— И почему именно мне?
— Заслужил, сержант, — с большой долей яда ответил Шишел. — Сдашь по назначению — не иначе как в полковниках ходить будешь. А мне, как сам понимаешь, от вещицы этой избавиться во как необходимо... Так что я с тебя мало возьму...
— Так, говорят, — тщательно подбирая слова, возразил ему Харрис, — что кто эту штуку на палец нацепил, тому уж не снять. До тех пор, пока того не совершит, что ему Камушек нашепчет. Или это ты стекляшку нацепил?.. И...
Шишел, молча глядя ему в глаза, снова вытянул руку перед собой. Камень полыхнул недобрым всполохом.
Харрис поднес руки к вискам. Что-то поплыло в его сознании. Он слегка потряс головой.
— Есть желание проверить? — осведомился Шаленый. — Или так, на слово примете, господин сержант?
Господин сержант попробовал поймать какую-то мысль, тонкой осенней паутинкой прошедшую через его сознание, и вновь сосредоточил внимание на кусочке ночи, вправленном в тусклый металл, украшавшем руку собеседника. Потом попробовал поднять взгляд на его лицо — сам не зная почему, он боялся чего-то, о чем если и знал, так только из пьяного трепа, — боялся увидеть на этом лице вместо глаз Желтый Огонь...
— Что тебе от меня надо? — осторожно, словно ступая по битому стеклу, спросил Харрис.
Ему казалось теперь, что вечность назад задал он свой несуразный вопрос про стекляшку. Краем глаза он видел, как рядовой Пол Роумен ожесточенно трясет головой, тоже стараясь скинуть странное наваждение.
— А немного, голубь ты мой. В деле одном поможешь. И за бранзулетки денежки вернешь. Да только не за половинку, что у тебя в заначке, а за полный набор.
— А-а как?.. — недоуменно спросил сержант. — А как я Камень получу? Вы же не можете...
Шаленый подвинулся к нему поближе и разъяснил:
— А все одно к одному, голубь: здесь уж весь знающий народ мне голову продолбил, что, мол, до той поры от Камушка мне житья не будет, пока мне Предназначенное какое-то не сотворю... А Димка Шаленый — человек такой — резину тянуть не любит: раз предназначено ему чего-то там, так он это чего-то просекет да и сварганит по-скорому — не век же с этой побрякушкой мучиться. А как слезет зараза эта с пальца моего — забирай ее, к ядрене фене, и неси начальству. Только дырочку на пупе прокрутить не забудь — под орденок-то... Все в ажуре будет. Только вот с людишками знающими сойтись надо... Кто секреты эти просекает... В том и подмога твоя пригодится. Но об том — после…
Сержант не знал — плакать ему или смеяться. Но самое странное состояло в том, что он интуитивно верил, что этот дурной мужик, с которым свела его бестолковая судьба, что задумал, то и сделает.
— Никто хорошо не кончал... — промямлил он. — Из тех, кто...
— Ты, голубь, не каркай — не ворона, чай... А слушай сюда...
— И потом... — прервал его Харрис, ошалевая все больше и больше. — Как это вы себе мыслите — денежки за полный Симметричный Набор получить? Здесь и половинку сбыть не получается — вещь засвечена… А вторая половинка вообще в музее находится...
— В Галерее Джеймса, — уточнил Шишел. — Оттеда и возьмешь. А купца на товар я тебе сыщу, не волнуйся. Только тебе здорово поторговаться придется.
Харрис окончательно убедился в том, что собеседник спятил. Но Камень уже вел его своей жутковатой дорогой.
— Так, — сказал он. — Это мы обговорим в деталях. А какое дело вы имели в виду, когда говорили, что вам потребуется моя помощь?
— Вот об деле сейчас и поговорим... — многообещающе произнес Шишел.
* * *
Человек в бесформенном балахоне, застывший словно пыльное изваяние у портала заколоченной кирхи, будто бы и не заметил подрулившую к разоренной ограде патрульную машину и продолжал, задрав лицо к небу, вслушиваться в доносящийся в этот оазис пустоты и разрухи шум совсем близких кварталов большого города. Этот шум был чем-то сродни другому — еле слышному гулу, стоявшему там — внутри облупившегося здания.
— Откройте вход, — потребовал вышедший из машины сержант. — Обыск. Наркоту ищем...
Это не возымело решительно никаких последствий. Сержанту пришлось повысить тон и сделать еще шаг к проклятому пентюху. Далось ему это не без труда — тот порядком смердил. Второй полицейский, не задавая лишних вопросов, принялся трясти входные двери заброшенного святилища.
После еще минуты-другой бесплодных усилий оборванец наконец выдал более или менее вразумительную информацию, состоявшую в том, что «Дом Бога» заперт, а ключи держит у себя дома госпожа Уншлихт. Впрочем, тревожить госпожу Уншлихт не пришлось — дверь поддалась упорным и достаточно умелым домогательствам второго патрульного, и, ухватив придурошного собеседника за ворот, сержант поспешил к отворившемуся входу в объект обыска. Навстречу вломившимся мерзким органом грянул хор мух, заполнявших полутемное помещение и поднявшихся рваными тучами в ответ на неожиданное вторжение.
