Мне не раз приходила в голову мысль, что я найду Марджори, и вот теперь это случилось. Произошло стечение обстоятельств. Я почувствовал себя легче.
– Такие мысли приходят нечасто, – признался я. Пабло отвернулся в сторону:
– В Седьмом откровении говорится, что таких мыслей у всех нас гораздо больше, чем мы это сознаем. Для того чтобы распознать их, мы должны быть очень наблюдательны. Когда что-то приходит в голову, необходимо задаться вопросом – почему? Почему сейчас я подумал именно об этом? Какое это имеет отношение к стоящим передо мной в жизни вопросам? Если мы постараемся думать таким образом все время, то это поможет избавиться от необходимости за всем постоянно следить. Таким образом, мы оказываемся в потоке эволюции.
– А как насчет черных мыслей? – спросил я. – Например, страха перед тем, что может случиться что-то плохое: пострадает любимый человек или не удастся достичь чего-то очень желанного?
– Очень просто, – объяснил Пабло. – В Седьмом откровении сказано, что видениям, вызванным страхом, как только они появляются, нужно ставить заслон. После этого, необхадимр» волевым усилием представить, что все кончается хорошо. И черные мысли практически перестанут одолевать вас. Ваша интуиция будет настроена на положительное. Если же будет представляться что-то плохое и после этого, то, говорится в Манускрипте, к этому следует подойти со всей серьезностью и не следовать за воображением. Если, например, вам пришло в голову, что вы попадете в автомобильную катастрофу, то следует ответить отказом на предложение подвезти вас на машине.
Мы обошли дворик кругом и приближались к конвоиру. Когда мы проходили мимо, ни один из нас не произнес ни слова. Пабло сорвал цветок, а я глубоко вздохнул. Было тепло, воздух был влажный. Стены нашей тюрьмы окружала густая тропическая растительность. Я заметил москитов.
– Пошли! – неожиданно скомандовал солдат. Он проводил нас в здание, и мы вернулись в свою камеру. Пабло вошел первым, а мне солдат загородил дорогу рукой.
– Тебе нет, – сказал он и кивком велел следовать за ним по коридору. Потом мы поднялись вверх по какой-то лестнице и вышли на улицу там, где меня ввели в здание вчера вечером. На стоянке перед домом на заднее сиденье большого лимузина усаживался падре Себастьян. Водитель захлопнул за ним дверцу. На какое-то мгновение Себастьян 'взглянул на меня, потом отвернулся и что-то сказал водителю. Машина рванула с места.
Конвоир подтолкнул меня к главному входу. Мы вошли, и он привел меня в какой-то кабинет. Мне было предложено сесть на деревянный стул, стоявший напротив белого металлического стола. Через несколько минут вошел невысокий светловолосый священник лет тридцати и, не' обращая на меня внимания, расположился за столом. В течение минуты он листал какую-то папку, а потом поднял глаза. В своих круглых очках в золотой оправе он производил впечатление интеллигентного человека.
– Вы арестованы за то, что имени при себе документы, запрещенные по закону, – проговорил он невыразительным голосом. – Я здесь для того, чтобы разобраться,
212правильно ли вам предъявлено обвинение. Надеюсь, вы мне в этом поможете.
Я согласно кивнул.
– Откуда вы взяли эти переводы?
– Не понимаю, – сказал я, – почему считаются незаконными списки старинной рукописи?
– У правительства Перу свои соображения на этот счет, – проговорил он. – Пожалуйста, отвечайте на вопрос.
– А какое отношение к этому имеет Церковь? – спросил я.
– Потому что этот Манускрипт идет вразрез с традициями нашей веры, – начал священник. – В нем в ложном свете представлен дух нашей Церкви. Где…
– Послушайте, – перебил я его. – Я только пытаюсь понять это. Я всего лишь турист, и мне показался интересным этот Манускрипт. Я ни для кого не представляю угрозы. Мне лишь хочется узнать, почему он вызывает такую тревогу?
Следователь, похоже, растерялся и словно пытался решить, какую тактику лучше применить по отношению ко мне. Я же сознательно давил на него, чтобы выведать подробности.
– Церковь считает, что этот Манускрипт сбивает наш народ с толку, – старательно выговаривал священник. – Он создает впечатление, что люди сами в состоянии решить, как им жить, пренебрегая тем, о чем говорится в Писании.
– Где в Писании?
– Например, в заповеди о том, что должно почитать отпа своего и мать свою.
– И что при этом имеется в виду?
– В Манускрипте, если с человеком что-то не так, вся вина перекладывается на родителей, а это подрывает устои семьи.
– А мне казалось, в нем говорится о том, что нужно покончить со старыми обидами и по-новому, более положительно, оценить свое детство.
– Нет, – отрезал следователь. – Манускрипт уводит с пути истинного. Начнем с того, что никаких отрицательных чувств никогда не должно и быть.
– Разве родители не могут ошибаться?
– Родители делают для детей все, что в их силах. Дети должны прошать их.
