Накануне освобождения Владивостока штаб белого командования приказал школе эвакуироваться со всем имуществом частью в Японию, частью в Китай. Это для того, чтобы в руки большевиков не попало. Подали нам два парохода и три баржи. Мы категорически заявляем:
– Никуда не поедем!
Приезжают пять белых казачьих офицеров. Мы стоим с винтовками у школы. Офицеры подумали, что мы крепко вооружены. Начальник школы говорит, что личный состав не желает эвакуироваться за границу.
– Вы обязаны погрузить имущество, – требуют офицеры.
– Нет, имущество мы не отправим: оно – школьное, летное, необходимо здесь, – твердо отвечает наш начальник.
– Это ваше последнее слово?
– Да.
– Вас расстреляют.
– Попробуйте только… Удастся ли?
Озлобились они и укатили. Вскоре видим: белые спешно грузятся на пароходы. Нас больше не тревожили – видно, побоялись.
Ушли последние вражеские канонерки. Тишина… И в этой тишине раздалось звучное цоканье копыт: в город вступала красная конница. По железной дороге двигался бронепоезд.
Что тут было! Тысячи людей с восторгом встречали освободителей родной земли.
Представители красного командования приехали к нам:
– Кто у вас здесь начальник? Имущество в сохранности?
– Все сберегли.
– Отлично, развертывайте работу. Теперь вам уж никто не помешает.
Вскоре нашу школу передали в распоряжение Главного управления воздушного флота. Снова мы погрузили имущество и на этот раз двинулись уже в родную Москву. Отправились из Владивостока в конце 1922 года, а в столицу прибыли только в марте 1923 года. Дорога была разрушена, многие мосты взорваны; кое-где приходилось ждать, пока замерзнет река, делать настил и осторожно передвигаться по нему. Наконец приехали.
В Москве нас спросили:
– Кто желает оставаться в школе в качестве инструктора?
Я сказал, что готов работать. Меня назначили в Борисоглебскую летную школу. Пока собирался ехать туда, пришел приказ о моей демобилизации. Оказывается, один из дальневосточных «друзей» заявил, что я стар, вылетался…
Сильно меня обидела эта несправедливость. Однако сделать ничего не мог.
Пошел на работу в Гражданский воздушный флот. Только и думал: скорее бы до штурвала самолета добраться.
Начал летать на «Юнкерсе-13». Испытания выдержал, сдал экзамен, получил звание гражданского пилота.
Своих, советских самолетов тогда еще не было. Мне дали германскую машину «Дорнье-Комета-2». Работал я по опытной аэрофотосъемке. Занятие новое, интересное. Летая, я иногда вспоминал нелестную характеристику… Нет, думаю, не устарел я и не вылетался.
Было мне тогда тридцать два года.

1926-1921
На зверобойных промыслах в горле Белого моря М. С. Бабушкин впервые познакомился с Севером. Он водил самолет над полярными льдами, садился на ледяные поля, приучал промышленников-зверобоев к новой, невиданной ими «железной птице».
Его пленили суровая природа и жизнь Беломорья.
Первый раз Михаил Сергеевич вылетел на зверобойный промысел в 1926 году. В начале 1927 года он вторично отправился в горло Белого моря. С той поры почти каждую зиму Бабушкин работал на разведке зверя. В его архиве обнаружено начало задуманной им большой книги о зверобойном промысле. Эти страницы рассказывают о первых полетах Михаила Сергеевича на Севере.
В Белое море за гренландским тюленем
Я еще, как сейчас, помню себя мальчишкой. Читая книги, я очень увлекался Сибирью и Северным ледовитым океаном. Рос я больше в лесу. Отец мой в то время служил лесным сторожем у помещика Рихтера. По своей натуре он был страстным охотником, рыболовом. То и другое по наследству, видно, перешло и ко мне. Я еще с 12 лет начал ходить с ружьем за зайцами, а весной и все лето пропадал на речках – ловил рыбу.
Вот почему, читая книги о Севере, где описывались охота и рыбная ловля, я увлекался и мечтал видеть себя не иначе как на лыжах, с ружьем, с трудом пробирающегося в чаще густого леса, отыскивая занесенную снегом берлогу медведя или распутывая след лося.
Тайга сибирская, я был уверен, мне доступна, и я считал себя равным с теми охотниками-звероловами, которые промышляют в лесах Сибири. Но я не мог представить себя на далеком Севере, среди льдов Северного ледовитого океана. О работе над изучением, над покорением необузданной стихии Севера я мог только мечтать. Эти мечты так и остались бы только мечтами, если бы в России не произошла революция.
Революция изменила жизнь миллионов людей, возвеличила их, открыла невиданные горизонты. На наших глазах самые фантастические мечты воплощались в действительность.
Так и для меня, сына лесного сторожа, открылась возможность стать пилотом и летать на Севере. Жаль было только, что эта возможность представилась, когда мне было уже за 30 лет.
Работая пилотом в Гражданском воздушном флоте, я получал различные летные задания. Меня очень заинтересовала аэрофотосъемка лесных массивов. Я охотно занимался этим делом не только потому, что любил лес. Я понимал, что аэрофотосъемка помогает стране привести в порядок свое обширное лесное хозяйство, установить плановое использование колоссальных природных богатств, искоренить хищническое истребление лесов.
Осенью 1925 года я вернулся с очередной аэрофотосъемки и засел писать отчет. Как-то однажды к нам в управление «Добролета» приехал представитель Совторгфлота и попросил предоставить в аренду один из самолетов для работы в горле Белого моря.
– Нам надо организовать воздушную разведку гренландского тюленя для судов зверобойной экспедиции, – объяснил этот представитель.
Авиаразведка зверя была совершенно новым и очень увлекательным делом.
В «Добролете» я работал недавно и, конечно, не мог рассчитывать, что мне поручат такое ответственное задание. В нашем управлении были заслуженные летчики, в том числе участники знаменитого перелета Москва – Пекин. Так оно и вышло: выполнение нового ответственного задания поручили пилоту Томашевскому.
С грустью провожал я своего товарища. «Вот счастливец, – думал я, – только что вернулся из Китая, а теперь полетит далеко на север, в страну вечных льдов…»
Томашевский уехал, а через две недели меня срочно вызвали к начальнику управления.
– Выезжайте в Архангельск, товарищ Бабушкин, – сказал он. – Примите самолет у Томашевского и начинайте работу по воздушной разведке в Белом море. Томашевскому дано другое задание.
В феврале 1926 года я прибыл в Архангельск. В Совторгфлоте меня познакомили с начальником зверобойной конторы Н. А. Еремеевым. Он сообщил, что Томашевский уже возвращается из района зверобойной экспедиции в Архангельск; здесь он передаст машину мне, а я должен немедленно вылететь в село Койду, где основывается наша «авиабаза». С этой «авиабазы» предстоит вести разведку по всему Белому морю.
Мне показалось, что мой собеседник усмехнулся.
И впрямь название звучало слишком громко: на «авиабазе» был только один самолет.
Я вспомнил русскую поговорку: «Лиха беда – начало», проникся гордым сознанием, что являюсь пионером этого дела, и стал расспрашивать Еремеева о «зверобойке».
Тогда я впервые и узнал, что ежегодно зимой, примерно в феврале, в горле Белого моря собираются гигантские стада гренландского тюленя. Охотники с промысловых судов осторожно подбираются к дрейфующим лежбищам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49