– Если под вами молодое ледяное поле, недавно замерзшее, то оно имеет весьма гладкую поверхность, покрытую белыми узорами снега и кристаллов соли, вымораживающейся из льда. Такой лед опасен!
Более толстый лед – ровный, покрытый тонким слоем снега. Кажется, что сквозь белую пелену проглядывает лед. На таком поле могут садиться только легкие самолеты.
Но вот показываются поля, сильно занесенные снегом; на них много волнообразных заструг. Снег покрыт коркой – настом. Ропаки, окружающие такое поле, обветрены, сглажены. Это значит – их обстругивал ветер, их углы оттаивали на солнце. Здесь возможна посадка любых самолетов.
Есть в океане многолетние поля. Они покрыты толстым неровным слоем снега. Он проморожен; торосы вымерзли, они бледного цвета и сильно заглажены. С торосов свисают сосульки. Такой лед крепок и выдержит любую нагрузку.
Осмотрев лед на полюсе, мы испытаем его еще с помощью «бомб» весом по десяти килограммов. «Бомба» способна пробить лед толщиной в пятьдесят-шестьдесят сантиметров. К «бомбе» прикреплен на тросе вымпел. Если лед не будет пробит, яркий вымпел останется лежать на поверхности поля.
Но этого мало. На севере часты туманные, серые дни, когда небо и ледяные поля сливаются. Тогда трудно определить высоту. Мы будем сбрасывать на лед пакеты с яркой краской и голландской сажей – они окрасят лед и позволят нам точно ориентироваться при посадке.
Корреспонденты. – Не знаете ли вы, Михаил Сергеевич, средний возрастный состав участников экспедиции?
Бабушкин. – На этот вопрос я не могу вам ответить. Но в летной части экспедиции я по возрасту самый старший.
Во время полета на Северный полюс второй пилот флагманского самолета М. С. Бабушкин вел дневник. Первая запись, описывающая старт из Москвы, сделана в Холмогорах 25 марта 1937 года.
Старт
Лучшее время для полетов в Центральный полярный бассейн – ранняя весна: март-апрель-май. Зимой Центральная Арктика окутана полярной ночью. Лето там изобилует густыми туманами. Летние туманы очень устойчивы: они занимают огромную площадь, часто сливаются с облачностью, доходящей до высоты более пяти тысяч метров, и угрожают самолету обледенением.
Вот мы и стремились попасть на остров Рудольфа – базу нашей экспедиции – к весне…
Самолеты были испытаны, приборы и радио проверены. Но погода в Москве и на пути к Архангельску стояла скверная. Каждый вечер мы проводили над синоптическими картами, изучали движение циклонов. Утешительного было мало.
Наконец старт намечен на 22 марта. Придется лететь небольшими этапами – как позволит погода. Но и оставаться в Москве дальше невозможно: снег тает, аэродром портится, можно застрять…
Метеорологи дают довольно «резиновый» прогноз:
«Погода будет сносная. Однако возможно, что долететь удастся только до Вологды».
Всю ночь идет лихорадочная подготовка. Проверяем, все ли взято. Пилотов беспокоит перегрузка машин: отрываться будем с трудом, аэродром сильно испорчен потеплением.
В 5 часов утра 22 марта все в сборе на Центральном аэродроме имени Фрунзе. Лица утомленные: в эту ночь никто не спал. Нервы напряжены до предела, у всех одна мысль: «Удастся ли вылететь?»
Идет мелкий снег с дождем. Метеорологи торопят нас: «Вылетайте, товарищи». И в то же время видно, что они тревожатся: а вдруг обледенение?
С машинами маленькая задержка: на одном из моторов при запуске пробило током проводник, на другом остыла вода, надо ее подогреть.
Летчики бегают от синоптиков к машинам и обратно, на пути останавливаются и, подняв голову, долго всматриваются в небо, как бы пытаясь разглядеть, что ждет их под этими густыми, медленно ползущими облаками, изредка сеющими мелкий снег или дождь…
Приносят новую сводку погоды: на пути плохая видимость, снегопад, местами дождь. Но это еще полбеды: надвигается циклон, который надолго может задержать старт. За это время снежное поле аэродрома окончательно раскиснет. Тогда мы застрянем. Все это отлично понимают.
11 часов дня. Все машины готовы. Последний раз рассматриваем синоптическую карту. Изучаем каждый изгиб заштрихованного на листе циклона. Доклад главного синоптика слушаем с напряженным вниманием. Запоминаются его последние слова:
– На пути Москва – Архангельск возможно обледенение самолетов в воздухе. Встретится низкая облачность, местами видимость до пятисот метров…
Томительная тишина.
