Он полагает, что наличие альтернативных вариантов или же упоминания о несогласии может вызвать замешательство. Громыко предложил американскому и английскому делегатам вновь внимательно рассмотреть весь этот вопрос.
Спор этот продолжался на протяжении двух дней, причем позиции сторон оставались неизменными.
Здесь следует заметить, что американская и английская делегации, выдвигая предложение о том, чтобы сторона, участвующая в споре, не голосовала в совете, отнюдь не были столь бескорыстны, как они это изображали. Поскольку в то время Советский Союз являлся единственной социалистической державой, в Вашингтоне и Лондоне были полностью уверены, что в случае серьезных разногласий США и Англия будут располагать и в совете и в ассамблее организации абсолютным большинством. Поэтому им ничего не стоило встать в позу сверхсознательных держав, готовых полностью подчинить себя предлагаемой ими же процедуре. Они и не мыслили тогда, чтобы кто-то из членов совета (кроме Советского Союза), будучи связан множеством экономических, идеологических и политических уз с Соединенными Штатами и Англией, осмелился поднять против них голос. А Советский Союз они хотели исключить из игры, лишив его права участвовать в голосовании в случае спора или конфликта, затрагивающего его интересы.
Но дело не только в этом. Тут, действительно, нарушался основной принцип послевоенного устройства, основанный на единодушии великих держав, несущих главную ответственность за поддержание мира. Ведь совершенно очевидно, что в случае нарушения мира именно этим державам пришлось бы взять на себя главное бремя по обеспечению безопасности народов. По существу, любой спор, а тем более конфликт, в который оказалась бы втянута великая держава, мог перерасти в ситуацию, которая была бы чревата серьезным столкновением. Как же можно было в таком случае лишать заинтересованную великую державу права участвовать в голосовании? Такая процедура равносильна отстранению этой державы от решений организации.
В свете сказанного все рассуждения и красивые слова англичан и американцев были чистейшей демагогией. И естественно, что советская делегация решительно отстаивала свою принципиально правильную позицию.
Поскольку дело не двигалось с места, Вашингтон решил оказать новый нажим. Во время встречи Громыко с Корделлом Хэллом последний обратил внимание посла на то большое значение, которое Соединенные Штаты придают порядку голосования в Совете Безопасности. Хэлл просил передать американскую точку зрения в Москву. 8 сентября советского посла пригласил президент Рузвельт. Он сказал, что любое предложение относительно «абсолютного вето» создаст серьезные трудности как в конгрессе Соединенных Штатов, так и во взаимоотношениях с другими Объединенными Нациями. На следующий день Рузвельт направил Сталину личное, секретное послание, в котором говорилось: «Я имел интересную и приятную беседу с Вашим Послом по поводу хода переговоров в Думбартон-Оксе. По-видимому, остается один важный вопрос, по которому мы еще не договорились. Это вопрос о голосовании в Совете. Мы и британцы твердо держимся того взгляда, что при принятии решений Советом спорящие стороны не должны голосовать даже в том случае, если одна из сторон является постоянным членом Совета, в то время как Ваше правительство, как я понял Вашего Посла, придерживается противоположного взгляда».
Сославшись на традиции, установившиеся в Соединенных Штатах, Рузвельт отметил, что не может отказаться от выдвинутого американцами принципа, тем более что, как он полагает, малые нации усмотрели бы в этом попытку со стороны великих держав поставить себя выше закона.
«В силу этих причин, – писал в заключение Рузвельт, – я надеюсь, что Вы сочтете возможным поручить Вашей делегации согласиться с нашим предложением о голосовании. Если это можно будет сделать, переговоры в Думбартон-Оксе могут быть быстро закончены с полным и выдающимся успехом».
Ответное послание Сталина датировано 14 сентября.
«Я должен сказать, – писал он, – что для успеха деятельности Международной Организации Безопасности немалое значение будет иметь порядок голосования в Совете, имея в виду важность того, чтобы Совет работал на основе принципа согласованности и единогласия четырех ведущих держав по всем вопросам, включая и те, которые непосредственно касаются одной из этих стран. Первоначальное американское предложение о том, чтобы была установлена особая процедура голосования в случае спора, в котором непосредственно замешан один или несколько членов Совета, имеющих статут постоянных членов, мне представляется правильным. В противном случае сведется на нет достигнутое между нами соглашение на Тегеранской конференции, исходящее из принципа обеспечения в первую очередь единства действий четырех держав, необходимого для борьбы с агрессией в будущем.