На обыск, впрочем, действия прибывших походили мало. Оба засветили в потолок по заряду из своих хлопушек и с довольно бессмысленными криками типа «Выходи по одному!» устремились к люкам, ведущим вниз — в подвалы «Дома Бога»...
Реакция на пальбу и шум наверху в подвалах этих была быстра. Шесть теней стремительно покидали подземелье «Дома». Четыре тени гнали перед собой две другие, тыча их в спину стволами неплохого калибра. Исчезнуть с проваленной «точки» они были готовы в любой момент. Сделать это было несложно — камнем выложенная кишка подземного хода напрямую выводила их к вполне цивильного вида подвальчику в тихих Будейовицах, что на Небе. Только вот ждали их в конце той кишки, за импровизированной баррикадой из сваленного в подвале товара, трое совсем им незнакомых типов. У типов был довольно крутой вид. И демонстрировали они целый арсенал, вполне готовый к употреблению. Но не это было главным.
Уолт уже привычно, как «мастер по свету», врубил переносной софит, и трое предстали перед четырьмя. Потому что еще двое были вроде не в счет. Точнее, годились только на роль живого щита. Они — эти двое — не были даже связаны как следует — бежать они и не помышляли. Ни помышлять, ни мыслить они были не в состоянии. Эту привилегию сохраняли за собой их конвойные. Думать им было о чем — четыре «узи» против двух пистолетных стволов и двух разрядников. Отступать было некуда: провал люка, из которого по очереди вылезали беглецы, затянула угрожающе потрескивающая точка даокового поля.
Шаленый весьма убедительным голосом рекомендовал противнику бросить оружие и поднять руки. Автоматы полетели на пол. Но дело решили не стволы и даже не быстрота реакции. Дело решил Камень, посверкивающий на руке Шишела.
Тот из конвойных, что был, видно, за старшего, повел себя примерно так же, как и тот чудак на шоссе, — бросился на колени перед Камнем — не перед Шишелом, нет, перед Камнем — и затараторил, ломая слова:
— Это... Это Воздевший сам пришел навстречу Тому, кто Предназначен... Он сам явился тогда, когда...
И тут ситуация резко изменилась. Один из пленников — черная девушка, настолько осунувшаяся и сгорбленная, что истинный ее возраст теперь и не «читался», — неожиданно с пронзительным криком, в котором смешались боль, ярость и какое-то злорадное торжество, коршуном кинулась на брошенный на землю автомат, схватила его и направила на стоявших на коленях конвоиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
— Заслужил, сержант, — с большой долей яда ответил Шишел. — Сдашь по назначению — не иначе как в полковниках ходить будешь. А мне, как сам понимаешь, от вещицы этой избавиться во как необходимо... Так что я с тебя мало возьму...
— Так, говорят, — тщательно подбирая слова, возразил ему Харрис, — что кто эту штуку на палец нацепил, тому уж не снять. До тех пор, пока того не совершит, что ему Камушек нашепчет. Или это ты стекляшку нацепил?.. И...
Шишел, молча глядя ему в глаза, снова вытянул руку перед собой. Камень полыхнул недобрым всполохом.
Харрис поднес руки к вискам. Что-то поплыло в его сознании. Он слегка потряс головой.
— Есть желание проверить? — осведомился Шаленый. — Или так, на слово примете, господин сержант?
Господин сержант попробовал поймать какую-то мысль, тонкой осенней паутинкой прошедшую через его сознание, и вновь сосредоточил внимание на кусочке ночи, вправленном в тусклый металл, украшавшем руку собеседника. Потом попробовал поднять взгляд на его лицо — сам не зная почему, он боялся чего-то, о чем если и знал, так только из пьяного трепа, — боялся увидеть на этом лице вместо глаз Желтый Огонь...
— Что тебе от меня надо? — осторожно, словно ступая по битому стеклу, спросил Харрис.
Ему казалось теперь, что вечность назад задал он свой несуразный вопрос про стекляшку. Краем глаза он видел, как рядовой Пол Роумен ожесточенно трясет головой, тоже стараясь скинуть странное наваждение.
— А немного, голубь ты мой. В деле одном поможешь. И за бранзулетки денежки вернешь. Да только не за половинку, что у тебя в заначке, а за полный набор.
— А-а как?.. — недоуменно спросил сержант. — А как я Камень получу? Вы же не можете...
Шаленый подвинулся к нему поближе и разъяснил:
— А все одно к одному, голубь: здесь уж весь знающий народ мне голову продолбил, что, мол, до той поры от Камушка мне житья не будет, пока мне Предназначенное какое-то не сотворю... А Димка Шаленый — человек такой — резину тянуть не любит: раз предназначено ему чего-то там, так он это чего-то просекет да и сварганит по-скорому — не век же с этой побрякушкой мучиться. А как слезет зараза эта с пальца моего — забирай ее, к ядрене фене, и неси начальству. Только дырочку на пупе прокрутить не забудь — под орденок-то... Все в ажуре будет. Только вот с людишками знающими сойтись надо... Кто секреты эти просекает... В том и подмога твоя пригодится. Но об том — после…
Сержант не знал — плакать ему или смеяться. Но самое странное состояло в том, что он интуитивно верил, что этот дурной мужик, с которым свела его бестолковая судьба, что задумал, то и сделает.
