но приводить в чувство благородного сеньора Ноттингема пришлось другим людям.
У подножия старого дуба, ветви которого склонялись к ручью, протекавшему по долине Робин Гуда, сидела леди Кристабель; в нескольких шагах от нее, опираясь на лук, стоял Робин; не без нетерпения они ожидали сэра Аллана Клера и его спутников.
Исчерпав все темы разговора о нынешнем своем положении, они заговорили о Марианне, и похвалы, которые Кристабель, не скупясь, расточала нежной и очаровательной сестре Аллана, Робин выслушивал со жгучим вниманием влюбленного.
Молодой человек хотел было задать Кристабель один вопрос, узнать у нее, не отдала ли уже сестра Аллана Клера сердце какому-нибудь прекрасному благородному юноше, как ее брат — девушке, но не осмелился это сделать. «Если это так, — думал он, — я погиб: как мне, бедному жителю лесов, бороться с таким соперником?»
— Миледи, — неожиданно сказал он, краснея, — я искренне жалею мисс Марианну, если ей пришлось покинуть своего сердечного друга, чтобы сопровождать брата в путешествии, преисполненном пусть не опасностями, но трудностями и тяготами.
— У Марианны, — ответила Кристабель, — к несчастью, а может быть к счастью, нет иного сердечного друга, кроме брата.
— Мне трудно в это поверить, миледи: такая красивая, очаровательная девушка, как мисс Марианна, должно быть, владеет тем, чем владеете вы, то есть кто-нибудь предан ей так же, как сэр Аллан — нам.
— Сколь ни странным нам это может показаться, сударь, — ответила, краснея, девушка, — я утверждаю, что Марианна не знает иной любви, кроме братской.
Ответ прозвучал достаточно холодно, и Робину пришлось переменить тему разговора.
Солнце уже золотило вершины деревьев, а Аллан все не появлялся. Робин старался скрыть беспокойство, чтобы не встревожить девушку, но в голову ему по поводу этой задержки приходили самые мрачные предположения.
Вдруг издали донесся чей-то громкий голос; Робин и Кристабель вздрогнули.
— Это зов наших друзей? — спросила девушка.
— Увы, нет! Уилл, мой друг детства и его двоюродный брат Маленький Джон, сопровождающие сэра Аллана, прекрасно знают это место, где мы их поджидаем, а наше предприятие требует такой осторожности, что вряд ли бы они стали развлекаться, будя лесное эхо.
Голос прозвучал ближе, и долину быстро пересек всадник с цветами Фиц-Олвина на флажке копья.
— Уйдемте отсюда, миледи, здесь мы слишком близко к замку. Я воткну под этим дубом стрелу в землю, и, если наши друзья придут сюда в наше отсутствие, они поймут, увидев ее, что мы спрятались где-то поблизости.
— Поступайте как знаете, сударь, я полностью доверяюсь вашему покровительству.
Молодые люди прошли через заросли кустарника и стали искать подходящее место для отдыха, как вдруг у подножия дерева они увидели распростертое тело, неподвижное и без признаков жизни.
— О Боже! — воскликнула Кристабель. — Мой отец, мой бедный отец мертв!
Робин вздрогнул, почувствовав себя виновным в смерти барона. Не послужила ли рана лошади ее первопричиной?
— Богоматерь Пресвятая, — прошептал Робин, — сделай так, чтобы он был только без чувств!
И с этими словами юный лучник опустился рядом со стариком на колени, а Кристабель, вся во власти горя и раскаяния, жалобно стонала. Из небольшой раны на лбу барона выступило несколько капель крови.
— Посмотрите, да никак он сражался с волком? Ах, вот как, он его придушил! — радостно воскликнул Робин. — И он просто без сознания. Миледи, миледи, поверьте мне, у господина барона небольшая царапина, вот и все; встаньте, миледи! Вот горе! Вот горе! Она тоже потеряла сознание. Ах, Боже мой, Боже мой! Что делать? Я не могу ее здесь оставить!.. А старый лен уже приходит и себя, лапами шевелит, рычит! Ах, с ума сойти можно! Миледи, да ответьте же мне! Нет, недвижима, как ствол этого дерева! Ах, почему у меня нет стольких сил в руках и в пояснице, как я чувствую в своем сердце? Я бы на руках ее отсюда унес, как нянька носит ребенка.
