Ну а на общем ходе восточной кампании гитлеровские методы ведения войны сказались для немцев крайне отрицательно. И многие нацистские руководители это осознавали. Например, Розенберг, сам выросший в России, считал очень вредной пропаганду насчет "унтерменшей"-недочеловеков и внедрения подобного отношения к русским. Точно так же и Геббельс, добросовестно озвучивавший эту пропаганду, в душе придерживался иной точки зрения. В своем дневнике за 25. 4. 1942 г. он писал, что поначалу жители Украины приветствовали Гитлера как избавителя, но изменили свое отношение из-за зверского обращения с ними. Отмечал, что угрозу со стороны партизан можно было бы свести до минимума, завоевав доверие населения, и вообще, гораздо правильнее было бы вести борьбу против большевизма, а не русского народа - создать марионеточные правительства, опереться на антисоветские силы.
Самые дальновидные из подручных фюрера приходили к выводу, что действия немецких карателей не только играют на руку Сталину, но даже приветствуются им. В инструкциях партизанам предписывалась самая жестокая расправа с оккупантами, невзирая ни на аресты заложников, ни на угрозы оккупационных властей. Ведь если диверсионная или террористическая акция вызывала массовые репрессии в отношении мирного населения, это способствовало еще большему озлоблению народа и дальнейшему развитию партизанской борьбы. Впрочем, тут-то уж на Сталина нечего пенять. Во-первых, оккупационные власти развернули террор еще до возникновения партизанского движения, он был заложен изначально в стратегии "Восточной политики" и начал проводиться в жизнь с самого 22 июня. Потому что главной его целью считалось сразу же, с первых дней нового режима запугать народ и отбить саму мысль о каком бы то ни было сопротивлении или непослушании. А во-вторых, подобные способы усилить народную ненависть к захватчикам были отнюдь не достоянием одних лишь коммунистов - их вовсю использовали и западные демократы. Например, когда в Чехословакии были сброшены парашютисты для убийства Гейдриха, они несколько раз по радио предупреждали Лондон, что акция будет стоить жизней многих мирных жителей, однако получили категорическое подтверждение приказа осуществить покушение.
В целом же ситуацию, сложившуюся в России, очень точно охарактеризовал заместитель начальника политического департамента Остминистериума Отто Бройтингам в своем докладе 25. 10. 42 г.: "Вступив на территорию Советского Союза, мы встретили население, уставшее от большевизма и томительно ожидавшее новых лозунгов, обещавших лучшее будущее для него. И долгом Германии было выдвинуть эти лозунги, но это не было сделано. Население встречало нас с радостью, как освободителей, и отдавало себя в наше распоряжение... Обладая присущим восточным народам инстинктом, простые люди вскоре обнаружили, что для Германии лозунг "Освобождение от большевизма" на деле был лишь предлогом для покорения восточных народов немецкими методами... Рабочие и крестьяне быстро поняли, что Германия не рассматривает их как равноправных партнеров, а считает лишь объектом своих политических и экономических целей... С беспрецедентным высокомерием мы отказались от политического опыта и... обращаемся с народами оккупированных восточных территорий как с белыми "второго сорта", которым провидение отвело роль служения Германии в качестве ее рабов... Не составляет отныне секрета ни для друзей, ни для врагов, что сотни тысяч русских военнопленных умерли от голода и холода в наших лагерях... Сейчас сложилось парадоксальное положение, когда мы вынуждены набирать миллионы рабочих рук из оккупированных европейских стран после того, как позволили, чтобы военнопленные умирали от голода, словно мухи... Продолжая обращаться со славянами с безграничной жестокостью, мы применили такие методы набора рабочей силы, которые, вероятно, зародились в самые мрачные периоды работорговли. Стала практиковаться настоящая охота на людей... Наша политика вынудила как большевиков, так и националистов выступить против нас единым фронтом..."
Действительно, могли ли русские считать немцев союзниками и "освободителями" после всего, что они начали вытворять? Получалось, что угодили из огня да в полымя. А с другой стороны, ведь и в 1812 г. крестьяне верили, что царь за совершенные ими подвиги отменит крепостное право. А уж в такую войну, как Великая Отечественная тем более рождались надежды на благие перемены. Казалось просто невероятным, чтобы после победы над врагом власть не пошла на уступки. Имелись и реальные факты, подпитывавшие подобные надежды - и то, что Сталин решился сказать подданным "братья и сестры", и открытие церквей, разрешение богослужений, и роспуск Коминтерна, и введение прежней формы с погонами, и новый государственный гимн вместо "Интернационала". А советская агентура за линией фронта раздувала и поддерживала подобные слухи - дескать, и колхозы распустят, и сажать перестанут, а чтобы после войны хозяйство восстановить, всем огромные льготы дадут...
И мощнейшая народная опора, на которую в начале войны могли рассчитывать немцы, и которой они так бездарно пренебрегли, постепенно переходила к коммунистам. А те, кто доверился первому искреннему порыву, все более явно оказывался в положении обреченных жертв. Иногда возникает, вроде бы, логичный вопрос - могла ли война кончиться иначе, если бы германское руководство повело себя более разумно и сумело привлечь на свою сторону русский народ? Но, пожалуй, вопрос этот сугубо абстрактный. Ведь в данном случае нацистам пришлось бы перестать быть нацистами. А не будь они нацистами, то не сложилась бы и вся историческая ситуация 1941-45 гг.
23. Власов и "власовцы"
О пресловутом "власовском движении" в литературе было написано немало, и, наверное, будет со временем написано еще больше, потому что вопрос этот сложен и далеко не однозначен. Здесь было гораздо больше слухов, проектов и несбывшихся надежд, чем реальных дел. Когда неожиданно для немцев в советском народе и армии обозначилась столь мощная антикоммунистическая оппозиция, возникла потребность найти для этой оппозиции авторитетного лидера. Причем в данном требовании сходились и те руководители Рейха, кто считал необходимым изменение "Остполитик", и те, кто соглашался только на пропагандистскую игру для разложения советской армии. Начался поиск подходящей фигуры. Одной из кандидатур был, например, Яков Джугашвили, сын Сталина - видать, так представляли немцы русскую психологию, что после злодеяний отца народ, тем не менее, признает "законным наследником" сына что-то вроде варианта "Лжедмитрия". Однако от него был получен отказ.
Другим кандидатом стал командующий 19-й армией Михаил Федорович Лукин, герой Смоленского сражения. Он попал в плен тяжелораненным, немецкие врачи спасли ему жизнь, ампутировав ногу. 12. 12. 41 г. Лукин направил обращение к германскому командованию с предложением создать альтернативное русское правительство, чтобы "бороться против ненавистной большевистской системы". Он писал: "Большевизм смог найти поддержку у народов Советского Союза только в результате конъюнктуры, сложившейся после Первой мировой войны. Крестьянину пообещали землю, рабочему - участие в промышленных прибылях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233