– Ну как, товарищи летчики, полетим? – спрашивает Шмидт.
– Надо лететь, – отвечают командиры кораблей.
– Прошу по самолетам! Все расходятся к машинам.
В 12 часов 25 минут наш самолет «СССР Н-170» поднялся в воздух. Следом взлетели остальные три самолета: «Н-171» (командир В. С. Молоков), «Н-172» (командир А. Д. Алексеев) и «Н-169» (командир И. П. Мазурук). Тремя часами раньше из Москвы стартовал оранжево-синий двухмоторный самолет-разведчик под управлением П. Г. Головина.
Метеорологи не ошиблись, их предсказание о погоде на пути до Архангельска было точным: мы встретили и снег и низкую облачность. Единственно, чего нам удалось благополучно избежать, – это обледенения.
За Вологдой машину стало сильно прижимать к земле.
Я крикнул Водопьянову:
– Смотри, альтиметр показывает, что мы летим на двадцать метров ниже уровня моря!
В это время самолет шел примерно в пятидесяти метрах над лесом. Оказывается, мы проходили район, который находится приблизительно на сто метров ниже уровня Москвы.
В 5 часов вечера мы опустились возле Холмогор – родины великого русского ученого М. В. Ломоносова. Головин уже ждал нас.
Здесь, у Архангельска, по существу мы прощаемся с Большой землей. Дальше пойдут арктические этапы перелета.
Холмогорцы, вышедшие встречать экспедицию, были поражены обилием самолетов: четыре огромных воздушных корабля и двухмоторный самолет-разведчик! Опустившийся рядом с нами самолет «У-2» (для связи с Архангельском) казался младенцем в семье гигантов.
Первый этап перелета завершен. Мы прошли тысячу шесть километров без посадки.
Отдохнем, еще раз проверим материальную часть и, выждав хорошую погоду, двинемся дальше, к Нарьян-Мару.
Холмогоры – Нарьян-Мар
Столицу мы покидали на колесах, а в Холмогорах сменили колеса самолета на лыжи. Непогода нас преследует. До прибытия экспедиции в Архангельске стояли слабые морозы. Теперь идут дожди, мокрый снег.
Перебираться на автомобиле через Северную Двину стало трудно: во многих местах выступает вода. Снег раскисает. Снова возникает сомнение: удастся ли оторваться на лыжах?
Экипажи самолетов внимательно просматривают грузы: нет ли чего-нибудь лишнего? В отсеках наших воздушных кораблей хранятся самые разнообразные предметы – от бисквитов до бомб, которые предназначены для испытания прочности льда в районе полюса.
Механики проверяют моторы, устраняют дефекты механизмов, обнаружившиеся в полете от Москвы.
Как ни плоха погода, как ни тяжела работа, а бодрое настроение не покидает людей. Вечерами в столовой за ужином, в биллиардной, в курительной комнате все время слышен веселый смех. Это полярники рассказывают новичкам эпизоды из своей арктической жизни. Однако новичков в составе экспедиции не так уж много.
Наконец все проверено. Самолеты заправлены горючим. Назначается день отлета из Холмогор: 29 марта. Предусмотрительные синоптики заранее разочаровывают:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Более толстый лед – ровный, покрытый тонким слоем снега. Кажется, что сквозь белую пелену проглядывает лед. На таком поле могут садиться только легкие самолеты.
Но вот показываются поля, сильно занесенные снегом; на них много волнообразных заструг. Снег покрыт коркой – настом. Ропаки, окружающие такое поле, обветрены, сглажены. Это значит – их обстругивал ветер, их углы оттаивали на солнце. Здесь возможна посадка любых самолетов.
Есть в океане многолетние поля. Они покрыты толстым неровным слоем снега. Он проморожен; торосы вымерзли, они бледного цвета и сильно заглажены. С торосов свисают сосульки. Такой лед крепок и выдержит любую нагрузку.
Осмотрев лед на полюсе, мы испытаем его еще с помощью «бомб» весом по десяти килограммов. «Бомба» способна пробить лед толщиной в пятьдесят-шестьдесят сантиметров. К «бомбе» прикреплен на тросе вымпел. Если лед не будет пробит, яркий вымпел останется лежать на поверхности поля.