И Робин попытался поднять Кристабель.
Барон тем временем пришел в себя, но первая мысль была не о дочери, а о волке, поскольку это было единственное и последнее живое существо, которое он видел перед тем, как закрылись его глаза; поэтому он протянул руку, чтобы схватить зверя, который, по его мнению, в эту минуту должен был отгрызать его ногу или ляжку; хотя никакой боли и укусов старик не чувствовал, он уцепился за платье дочери и поклялся защищать свою жизнь до последнего вздоха.
— Мерзкое чудовище, — обратился барон к волку, растянувшемуся рядом с ним, — мерзкое чудовище, жаждущее моей плоти и алчущее моей крови, у меня, хоть я и стар; есть еще сила в руках, вот посмотришь… А, высунул язык, я тебя придушил!.. Да не ты первый!.. А-а! Пусть все волки Шервудского леса сюда сбегутся, пусть! А-а! Еще один, еще один волк! Пропал я! Боже мой, смилуйся надо мной! Pater noster qui es in…note 3
— Да он с ума сошел, совсем с ума сошел! — шептал Робин, оказавшись перед необходимостью выбирать между долгом и безопасностью; убежав, он бы покинул ту, которую поклялся доставить к Аллану, а оставшись, мог попасться в руки людей, прочесывающих лес и привлеченных криками безумца.
К счастью, приступ безумия у барона прошел; старик понял, что никакой зверь его не терзает, и, все еще не открывая глаз, хотел подняться; но Робин, стоявший на коленях за его головой, сильно надавил ему на плечи, крепко прижав его к земле.
— Клянусь святым Бенедиктом! — прошептал лорд. — У меня на плечах будто тяжесть в сто тысяч фунтов висит… Бог мой и ты, мой Небесный покровитель! Даю обет построить часовню у восточного вала крепости, если мне будет сохранена жизнь и у меня появятся силы вернуться в замок! Libera nos, quajsumus, Domine! note 4 Воззвав к Господу, он сделал еще одно усилие, но Робин, надеявшийся, что Кристабель все же придет в себя, по-прежнему прижимал его к земле.
— Domino exaudi orationem meam! note 5 — продолжал Фиц-Олвин, стуча кулаком в грудь; потом он начал пронзительно кричать.
Такое совершенно не устраивало Робина, поскольку эти крики угрожали безопасности беглецов; не зная, как их прекратить, он грубо приказал барону:
— Да замолчите вы!
При звуках человеческого голоса барон открыл глаза, и каково же было его удивление, когда он узнал в склонившемся над ним человеке Робин Гуда и увидел, что рядом с ним лежит на земле без чувств его дочь!
Это видение разом смело со вспыльчивого лорда безумие, лихорадку и забытье, и, точно так же как если бы он был у себя в замке в окружении солдат и оставался хозяином положения, он чуть ли не с торжеством воскликнул:
— Наконец-то я тебя поймал, щенок бульдожий!
— Замолчите! — решительно и властно повторил Робин. — Замолчите! Хватит угроз и воплей, они сейчас совсем неуместны, это вы у меня в руках!
И Робин изо всех сил надавил на плечи барона.
— И в самом деле, — сказал Фиц-Олвин, с трудом вырываясь из рук юноши и выпрямляясь во весь рост, — ты начинаешь показывать зубы, щенок!
Кристабель по-прежнему была без чувств; в эти минуты она казалась трупом, лежавшим между двумя мужчинами, ибо Робин отскочил на несколько шагов назад и наложил стрелу на лук.
— Еще шаг, милорд, и вы мертвы! — заявил молодой человек, целясь барону в голову.