Такое единство предполагает, разумеется, что среди этих держав нет места для взаимных подозрений. Что касается Советского Союза, то он не может также игнорировать наличие некоторых нелепых предрассудков, которые часто мешают действительно объективному отношению к СССР. Да и другие страны должны взвесить последствия, к которым может, привести отсутствие единства у ведущих держав. Я надеюсь, что Вы поймете серьезность высказанных здесь соображений и что мы найдем согласованное решение и в данном вопросе».
Письмо адмирала Леги
Последствия отсутствия единства ведущих держав, о которых говорилось в послании главы Советского правительства, могли быть очень тяжелыми. Уже тогда это понимали многие политические деятели Запада. Расхождения во мнениях появились и в самой американской группе в Думбартон-Оксе. Теперь известно: некоторые из делегатов США считали, что, если не будет достигнута договоренность, это может привести к немедленным военным последствиям, которые повлияют не только на развитие операций в Европе, но и на перспективу вступления Советского Союза в войну против Японии на Тихом океане. К тому же они считали, что в дальнейшем будет еще труднее прийти к соглашению, а это могло бы означать конец попыткам создания международной организации безопасности.
Наконец, они серьезно сомневались в том, согласится ли сенат, чтобы право голоса Соединенных Штатов было ограничено в любом споре, в котором они участвуют. Учитывая все это, они предложили принять советскую позицию, которую считали разумной и которая, по существу, вначале была американской позицией.
С течением времени среди американской делегации все более усиливалось мнение, что для самих же Соединенных Штатов невыгодно и нецелесообразно соглашаться с такой процедурой, которая лишила бы их права голоса в споре, в котором они непосредственно участвуют. В меморандуме, который сторонники этой точки зрения направили президенту Рузвельту, говорилось: «Американские военные представители, участвующие в переговорах в Думбартон-Оксе, подчеркивают, что контингента, которые предоставляются любым государством – членом организации, ни в коем случае не должны быть настолько мощны, чтобы быть эффективной силой, направленной против великой державы. Поэтому было бы нереалистично предусматривать какую-то теоретическую возможность для проведения насильственной акции по отношению к Соединенным Штатам, Великобритании или Советской России».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Спор этот продолжался на протяжении двух дней, причем позиции сторон оставались неизменными.
Здесь следует заметить, что американская и английская делегации, выдвигая предложение о том, чтобы сторона, участвующая в споре, не голосовала в совете, отнюдь не были столь бескорыстны, как они это изображали. Поскольку в то время Советский Союз являлся единственной социалистической державой, в Вашингтоне и Лондоне были полностью уверены, что в случае серьезных разногласий США и Англия будут располагать и в совете и в ассамблее организации абсолютным большинством. Поэтому им ничего не стоило встать в позу сверхсознательных держав, готовых полностью подчинить себя предлагаемой ими же процедуре. Они и не мыслили тогда, чтобы кто-то из членов совета (кроме Советского Союза), будучи связан множеством экономических, идеологических и политических уз с Соединенными Штатами и Англией, осмелился поднять против них голос. А Советский Союз они хотели исключить из игры, лишив его права участвовать в голосовании в случае спора или конфликта, затрагивающего его интересы.
Но дело не только в этом. Тут, действительно, нарушался основной принцип послевоенного устройства, основанный на единодушии великих держав, несущих главную ответственность за поддержание мира. Ведь совершенно очевидно, что в случае нарушения мира именно этим державам пришлось бы взять на себя главное бремя по обеспечению безопасности народов. По существу, любой спор, а тем более конфликт, в который оказалась бы втянута великая держава, мог перерасти в ситуацию, которая была бы чревата серьезным столкновением. Как же можно было в таком случае лишать заинтересованную великую державу права участвовать в голосовании? Такая процедура равносильна отстранению этой державы от решений организации.
В свете сказанного все рассуждения и красивые слова англичан и американцев были чистейшей демагогией. И естественно, что советская делегация решительно отстаивала свою принципиально правильную позицию.
