Не скрывал, откуда он прибыл.
Труповозку, с найденным мной и уже выданным телом, подогнали не сразу. Она объехала еще целый круг, чтоб поставить там и тут отметку, две неразборчивые печати. Она у нас с отличным холодком внутрях , – гордо сказал о своем транспорте служитель Василий… Сержант… Иногда, мол, водку сунешь туда в холодок, через пять минут – готова. И слеза по бутылке сползает. Светлая такая слеза!
Только-только зад машины открыли. Скрип первый еще только запел. Дверца еще только повизгивала… А пацаненок уже туда нырнул. Внутрь. Шофер и сержант от неожиданности – оба матом:
– Ты куд-да?.. Твою р-раствою!
А пацаненок, трех секунд не прошло, уже оттуда вопил:
– Папка! Папка!
По-русски. А затем из труповозки высунулся и как-то даже торжественно по-чеченски крикнул своим:
– Нохчи чах-чах-чах! – что-то еще крикнул.
Признал.
Муса мне шепнул: “По руке узнал… Глаз острый. Глаз чеченский… Молодец!”.
Вынимали из машины медленно. Бережно… Заодно и смотрины… Это Горный Ахмет?.. Вот уж не зря мальчишку взяли! Только по руке Ахмета и можно было узнать. Потому что лица не было. Срезано очередью. Размазано. Сплошняком на лице засохшие бугорки крови. Ну, правда, нос свернут набок и узнаваемо все-таки выставился.
А пацаненок руку гладил. Ладошку отца раскрыл. И смеется. Скалит зубы: нашел, нашел своего папку!.. Да как быстро!.. Ну не молодец ли!
И за поощрением ко мне:
– Сиггар дай. Скорей дай.
Снова ему сигарету. (Я уже две дал.)
Выкупленный труп Муса и второй чеченец понесли в свой старый битый газик… Газик, чтоб им полегче, подрулил поближе. Но труповозка широка, а газик узок. А чич замороженный… Как камень… Вынуть из труповозки вынули, а вот как в газик втиснуть?
Руки он раскинул не для дохлого газика. Широко и вызывающе раскинул свои руки Горный Ахмет. Как современная скульптура-модерн ГРАЖДАНЕ ШАЛИ… Или: ПОМНИТЕ О НАС… Что-то вроде… И так и эдак, но левую ему согнули, в газик вошла. Но правая рука никак!
Когда в газик втиснули, правая рука Ахмета так и торчала. Из окошка машины в сторону!.. Но не ломать же… Руку же не ломать!
Стекла в окошке газика, по счастью, с этой стороны не было. Стекло выбито… Как специально. Чтобы возить замороженных… Чтобы трупак умудрился и тут руку гордо выставить. Вроде бы напоследок Ахмет грозил мне… А может быть, просто сделал рукой отмашку. НЕ ЗАБЫВАЙ, МАЙОР… Дружески!
Газик тронулся. Медленно пополз, приноравливаясь к своей мертвой ноше. Пацаненок шел с машиной вровень. Курил. Вышагивал рядом с торчащей из окна рукой отца… Ба-а! Гляньте-ка!.. Пацаненок зажженную свою сигарету вставил отцу в мертвую руку. Сумел. Меж жестких мерзлых пальцев воткнул. Сам закурил вторую… Чем плохо?.. Покурить с папкой на прощанье.
Машина ползла. Пацаненок гордо шел рядом… Улыбался. Как-никак с отцом вместе. И отец, считай, покурит… Последняя сигарета полевого командира. На прощанье.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Как именно мои шизы Олег и Алик, а точнее, как их новенькие берцы-ботинки попали под град солдатских плевков, не знаю… Скорее всего, Олег и Алик просто шли мимо. Так совпало… Они проходили мимо всем известной песочницы. Как бы нарочито красуясь ботинками. А у солдат-грузчиков передых в работе. Перекур… Как раз сидели курили. Нет-нет и топя окурки в песок.
Ну и почему в чистеньких не плюнуть! Это напрашивалось!.. Ага!.. Сержант Снегирь, прежде привычно шизов защищавший, теперь от них отвернулся. Даже и в прямом смысле… Солдатам только это и надо. Тем понятнее дурашливая детскость их забавы.