– Но ведь это как раз и растолковывается в Манускрипте! Разве не желание простить приходит, когда мы осознаем все хорошее в своем детстве?
– Но от чьего имени говорится все это в Манускрипте? – повысил он голос, выйдя из себя. – Как можно верить какой-то рукописи?
Священник обошел вокруг стола и рассерженно уставился на меня сверху вниз:
– Вы ведь даже не понимаете, что говорите. Вы что, ученый богослов? Лумаю, что нет. Вы сами являете пример того, какое смятение в умах производит Манускрипт. Неужели не понятно, что в мире существует порядок только потому, что есть закон и власть? Как же вы можете подвергать сомнению действия властей в этом вопросе?
Я ничего не ответил, и от этого мой следователь, похоже, разъярился еше больше.
– Вот что я вам скажу, – заявил он. – Наказание за совершенное вами преступление предусматривает не один год тюрьмы. Вы не бывали в перуанской тюрьме? Может быть, вы, как все янки, сгораете от любопытства и хотите узнать, что собой представляют наши тюрьмы? Я могу вам это устроить! Понятно? Я могу это устроить!
Он с глубоким вздохом умолк. Потом поднес руку к глазам, по всей видимости, стараясь успокоиться, – Я здесь для того, чтобы выяснить, у кого имеются списки и откуда они поступают. Спрашиваю еше раз: откуда у вас эти переводы?
Вспышка его гнева заставила меня всерьез встревожиться. Своими вопросами я лишь усугублял свое положение. Что предпримет этот человек, если я не стану отвечать? Но ведь не мог же я назвать имена падре Санчеса и падре Карла!
– Мне нужно немного подумать, прежде чем я все вам расскажу, – наконец нашелся я.
На какой-то миг у меня создалось впечатление, что сейчас следователь разразится еше одной вспышкой гнева. Но потом внутреннее напряжение у него спало; он, похоже, очень устал.
– Даю вам срок до завтрашнего утра, – произнес он и жестом приказал стоявшему в дверях конвоиру увести меня. Я последовал за солдатом обратно в камеру.
Ни слова не говоря, я прошел к своей койке и лег, чувствуя крайнюю усталость. Пабло смотрел в окно через решетку.
– Вы говорили с падре Себастьяном? – поинтересовался он.
– Нет, это был другой священник. Он хотел узнать, откуда у меня списки.
– И что он говорил?
– Ничего. Я сказал, что мне нужно время подумать, и он дал мне срок до завтра.
– Этот человек что-нибудь говорил про Манускрипт? Я взглянул Пабло в глаза, и на этот раз он не опустил голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Такие мысли приходят нечасто, – признался я. Пабло отвернулся в сторону:
– В Седьмом откровении говорится, что таких мыслей у всех нас гораздо больше, чем мы это сознаем. Для того чтобы распознать их, мы должны быть очень наблюдательны. Когда что-то приходит в голову, необходимо задаться вопросом – почему? Почему сейчас я подумал именно об этом? Какое это имеет отношение к стоящим передо мной в жизни вопросам? Если мы постараемся думать таким образом все время, то это поможет избавиться от необходимости за всем постоянно следить. Таким образом, мы оказываемся в потоке эволюции.
– А как насчет черных мыслей? – спросил я. – Например, страха перед тем, что может случиться что-то плохое: пострадает любимый человек или не удастся достичь чего-то очень желанного?
– Очень просто, – объяснил Пабло. – В Седьмом откровении сказано, что видениям, вызванным страхом, как только они появляются, нужно ставить заслон. После этого, необхадимр» волевым усилием представить, что все кончается хорошо. И черные мысли практически перестанут одолевать вас. Ваша интуиция будет настроена на положительное. Если же будет представляться что-то плохое и после этого, то, говорится в Манускрипте, к этому следует подойти со всей серьезностью и не следовать за воображением. Если, например, вам пришло в голову, что вы попадете в автомобильную катастрофу, то следует ответить отказом на предложение подвезти вас на машине.
Мы обошли дворик кругом и приближались к конвоиру. Когда мы проходили мимо, ни один из нас не произнес ни слова. Пабло сорвал цветок, а я глубоко вздохнул. Было тепло, воздух был влажный. Стены нашей тюрьмы окружала густая тропическая растительность. Я заметил москитов.
– Пошли! – неожиданно скомандовал солдат. Он проводил нас в здание, и мы вернулись в свою камеру. Пабло вошел первым, а мне солдат загородил дорогу рукой.
– Тебе нет, – сказал он и кивком велел следовать за ним по коридору. Потом мы поднялись вверх по какой-то лестнице и вышли на улицу там, где меня ввели в здание вчера вечером. На стоянке перед домом на заднее сиденье большого лимузина усаживался падре Себастьян. Водитель захлопнул за ним дверцу. На какое-то мгновение Себастьян 'взглянул на меня, потом отвернулся и что-то сказал водителю. Машина рванула с места.