— Ах, вот как! — воскликнул, бледнея, Фиц-Олвин, медленно отступая, чтобы оказаться под прикрытием ствола дерева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
У подножия старого дуба, ветви которого склонялись к ручью, протекавшему по долине Робин Гуда, сидела леди Кристабель; в нескольких шагах от нее, опираясь на лук, стоял Робин; не без нетерпения они ожидали сэра Аллана Клера и его спутников.
Исчерпав все темы разговора о нынешнем своем положении, они заговорили о Марианне, и похвалы, которые Кристабель, не скупясь, расточала нежной и очаровательной сестре Аллана, Робин выслушивал со жгучим вниманием влюбленного.
Молодой человек хотел было задать Кристабель один вопрос, узнать у нее, не отдала ли уже сестра Аллана Клера сердце какому-нибудь прекрасному благородному юноше, как ее брат — девушке, но не осмелился это сделать. «Если это так, — думал он, — я погиб: как мне, бедному жителю лесов, бороться с таким соперником?»
— Миледи, — неожиданно сказал он, краснея, — я искренне жалею мисс Марианну, если ей пришлось покинуть своего сердечного друга, чтобы сопровождать брата в путешествии, преисполненном пусть не опасностями, но трудностями и тяготами.
— У Марианны, — ответила Кристабель, — к несчастью, а может быть к счастью, нет иного сердечного друга, кроме брата.
— Мне трудно в это поверить, миледи: такая красивая, очаровательная девушка, как мисс Марианна, должно быть, владеет тем, чем владеете вы, то есть кто-нибудь предан ей так же, как сэр Аллан — нам.
— Сколь ни странным нам это может показаться, сударь, — ответила, краснея, девушка, — я утверждаю, что Марианна не знает иной любви, кроме братской.
Ответ прозвучал достаточно холодно, и Робину пришлось переменить тему разговора.
Солнце уже золотило вершины деревьев, а Аллан все не появлялся. Робин старался скрыть беспокойство, чтобы не встревожить девушку, но в голову ему по поводу этой задержки приходили самые мрачные предположения.
Вдруг издали донесся чей-то громкий голос; Робин и Кристабель вздрогнули.
— Это зов наших друзей? — спросила девушка.
— Увы, нет! Уилл, мой друг детства и его двоюродный брат Маленький Джон, сопровождающие сэра Аллана, прекрасно знают это место, где мы их поджидаем, а наше предприятие требует такой осторожности, что вряд ли бы они стали развлекаться, будя лесное эхо.
Голос прозвучал ближе, и долину быстро пересек всадник с цветами Фиц-Олвина на флажке копья.
— Уйдемте отсюда, миледи, здесь мы слишком близко к замку. Я воткну под этим дубом стрелу в землю, и, если наши друзья придут сюда в наше отсутствие, они поймут, увидев ее, что мы спрятались где-то поблизости.
— Поступайте как знаете, сударь, я полностью доверяюсь вашему покровительству.
Молодые люди прошли через заросли кустарника и стали искать подходящее место для отдыха, как вдруг у подножия дерева они увидели распростертое тело, неподвижное и без признаков жизни.
— О Боже! — воскликнула Кристабель. — Мой отец, мой бедный отец мертв!
Робин вздрогнул, почувствовав себя виновным в смерти барона. Не послужила ли рана лошади ее первопричиной?
— Богоматерь Пресвятая, — прошептал Робин, — сделай так, чтобы он был только без чувств!
И с этими словами юный лучник опустился рядом со стариком на колени, а Кристабель, вся во власти горя и раскаяния, жалобно стонала. Из небольшой раны на лбу барона выступило несколько капель крови.
— Посмотрите, да никак он сражался с волком? Ах, вот как, он его придушил! — радостно воскликнул Робин. — И он просто без сознания. Миледи, миледи, поверьте мне, у господина барона небольшая царапина, вот и все; встаньте, миледи! Вот горе! Вот горе! Она тоже потеряла сознание. Ах, Боже мой, Боже мой! Что делать? Я не могу ее здесь оставить!.. А старый лен уже приходит и себя, лапами шевелит, рычит! Ах, с ума сойти можно! Миледи, да ответьте же мне! Нет, недвижима, как ствол этого дерева! Ах, почему у меня нет стольких сил в руках и в пояснице, как я чувствую в своем сердце? Я бы на руках ее отсюда унес, как нянька носит ребенка.