А сержант Снегирь, отвернувшись, смотрел куда-то в сторону развевающегося над складом флага. Теперь эти двое живут в пакгаузе, любимчики майора, так фига ли их классные ботинки жалеть!.. Ну, ясно!.. Как не плюнуть в солдата, получившего писчую работенку! в писаря!.. Который сам вчера еще катал тяжеленные бочки!
Начала я не видел… Я шел от инцидента неподалеку и говорил по мобильному.
К песочнице-курилке, слава богу, уже мчался вездесущий Крамаренко. Как ястреб!.. И с налета начал разборку. Как он все успевает!.. Мои шизы, мои заплеванные писаря, через минуту-две уже убрались восвояси, а Крамаренко все крыл… бранил… материл моих красномордых-краснолицых. Я не вмешивался. Ведь тоже бедолаги. Ведь тоже мои.
Снегирь сидел багровый. И молчал.
Оказывается, это он, сержант, вдруг откашлявшись, первый собрал сопливую вязкую слюну. И плюнул в одного из этих двоих, проходивших мимо. Он даже не видел, в кого из них… Глаза не смотрели. Да и плевок получился хилый. От усталости.
Зато его полусдохшие солдаты-грузчики повскакивали со скамеек и давай плевать. Что поделать, если сил осталось только на харканье… Харк! Харк!.. В чистеньких!.. В любимчиков!.. Вот они, шустрики. Почему-то отдыхающие от бочек… От разгрузки тяжеленных ящиков… Сытенькие. Гладенькие!
Оба контуженных, Олег и Алик, закрывались от их плевков руками. Но не поворачивались спиной. Инстинкт не велит солдату подставлять свою спину.
Наступая, солдаты-грузчики еще малость похаркали… Уже торопливо. С промахами… Исправляя натугой глотки недолет… Ну-у, слабаки. Ну, совсем хило.
Шизы, пятясь и утираясь, ушли. Но так и не повернулись спинами. Не побежали. Настоящие солдаты.
Однако матюги не смягчили Крамаренке его справедливую душу, он еще и пистолет выхватил. И выстрелил в дерево облепихи, в самую верхушку… И еще выстрелил, показательно, сшибая желтые изюминки. Водопадом!.. На моих складах привилегия выстрелить – большая привилегия.
Уже спрятав пистолет, Крамаренко вопил:
– Чего к ним вяжетесь! Гниды!.. Да они ж оба на голову больные!.. Он же шиз! Он щас выкрадет автомат – и что?.. И всех вас рядком на траву положит… Повалит всех нафиг !.. И еще будет плакать потом по вас! Жалеть вас!.. На каждой могилке будет плакать, а?..
Он показал солдатам могучий кулак:
– Я вам, бля, похаркаюсь!
Конечно, боковым зрением и Снегирь, и бранящийся Крамаренко уже заметили меня. Увидели, что мимо них проходит майор Жилин… Не рядом, а все же в радиусе моего командирского гнева.
Солдаты сделались тихие, как мертвые.
Своих краснолицых я снова увидел. Уже у столовой. Они еле поднялись, еле оторвались от курилки-песочницы… Еле шли. И быстрее идти у них не получалось. Плеваться получалось, но это от бессильной злобы.
Шли в столовку, свесив башку от усталости… Их даже жратва не звала.
Железные бочки с солярой – два “КамАЗа” в разгруз с самого утра!.. На такой работе быстро отбраковываются. Пара недель, и в госпиталь… Лица, как свекла на срезе. Здесь остаются только те, кто с могучим крестьянским сердцем. Настоящие силовики! Сердце разбухает. Но не лопается… Только лет в сорок-пятьдесят вспомнят они службу – будут постанывать ночами, не понимая, какая это жаба пробралась им в грудь и легла там, присосалась к сердцу.
Крамаренко шел за ними, полудохлыми, и продолжал их крыть.
– Я вам, бля, похаркаюсь!.. После обеда будете возле песочницы землю жрать! Чистить землю будете! Плевки свои искать, суки!
В эту минуту честный служака их ненавидел:
– Стаей вы смелые. Только стаей, бля… Вылизывать свои плевки будете! Языками!.. Стаей нападаете, шакалья порода!
