — я хотел бы принести капитанам Алексею Стуколину и Алексею Лукашевичу свои извинения. Более года назад я участвовал в войне против армии Российской Федерации, но и вы, ребята, воевали и воюете с людьми, которые ещё совсем недавно были вашими соотечественниками. Здесь, в составе нашей авиагруппы, есть и русские, и грузины, и украинцы — любой из вас мог бы оказаться на моём месте, если бы правительство его страны приказало пойти и убить…
— Не любой, — сказал со своего места Золотарёв, который за свою карьеру военным лётчиком сумел повоевать и в Приднестровье, и в Чечне, и ещё кое-где вне границ бывшего Советского Союза. — Говори только за себя.
— Но я в любом случае, — возвысил голос Руслан, понимая, что затянул и сейчас его начнут перебивать, — прошу прощения у моих новых сослуживцев за то, что воевал против них. Простите меня, ребята, за прошлое и давайте думать о будущем.
Снова воцарилась тишина. Стуколин, хмурясь и потирая кулак, сел в кресло.
— Я так понимаю, — сказал Барнавели, — извинения принимаются?
Стуколин промолчал. Он извинений не принял, но, судя по всему, здесь это никого не интересовало. Потому что никто из них не горел в сбитом Рашидовым самолёте, и не тонул в ледяном море без надежды на спасение, и не дрался с Рашидовым на ножах. Впрочем, Громов, который как раз дрался, кажется, тоже поверил и простил.
«Идиоты, — думал Стуколин. — И Костя — тоже кретин. Ничего, вы меня попомните, когда эта сука чернозадая сбежит».
Стуколин ошибался. Рашидов действительно не собирался сбегать — он хотел в очередной раз испытать судьбу, чтобы проверить, прав ли он в своём выборе…
* * *
По вечерам офицеры встречались в кают-компании. Снова звучали песни под гитару, снова тасовалась замусоленная колода, снова рассказывались байки и снова велись разговоры о будущем.
Как-то раз, во второй половине дня, в кают-компании собрались семеро — троица друзей из Питера, Сергей Золотарёв, бородатый спецназовец Роман, журналист Кадман и старший офицер по воспитательной работе Мстислав Губанов, только что отстоявший вахту на боевом информационном посту и заглянувший на огонёк. Громов в задумчивости перебирал струны, Губанов и Роман Прохоров разложили шахматную доску, Золотарёв размышлял, какую бы историю ему сегодня выдать на потребу публике, остальные — маялись от безделья.
— Кстати, а что у нас с выборами? — спросил Стуколин старшего офицера по воспитательной работе. — Когда и как?
— Двадцать шестого, как и положено, — отозвался Губанов; он играл белыми, а потому сделал первый ход: е2-е4.
— А счётная комиссия? А бюллетени?
— Всё путём. Председателем комиссии будет Долгопрудный. Старший помощник Ткач и ваш Барнавели — типа заместители. Бюллетени отпечатаем на принтере, а результаты уйдут через спутник по шифрованной связи.
— Нарушение на нарушении и нарушением погоняет, — проворчал Кадман; он вчера вечером перебрал со спиртным и теперь отпаивался минералкой.
— Экий ты, брат Антон, зануда, — сказал Роман, он сделал ответный ход: с7-с5. — Главное в выборах что?
— А что главное в выборах? — встрепенулся Кадман.
— В выборах главное — ощущение собственной значимости, — нравоучительно заявил Роман. — Ты, такой маленький и серый, выбираешь такого большого и разноцветного!
— Это ещё что за намёки? — возмутился Губанов, двигая пешку на d3. — Кого это ты называешь маленьким и серым?
— Себя, разумеется, — с улыбкой сказал Роман, отвечая ходом на d5.
— А я съем, — объявил Губанов и действительно съел пешку пешкой.
— Приятного аппетита, — Роман двинул на d5 ферзя, и две пешки, чёрная и белая, отправились в коробку. — Ты смотри, какой простор для оперативного манёвра образовался!
Губанов, схватившись за голову, задумался.
— Вот я и говорю, — продолжал Кадман, — нет в нашем народе осознания важности процесса, называемого выборами. Все почему-то думают, что в их жизни ничего после выборов не изменится, а потому голосуют, прислушиваясь к голосу собственных комплексов, а не разума. Вот будут голосовать двадцать шестого за этого полковника, и ведь не за человека будут голосовать и даже не за политического деятеля, а за символ утраченного величия.
— А что вас не устраивает? — зашевелился Стуколин. — Конкретно.
— Меня конкретно не устраивает, что мы всегда идём на выборы, думая при этом о чём угодно — о «великом» прошлом, о «мерзком» настоящем — но никогда о будущем, за которое на самом деле голосуем.
— Силён, писатель, — Роман рассмеялся. — Уважаю!
— А что мы можем знать о будущем? — начал потихоньку закипать импульсивный Стуколин. — Когда ГКЧП сажали и Белый дом расстреливали, тоже ведь думали, что при Ельцине будет лучше, чем при них, а в результате что получилось? Армия развалена, на окраинах — война за войной, безработица растёт, смертность растёт, рождаемость падает. Если так дальше пойдёт, скоро русских вообще не останется.
— Вот именно! — Кадман воздел указательный палец. — Чтобы сделать выбор, необходимо прежде всего сесть и подумать, какое будущее ты хотел бы видеть для себя и для своих детей. Вот вы, Алексей, каким вы хотели бы видеть будущее нашей страны?
— Нормальным, — отозвался Стуколин. — Чтобы без кризисов, и зарплату вовремя платили. Чтобы всех этих уродов пересажали по нарам, а людям дали спокойно работать и зарабатывать.
— Видите? У вас уже имеется некая позитивная программа. Остаётся только ознакомиться с программами кандидатов в президенты и проголосовать за ту, которая наиболее соответствует…
— А толку? — вмешался в беседу Лукашевич. — Они все одно и то же обещают, и все обманут. Сегодня скажут одно, завтра сделают другое.
— Ну и не нужно голосовать за тех, кто обманывает.
— Вот мы и голосуем за полковника, — сказал Стуколин, — потому что он до сих пор не обманывал.
— Так он ничего и не обещал!
— А вообще мысль интересная, — заметил Громов, и все посмотрели на него. — О будущем. Мы действительно об этом мало думаем и говорим, но я уверен, что у каждого есть своё видение будущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88