И Робин попытался поднять Кристабель.
Барон тем временем пришел в себя, но первая мысль была не о дочери, а о волке, поскольку это было единственное и последнее живое существо, которое он видел перед тем, как закрылись его глаза; поэтому он протянул руку, чтобы схватить зверя, который, по его мнению, в эту минуту должен был отгрызать его ногу или ляжку; хотя никакой боли и укусов старик не чувствовал, он уцепился за платье дочери и поклялся защищать свою жизнь до последнего вздоха.
— Мерзкое чудовище, — обратился барон к волку, растянувшемуся рядом с ним, — мерзкое чудовище, жаждущее моей плоти и алчущее моей крови, у меня, хоть я и стар; есть еще сила в руках, вот посмотришь… А, высунул язык, я тебя придушил!.. Да не ты первый!.. А-а! Пусть все волки Шервудского леса сюда сбегутся, пусть! А-а! Еще один, еще один волк! Пропал я! Боже мой, смилуйся надо мной! Pater noster qui es in…note 3
— Да он с ума сошел, совсем с ума сошел! — шептал Робин, оказавшись перед необходимостью выбирать между долгом и безопасностью; убежав, он бы покинул ту, которую поклялся доставить к Аллану, а оставшись, мог попасться в руки людей, прочесывающих лес и привлеченных криками безумца.
К счастью, приступ безумия у барона прошел; старик понял, что никакой зверь его не терзает, и, все еще не открывая глаз, хотел подняться; но Робин, стоявший на коленях за его головой, сильно надавил ему на плечи, крепко прижав его к земле.
— Клянусь святым Бенедиктом! — прошептал лорд. — У меня на плечах будто тяжесть в сто тысяч фунтов висит… Бог мой и ты, мой Небесный покровитель! Даю обет построить часовню у восточного вала крепости, если мне будет сохранена жизнь и у меня появятся силы вернуться в замок! Libera nos, quajsumus, Domine! note 4 Воззвав к Господу, он сделал еще одно усилие, но Робин, надеявшийся, что Кристабель все же придет в себя, по-прежнему прижимал его к земле.
— Domino exaudi orationem meam! note 5 — продолжал Фиц-Олвин, стуча кулаком в грудь; потом он начал пронзительно кричать.
Такое совершенно не устраивало Робина, поскольку эти крики угрожали безопасности беглецов; не зная, как их прекратить, он грубо приказал барону:
— Да замолчите вы!
При звуках человеческого голоса барон открыл глаза, и каково же было его удивление, когда он узнал в склонившемся над ним человеке Робин Гуда и увидел, что рядом с ним лежит на земле без чувств его дочь!
Это видение разом смело со вспыльчивого лорда безумие, лихорадку и забытье, и, точно так же как если бы он был у себя в замке в окружении солдат и оставался хозяином положения, он чуть ли не с торжеством воскликнул:
— Наконец-то я тебя поймал, щенок бульдожий!
— Замолчите! — решительно и властно повторил Робин. — Замолчите! Хватит угроз и воплей, они сейчас совсем неуместны, это вы у меня в руках!
И Робин изо всех сил надавил на плечи барона.
— И в самом деле, — сказал Фиц-Олвин, с трудом вырываясь из рук юноши и выпрямляясь во весь рост, — ты начинаешь показывать зубы, щенок!
Кристабель по-прежнему была без чувств; в эти минуты она казалась трупом, лежавшим между двумя мужчинами, ибо Робин отскочил на несколько шагов назад и наложил стрелу на лук.
— Еще шаг, милорд, и вы мертвы! — заявил молодой человек, целясь барону в голову.
— Ах, вот как! — воскликнул, бледнея, Фиц-Олвин, медленно отступая, чтобы оказаться под прикрытием ствола дерева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151