В хорошо замаскированном подполе боевиков их новенькое оружие. Притом в ящиках… С клеймами… Откуда оно?.. А-а! Тут еще и пластид. Да еще с фабричным клеймом… Взрывные работы, г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Труповозку, с найденным мной и уже выданным телом, подогнали не сразу. Она объехала еще целый круг, чтоб поставить там и тут отметку, две неразборчивые печати. Она у нас с отличным холодком внутрях , – гордо сказал о своем транспорте служитель Василий… Сержант… Иногда, мол, водку сунешь туда в холодок, через пять минут – готова. И слеза по бутылке сползает. Светлая такая слеза!
Только-только зад машины открыли. Скрип первый еще только запел. Дверца еще только повизгивала… А пацаненок уже туда нырнул. Внутрь. Шофер и сержант от неожиданности – оба матом:
– Ты куд-да?.. Твою р-раствою!
А пацаненок, трех секунд не прошло, уже оттуда вопил:
– Папка! Папка!
По-русски. А затем из труповозки высунулся и как-то даже торжественно по-чеченски крикнул своим:
– Нохчи чах-чах-чах! – что-то еще крикнул.
Признал.
Муса мне шепнул: “По руке узнал… Глаз острый. Глаз чеченский… Молодец!”.
Вынимали из машины медленно. Бережно… Заодно и смотрины… Это Горный Ахмет?.. Вот уж не зря мальчишку взяли! Только по руке Ахмета и можно было узнать. Потому что лица не было. Срезано очередью. Размазано. Сплошняком на лице засохшие бугорки крови. Ну, правда, нос свернут набок и узнаваемо все-таки выставился.
А пацаненок руку гладил. Ладошку отца раскрыл. И смеется. Скалит зубы: нашел, нашел своего папку!.. Да как быстро!.. Ну не молодец ли!
И за поощрением ко мне:
– Сиггар дай. Скорей дай.
Снова ему сигарету. (Я уже две дал.)
Выкупленный труп Муса и второй чеченец понесли в свой старый битый газик… Газик, чтоб им полегче, подрулил поближе. Но труповозка широка, а газик узок. А чич замороженный… Как камень… Вынуть из труповозки вынули, а вот как в газик втиснуть?
Руки он раскинул не для дохлого газика. Широко и вызывающе раскинул свои руки Горный Ахмет. Как современная скульптура-модерн ГРАЖДАНЕ ШАЛИ… Или: ПОМНИТЕ О НАС… Что-то вроде… И так и эдак, но левую ему согнули, в газик вошла. Но правая рука никак!
Когда в газик втиснули, правая рука Ахмета так и торчала. Из окошка машины в сторону!.. Но не ломать же… Руку же не ломать!
Стекла в окошке газика, по счастью, с этой стороны не было. Стекло выбито… Как специально. Чтобы возить замороженных… Чтобы трупак умудрился и тут руку гордо выставить. Вроде бы напоследок Ахмет грозил мне… А может быть, просто сделал рукой отмашку. НЕ ЗАБЫВАЙ, МАЙОР… Дружески!
Газик тронулся. Медленно пополз, приноравливаясь к своей мертвой ноше. Пацаненок шел с машиной вровень. Курил. Вышагивал рядом с торчащей из окна рукой отца… Ба-а! Гляньте-ка!.. Пацаненок зажженную свою сигарету вставил отцу в мертвую руку. Сумел. Меж жестких мерзлых пальцев воткнул. Сам закурил вторую… Чем плохо?.. Покурить с папкой на прощанье.
Машина ползла. Пацаненок гордо шел рядом… Улыбался. Как-никак с отцом вместе. И отец, считай, покурит… Последняя сигарета полевого командира. На прощанье.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Как именно мои шизы Олег и Алик, а точнее, как их новенькие берцы-ботинки попали под град солдатских плевков, не знаю… Скорее всего, Олег и Алик просто шли мимо. Так совпало… Они проходили мимо всем известной песочницы. Как бы нарочито красуясь ботинками. А у солдат-грузчиков передых в работе. Перекур… Как раз сидели курили. Нет-нет и топя окурки в песок.
Ну и почему в чистеньких не плюнуть! Это напрашивалось!.. Ага!.. Сержант Снегирь, прежде привычно шизов защищавший, теперь от них отвернулся. Даже и в прямом смысле… Солдатам только это и надо. Тем понятнее дурашливая детскость их забавы.
