– Там у меня машина. Давайте поболтаем в укромном месте и выпьем по чашечке кофе.
У обочины стояла самая обычная «эмка», но когда шофер выскочил и встал у задней дверцы по стойке «смирно», иностранцу стало ясно, что автомобиль военный.
Пока ехали, в душе Веннерстрема робко зародилось чувство, будто» железный занавес» начал слегка приоткрываться. В вынужденной московской изоляции ощущение, что находишься с глазу на глаз с советским офицером, уже само по себе было сенсационным. Вместо привычно настороженных, скованных запретами людей взору предстал Николай: свободен, раскрепощен, и иностранец ему не в тягость. Открытая сердечность, разговорчивость – все, что так хорошо соответствует статусу «старого друга».
Приятно, конечно, размышлял Стиг, но что-то никак не удается избавиться от мысли, что столь открытое поведение просто входит в поставленную задачу…
Вымахнули на автостраду и помчались к западному пригороду Москвы, названному Серебряным Бором. Стиг наконец прервал молчание:
– Чем теперь занимаешься?
– Тружусь в Центре.
Опять то самое слово, услышанное от Рубаченкова еще в Стокгольме! Шведу оно мало о чем говорило, и потому он без обиняков попросил разъяснений. Николай не торопился, словно обдумывая, чего и сколько можно отмерить для первой информационной дозы. Наконец заговорил:
– Ну, другими словами – ГРУ. Главное управление военной разведки. Центр – это сокращение для связи, вот мы для простоты и используем его в разговоре… Ну, как тебе работа в Москве?
– Чертовски плохо! – Стиг произнес это с такой страдальческой выразительностью, что Николай не мог не улыбнуться. – Чувствую себя совершенно замороженным. Не с кем даже словом перемолвиться.
Теперь уже русский засмеялся в открытую и снова стал выглядеть комично-хитроватым:
– Ну а я? С сегодняшнего дня у тебя есть отличный знакомый, с которым можно обсудить любую проблему.
Неожиданно Веннерстрему снова вспомнился Сергей Иванович. Тогда и товаром, и оплатой у них была информация. Знал ли об этом Николай? Изучил ли те давние данные из картотеки? И какие отношения сложатся теперь – обмен информацией или уже нечто иное? А может, все потечет как прежде, и не надо придумывать себе излишние сложности?
Быстро набежали тучи, и когда машина подъезжала к Серебряному Бору, пошел снег. Рядком стояли дома в типично старорусском стиле – с крылечками. По другую сторону от них вдоль реки тянулся пляж, пустой и заброшенный в это время года. Остановились перед дощатым забором, который выделялся среди других заметной высотой. Шофер дал сигнал, ворота открылись, и автомобиль въехал во двор.
Обстановка внутри старинного дома навевала романтику. В камине, рассеивая отблески по комнате, приветливо потрескивал огонь, на чайном столике стоял самовар, лежали теплые, только что испеченные пироги. На полу сидел кот и облизывал лапы. А за окном плотными большими хлопьями медленно падал снег.
Николай выглядел довольным и потирал руки, то ли предвкушая чаепитие, то ли от холода. Разговор он начал с воспоминаний о Стокгольме и мадам Коллонтай, даже передал от нее привет. Но неглупый швед понял, что это, конечно, было ложью. Александра Коллонтай к тому времени пребывала на пенсии и уже несколько лет болела в затворничестве. Однако со стратегической точки зрения такое вступление Стигу понравилось.
После этого поговорили о «НАТО, инспирированном США», о том, какой риск представляют его планы для неокрепшего после войны Советского Союза. Тема показалась гостю крайне банальной, все это ежедневно мелькало в газетах и было неинтересно. Ему больше импонировали чаепитие и играющий кот, чем избитые фразы пропаганды. Но затем Николай заговорил о Рубаченкове, и тут беспокойная совесть Веннерстрема вновь заныла. Он моментально сосредоточился.
Никитушев рассказал, что через Ивана в Стокгольме русские пытались получить сведения о том, существует ли секретный договор между Швецией и НАТО или какой-нибудь натовской страной. Норвегией или Данией, например. Опираясь на беседу с Веннерстремом и другими дипломатами, Рубаченков делал предположение, что не существует, что Швеция, по всей видимости, нейтральна. Стиг с готовностью подтвердил это, заметив обеспокоенно:
– Надеюсь, Рубаченков в докладе был достаточно обстоятельным.
– Достаточно. Но мы все же сомневаемся. Этот вопрос для нас крайне важен, особенно сейчас, когда вся оборона перестраивается заново. Кстати, ты можешь оказать большую услугу своей стране! – с невинной улыбкой заметил Николай.
Веннерстрема эта улыбка насторожила. Он внимательно всмотрелся в собеседника: не новая ли тут хитрость? Но ничего не заметил и попросил продолжать.
– Видишь ли, мой начальник хотел бы услышать о шведской нейтральности лично от тебя. Без посредников.
– А кто он?
– Начальник второго управления.
Собственно, дальнейшие вопросы отпадали. Шведу было известно, что второе управление занималось европейскими делами, и сейчас появилось косвенное доказательство того, что Николай говорит правду.
– Ну как, согласишься встретиться?
Много раз в последующем уже искушенный агент Стиг Веннерстрем удивлялся и даже восхищался, насколько умело вывернул всю ситуацию хитрец Никитушев. Безобидная просьба к шведу подтвердить позицию своей страны – и ничего более! Тогда это не выглядело как еще один шаг на пути к падению – и Стиг согласился. А Николай снова потер руки. Видимо, такая привычка появилась у него уже после Стокгольма.
Новое посещение Серебряного Бора стало встречей номер два. Особняк был одной из многих конспиративных квартир ГРУ, разбросанных по городу. Как в обычном жилом доме, здесь при необходимости на любой срок могли остановиться «гости». Отличная организация, преследующая несколько целей: исключить визиты в служебные помещения, ограничить число лиц, знающих о контактах, затруднить слежку путем смены квартир. По существу это был внутренний «железный занавес», напоминающий внешний.
На встречу прибыли два новых господина. Один – начальник Николая, генерал. Другой принадлежал к контрразведке. Они продемонстрировали мне еще одну странную черту принятой в ГРУ конспирации: я был представлен «господину генералу», имя которого не назвали. Второй отрекомендовался лишь Павлом Константиновичем, опустив фамилию.
– Как зовут генерала? – прошептал я Николаю. Он лишь пожал плечами:
– Поговорим об этом после.
Поговорили в машине, когда уже возвращались обратно.
– Обязательная деталь, с которой ты должен согласиться, если думаешь вращаться в нашем обществе: пока возможно, мы фамилии не раскрываем. Это правило, которое я не могу нарушить. Ты не узнал, как зовут генерала, другого знаешь только по имени и отчеству. Глупо или нет – тут можно спорить. Но прошу тебя – не воспринимай такое положение вещей как личное оскорбление. Просто так принято…
– Меня устраивает! Плевать, как их зовут. Собственно, даже лучше: упрощает общение.
Неадаптированному человеку в высшей степени трудно вести себя в русском обществе. Нужно знать титул каждого, его имя, отчество и фамилию. Одно и то же лицо именуется по-разному. Это может быть только титул (звание), или только фамилия, или звание с фамилией, или имя плюс отчество (как, например, Павел Константинович).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71