Конвоир подтолкнул меня к главному входу. Мы вошли, и он привел меня в какой-то кабинет. Мне было предложено сесть на деревянный стул, стоявший напротив белого металлического стола. Через несколько минут вошел невысокий светловолосый священник лет тридцати и, не' обращая на меня внимания, расположился за столом. В течение минуты он листал какую-то папку, а потом поднял глаза. В своих круглых очках в золотой оправе он производил впечатление интеллигентного человека.
– Вы арестованы за то, что имени при себе документы, запрещенные по закону, – проговорил он невыразительным голосом. – Я здесь для того, чтобы разобраться,
212правильно ли вам предъявлено обвинение. Надеюсь, вы мне в этом поможете.
Я согласно кивнул.
– Откуда вы взяли эти переводы?
– Не понимаю, – сказал я, – почему считаются незаконными списки старинной рукописи?
– У правительства Перу свои соображения на этот счет, – проговорил он. – Пожалуйста, отвечайте на вопрос.
– А какое отношение к этому имеет Церковь? – спросил я.
– Потому что этот Манускрипт идет вразрез с традициями нашей веры, – начал священник. – В нем в ложном свете представлен дух нашей Церкви. Где…
– Послушайте, – перебил я его. – Я только пытаюсь понять это. Я всего лишь турист, и мне показался интересным этот Манускрипт. Я ни для кого не представляю угрозы. Мне лишь хочется узнать, почему он вызывает такую тревогу?
Следователь, похоже, растерялся и словно пытался решить, какую тактику лучше применить по отношению ко мне. Я же сознательно давил на него, чтобы выведать подробности.
– Церковь считает, что этот Манускрипт сбивает наш народ с толку, – старательно выговаривал священник. – Он создает впечатление, что люди сами в состоянии решить, как им жить, пренебрегая тем, о чем говорится в Писании.
– Где в Писании?
– Например, в заповеди о том, что должно почитать отпа своего и мать свою.
– И что при этом имеется в виду?
– В Манускрипте, если с человеком что-то не так, вся вина перекладывается на родителей, а это подрывает устои семьи.
– А мне казалось, в нем говорится о том, что нужно покончить со старыми обидами и по-новому, более положительно, оценить свое детство.
– Нет, – отрезал следователь. – Манускрипт уводит с пути истинного. Начнем с того, что никаких отрицательных чувств никогда не должно и быть.
– Разве родители не могут ошибаться?
– Родители делают для детей все, что в их силах. Дети должны прошать их.
– Но ведь это как раз и растолковывается в Манускрипте! Разве не желание простить приходит, когда мы осознаем все хорошее в своем детстве?
– Но от чьего имени говорится все это в Манускрипте? – повысил он голос, выйдя из себя. – Как можно верить какой-то рукописи?
Священник обошел вокруг стола и рассерженно уставился на меня сверху вниз:
– Вы ведь даже не понимаете, что говорите. Вы что, ученый богослов? Лумаю, что нет. Вы сами являете пример того, какое смятение в умах производит Манускрипт. Неужели не понятно, что в мире существует порядок только потому, что есть закон и власть? Как же вы можете подвергать сомнению действия властей в этом вопросе?
Я ничего не ответил, и от этого мой следователь, похоже, разъярился еше больше.
– Вот что я вам скажу, – заявил он. – Наказание за совершенное вами преступление предусматривает не один год тюрьмы. Вы не бывали в перуанской тюрьме? Может быть, вы, как все янки, сгораете от любопытства и хотите узнать, что собой представляют наши тюрьмы? Я могу вам это устроить! Понятно? Я могу это устроить!
Он с глубоким вздохом умолк. Потом поднес руку к глазам, по всей видимости, стараясь успокоиться, – Я здесь для того, чтобы выяснить, у кого имеются списки и откуда они поступают. Спрашиваю еше раз: откуда у вас эти переводы?
Вспышка его гнева заставила меня всерьез встревожиться. Своими вопросами я лишь усугублял свое положение. Что предпримет этот человек, если я не стану отвечать? Но ведь не мог же я назвать имена падре Санчеса и падре Карла!
– Мне нужно немного подумать, прежде чем я все вам расскажу, – наконец нашелся я.
На какой-то миг у меня создалось впечатление, что сейчас следователь разразится еше одной вспышкой гнева. Но потом внутреннее напряжение у него спало; он, похоже, очень устал.
– Даю вам срок до завтрашнего утра, – произнес он и жестом приказал стоявшему в дверях конвоиру увести меня. Я последовал за солдатом обратно в камеру.
Ни слова не говоря, я прошел к своей койке и лег, чувствуя крайнюю усталость. Пабло смотрел в окно через решетку.
– Вы говорили с падре Себастьяном? – поинтересовался он.
– Нет, это был другой священник. Он хотел узнать, откуда у меня списки.
– И что он говорил?
– Ничего. Я сказал, что мне нужно время подумать, и он дал мне срок до завтра.
– Этот человек что-нибудь говорил про Манускрипт? Я взглянул Пабло в глаза, и на этот раз он не опустил голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71