Поскольку дело не двигалось с места, Вашингтон решил оказать новый нажим. Во время встречи Громыко с Корделлом Хэллом последний обратил внимание посла на то большое значение, которое Соединенные Штаты придают порядку голосования в Совете Безопасности. Хэлл просил передать американскую точку зрения в Москву. 8 сентября советского посла пригласил президент Рузвельт. Он сказал, что любое предложение относительно «абсолютного вето» создаст серьезные трудности как в конгрессе Соединенных Штатов, так и во взаимоотношениях с другими Объединенными Нациями. На следующий день Рузвельт направил Сталину личное, секретное послание, в котором говорилось: «Я имел интересную и приятную беседу с Вашим Послом по поводу хода переговоров в Думбартон-Оксе. По-видимому, остается один важный вопрос, по которому мы еще не договорились. Это вопрос о голосовании в Совете. Мы и британцы твердо держимся того взгляда, что при принятии решений Советом спорящие стороны не должны голосовать даже в том случае, если одна из сторон является постоянным членом Совета, в то время как Ваше правительство, как я понял Вашего Посла, придерживается противоположного взгляда».
Сославшись на традиции, установившиеся в Соединенных Штатах, Рузвельт отметил, что не может отказаться от выдвинутого американцами принципа, тем более что, как он полагает, малые нации усмотрели бы в этом попытку со стороны великих держав поставить себя выше закона.
«В силу этих причин, – писал в заключение Рузвельт, – я надеюсь, что Вы сочтете возможным поручить Вашей делегации согласиться с нашим предложением о голосовании. Если это можно будет сделать, переговоры в Думбартон-Оксе могут быть быстро закончены с полным и выдающимся успехом».
Ответное послание Сталина датировано 14 сентября.
«Я должен сказать, – писал он, – что для успеха деятельности Международной Организации Безопасности немалое значение будет иметь порядок голосования в Совете, имея в виду важность того, чтобы Совет работал на основе принципа согласованности и единогласия четырех ведущих держав по всем вопросам, включая и те, которые непосредственно касаются одной из этих стран. Первоначальное американское предложение о том, чтобы была установлена особая процедура голосования в случае спора, в котором непосредственно замешан один или несколько членов Совета, имеющих статут постоянных членов, мне представляется правильным. В противном случае сведется на нет достигнутое между нами соглашение на Тегеранской конференции, исходящее из принципа обеспечения в первую очередь единства действий четырех держав, необходимого для борьбы с агрессией в будущем.
Такое единство предполагает, разумеется, что среди этих держав нет места для взаимных подозрений. Что касается Советского Союза, то он не может также игнорировать наличие некоторых нелепых предрассудков, которые часто мешают действительно объективному отношению к СССР. Да и другие страны должны взвесить последствия, к которым может, привести отсутствие единства у ведущих держав. Я надеюсь, что Вы поймете серьезность высказанных здесь соображений и что мы найдем согласованное решение и в данном вопросе».
Письмо адмирала Леги
Последствия отсутствия единства ведущих держав, о которых говорилось в послании главы Советского правительства, могли быть очень тяжелыми. Уже тогда это понимали многие политические деятели Запада. Расхождения во мнениях появились и в самой американской группе в Думбартон-Оксе. Теперь известно: некоторые из делегатов США считали, что, если не будет достигнута договоренность, это может привести к немедленным военным последствиям, которые повлияют не только на развитие операций в Европе, но и на перспективу вступления Советского Союза в войну против Японии на Тихом океане. К тому же они считали, что в дальнейшем будет еще труднее прийти к соглашению, а это могло бы означать конец попыткам создания международной организации безопасности.
Наконец, они серьезно сомневались в том, согласится ли сенат, чтобы право голоса Соединенных Штатов было ограничено в любом споре, в котором они участвуют. Учитывая все это, они предложили принять советскую позицию, которую считали разумной и которая, по существу, вначале была американской позицией.
С течением времени среди американской делегации все более усиливалось мнение, что для самих же Соединенных Штатов невыгодно и нецелесообразно соглашаться с такой процедурой, которая лишила бы их права голоса в споре, в котором они непосредственно участвуют. В меморандуме, который сторонники этой точки зрения направили президенту Рузвельту, говорилось: «Американские военные представители, участвующие в переговорах в Думбартон-Оксе, подчеркивают, что контингента, которые предоставляются любым государством – членом организации, ни в коем случае не должны быть настолько мощны, чтобы быть эффективной силой, направленной против великой державы. Поэтому было бы нереалистично предусматривать какую-то теоретическую возможность для проведения насильственной акции по отношению к Соединенным Штатам, Великобритании или Советской России».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205