А сержант Снегирь, отвернувшись, смотрел куда-то в сторону развевающегося над складом флага. Теперь эти двое живут в пакгаузе, любимчики майора, так фига ли их классные ботинки жалеть!.. Ну, ясно!.. Как не плюнуть в солдата, получившего писчую работенку! в писаря!.. Который сам вчера еще катал тяжеленные бочки!
Начала я не видел… Я шел от инцидента неподалеку и говорил по мобильному.
К песочнице-курилке, слава богу, уже мчался вездесущий Крамаренко. Как ястреб!.. И с налета начал разборку. Как он все успевает!.. Мои шизы, мои заплеванные писаря, через минуту-две уже убрались восвояси, а Крамаренко все крыл… бранил… материл моих красномордых-краснолицых. Я не вмешивался. Ведь тоже бедолаги. Ведь тоже мои.
Снегирь сидел багровый. И молчал.
Оказывается, это он, сержант, вдруг откашлявшись, первый собрал сопливую вязкую слюну. И плюнул в одного из этих двоих, проходивших мимо. Он даже не видел, в кого из них… Глаза не смотрели. Да и плевок получился хилый. От усталости.
Зато его полусдохшие солдаты-грузчики повскакивали со скамеек и давай плевать. Что поделать, если сил осталось только на харканье… Харк! Харк!.. В чистеньких!.. В любимчиков!.. Вот они, шустрики. Почему-то отдыхающие от бочек… От разгрузки тяжеленных ящиков… Сытенькие. Гладенькие!
Оба контуженных, Олег и Алик, закрывались от их плевков руками. Но не поворачивались спиной. Инстинкт не велит солдату подставлять свою спину.
Наступая, солдаты-грузчики еще малость похаркали… Уже торопливо. С промахами… Исправляя натугой глотки недолет… Ну-у, слабаки. Ну, совсем хило.
Шизы, пятясь и утираясь, ушли. Но так и не повернулись спинами. Не побежали. Настоящие солдаты.
Однако матюги не смягчили Крамаренке его справедливую душу, он еще и пистолет выхватил. И выстрелил в дерево облепихи, в самую верхушку… И еще выстрелил, показательно, сшибая желтые изюминки. Водопадом!.. На моих складах привилегия выстрелить – большая привилегия.
Уже спрятав пистолет, Крамаренко вопил:
– Чего к ним вяжетесь! Гниды!.. Да они ж оба на голову больные!.. Он же шиз! Он щас выкрадет автомат – и что?.. И всех вас рядком на траву положит… Повалит всех нафиг !.. И еще будет плакать потом по вас! Жалеть вас!.. На каждой могилке будет плакать, а?..
Он показал солдатам могучий кулак:
– Я вам, бля, похаркаюсь!
Конечно, боковым зрением и Снегирь, и бранящийся Крамаренко уже заметили меня. Увидели, что мимо них проходит майор Жилин… Не рядом, а все же в радиусе моего командирского гнева.
Солдаты сделались тихие, как мертвые.
Своих краснолицых я снова увидел. Уже у столовой. Они еле поднялись, еле оторвались от курилки-песочницы… Еле шли. И быстрее идти у них не получалось. Плеваться получалось, но это от бессильной злобы.
Шли в столовку, свесив башку от усталости… Их даже жратва не звала.
Железные бочки с солярой – два “КамАЗа” в разгруз с самого утра!.. На такой работе быстро отбраковываются. Пара недель, и в госпиталь… Лица, как свекла на срезе. Здесь остаются только те, кто с могучим крестьянским сердцем. Настоящие силовики! Сердце разбухает. Но не лопается… Только лет в сорок-пятьдесят вспомнят они службу – будут постанывать ночами, не понимая, какая это жаба пробралась им в грудь и легла там, присосалась к сердцу.
Крамаренко шел за ними, полудохлыми, и продолжал их крыть.
– Я вам, бля, похаркаюсь!.. После обеда будете возле песочницы землю жрать! Чистить землю будете! Плевки свои искать, суки!
В эту минуту честный служака их ненавидел:
– Стаей вы смелые. Только стаей, бля… Вылизывать свои плевки будете! Языками!.. Стаей нападаете, шакалья порода!
В хорошо замаскированном подполе боевиков их новенькое оружие. Притом в ящиках… С клеймами… Откуда оно?.. А-а! Тут еще и пластид. Да еще с фабричным клеймом… Взрывные работы, г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91