— Никто хорошо не кончал... — промямлил он. — Из тех, кто...
— Ты, голубь, не каркай — не ворона, чай... А слушай сюда...
— И потом... — прервал его Харрис, ошалевая все больше и больше. — Как это вы себе мыслите — денежки за полный Симметричный Набор получить? Здесь и половинку сбыть не получается — вещь засвечена… А вторая половинка вообще в музее находится...
— В Галерее Джеймса, — уточнил Шишел. — Оттеда и возьмешь. А купца на товар я тебе сыщу, не волнуйся. Только тебе здорово поторговаться придется.
Харрис окончательно убедился в том, что собеседник спятил. Но Камень уже вел его своей жутковатой дорогой.
— Так, — сказал он. — Это мы обговорим в деталях. А какое дело вы имели в виду, когда говорили, что вам потребуется моя помощь?
— Вот об деле сейчас и поговорим... — многообещающе произнес Шишел.
* * *
Человек в бесформенном балахоне, застывший словно пыльное изваяние у портала заколоченной кирхи, будто бы и не заметил подрулившую к разоренной ограде патрульную машину и продолжал, задрав лицо к небу, вслушиваться в доносящийся в этот оазис пустоты и разрухи шум совсем близких кварталов большого города. Этот шум был чем-то сродни другому — еле слышному гулу, стоявшему там — внутри облупившегося здания.
— Откройте вход, — потребовал вышедший из машины сержант. — Обыск. Наркоту ищем...
Это не возымело решительно никаких последствий. Сержанту пришлось повысить тон и сделать еще шаг к проклятому пентюху. Далось ему это не без труда — тот порядком смердил. Второй полицейский, не задавая лишних вопросов, принялся трясти входные двери заброшенного святилища.
После еще минуты-другой бесплодных усилий оборванец наконец выдал более или менее вразумительную информацию, состоявшую в том, что «Дом Бога» заперт, а ключи держит у себя дома госпожа Уншлихт. Впрочем, тревожить госпожу Уншлихт не пришлось — дверь поддалась упорным и достаточно умелым домогательствам второго патрульного, и, ухватив придурошного собеседника за ворот, сержант поспешил к отворившемуся входу в объект обыска. Навстречу вломившимся мерзким органом грянул хор мух, заполнявших полутемное помещение и поднявшихся рваными тучами в ответ на неожиданное вторжение.
На обыск, впрочем, действия прибывших походили мало. Оба засветили в потолок по заряду из своих хлопушек и с довольно бессмысленными криками типа «Выходи по одному!» устремились к люкам, ведущим вниз — в подвалы «Дома Бога»...
Реакция на пальбу и шум наверху в подвалах этих была быстра. Шесть теней стремительно покидали подземелье «Дома». Четыре тени гнали перед собой две другие, тыча их в спину стволами неплохого калибра. Исчезнуть с проваленной «точки» они были готовы в любой момент. Сделать это было несложно — камнем выложенная кишка подземного хода напрямую выводила их к вполне цивильного вида подвальчику в тихих Будейовицах, что на Небе. Только вот ждали их в конце той кишки, за импровизированной баррикадой из сваленного в подвале товара, трое совсем им незнакомых типов. У типов был довольно крутой вид. И демонстрировали они целый арсенал, вполне готовый к употреблению. Но не это было главным.
Уолт уже привычно, как «мастер по свету», врубил переносной софит, и трое предстали перед четырьмя. Потому что еще двое были вроде не в счет. Точнее, годились только на роль живого щита. Они — эти двое — не были даже связаны как следует — бежать они и не помышляли. Ни помышлять, ни мыслить они были не в состоянии. Эту привилегию сохраняли за собой их конвойные. Думать им было о чем — четыре «узи» против двух пистолетных стволов и двух разрядников. Отступать было некуда: провал люка, из которого по очереди вылезали беглецы, затянула угрожающе потрескивающая точка даокового поля.
Шаленый весьма убедительным голосом рекомендовал противнику бросить оружие и поднять руки. Автоматы полетели на пол. Но дело решили не стволы и даже не быстрота реакции. Дело решил Камень, посверкивающий на руке Шишела.
Тот из конвойных, что был, видно, за старшего, повел себя примерно так же, как и тот чудак на шоссе, — бросился на колени перед Камнем — не перед Шишелом, нет, перед Камнем — и затараторил, ломая слова:
— Это... Это Воздевший сам пришел навстречу Тому, кто Предназначен... Он сам явился тогда, когда...
И тут ситуация резко изменилась. Один из пленников — черная девушка, настолько осунувшаяся и сгорбленная, что истинный ее возраст теперь и не «читался», — неожиданно с пронзительным криком, в котором смешались боль, ярость и какое-то злорадное торжество, коршуном кинулась на брошенный на землю автомат, схватила его и направила на стоявших на коленях конвоиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120