Но этого мало. На севере часты туманные, серые дни, когда небо и ледяные поля сливаются. Тогда трудно определить высоту. Мы будем сбрасывать на лед пакеты с яркой краской и голландской сажей – они окрасят лед и позволят нам точно ориентироваться при посадке.
Корреспонденты. – Не знаете ли вы, Михаил Сергеевич, средний возрастный состав участников экспедиции?
Бабушкин. – На этот вопрос я не могу вам ответить. Но в летной части экспедиции я по возрасту самый старший.
Во время полета на Северный полюс второй пилот флагманского самолета М. С. Бабушкин вел дневник. Первая запись, описывающая старт из Москвы, сделана в Холмогорах 25 марта 1937 года.
Старт
Лучшее время для полетов в Центральный полярный бассейн – ранняя весна: март-апрель-май. Зимой Центральная Арктика окутана полярной ночью. Лето там изобилует густыми туманами. Летние туманы очень устойчивы: они занимают огромную площадь, часто сливаются с облачностью, доходящей до высоты более пяти тысяч метров, и угрожают самолету обледенением.
Вот мы и стремились попасть на остров Рудольфа – базу нашей экспедиции – к весне…
Самолеты были испытаны, приборы и радио проверены. Но погода в Москве и на пути к Архангельску стояла скверная. Каждый вечер мы проводили над синоптическими картами, изучали движение циклонов. Утешительного было мало.
Наконец старт намечен на 22 марта. Придется лететь небольшими этапами – как позволит погода. Но и оставаться в Москве дальше невозможно: снег тает, аэродром портится, можно застрять…
Метеорологи дают довольно «резиновый» прогноз:
«Погода будет сносная. Однако возможно, что долететь удастся только до Вологды».
Всю ночь идет лихорадочная подготовка. Проверяем, все ли взято. Пилотов беспокоит перегрузка машин: отрываться будем с трудом, аэродром сильно испорчен потеплением.
В 5 часов утра 22 марта все в сборе на Центральном аэродроме имени Фрунзе. Лица утомленные: в эту ночь никто не спал. Нервы напряжены до предела, у всех одна мысль: «Удастся ли вылететь?»
Идет мелкий снег с дождем. Метеорологи торопят нас: «Вылетайте, товарищи». И в то же время видно, что они тревожатся: а вдруг обледенение?
С машинами маленькая задержка: на одном из моторов при запуске пробило током проводник, на другом остыла вода, надо ее подогреть.
Летчики бегают от синоптиков к машинам и обратно, на пути останавливаются и, подняв голову, долго всматриваются в небо, как бы пытаясь разглядеть, что ждет их под этими густыми, медленно ползущими облаками, изредка сеющими мелкий снег или дождь…
Приносят новую сводку погоды: на пути плохая видимость, снегопад, местами дождь. Но это еще полбеды: надвигается циклон, который надолго может задержать старт. За это время снежное поле аэродрома окончательно раскиснет. Тогда мы застрянем. Все это отлично понимают.
11 часов дня. Все машины готовы. Последний раз рассматриваем синоптическую карту. Изучаем каждый изгиб заштрихованного на листе циклона. Доклад главного синоптика слушаем с напряженным вниманием. Запоминаются его последние слова:
– На пути Москва – Архангельск возможно обледенение самолетов в воздухе. Встретится низкая облачность, местами видимость до пятисот метров…
Томительная тишина.
– Ну как, товарищи летчики, полетим? – спрашивает Шмидт.
– Надо лететь, – отвечают командиры кораблей.
– Прошу по самолетам! Все расходятся к машинам.
В 12 часов 25 минут наш самолет «СССР Н-170» поднялся в воздух. Следом взлетели остальные три самолета: «Н-171» (командир В. С. Молоков), «Н-172» (командир А. Д. Алексеев) и «Н-169» (командир И. П. Мазурук). Тремя часами раньше из Москвы стартовал оранжево-синий двухмоторный самолет-разведчик под управлением П. Г. Головина.
Метеорологи не ошиблись, их предсказание о погоде на пути до Архангельска было точным: мы встретили и снег и низкую облачность. Единственно, чего нам удалось благополучно избежать, – это обледенения.
За Вологдой машину стало сильно прижимать к земле.
Я крикнул Водопьянову:
– Смотри, альтиметр показывает, что мы летим на двадцать метров ниже уровня моря!
В это время самолет шел примерно в пятидесяти метрах над лесом. Оказывается, мы проходили район, который находится приблизительно на сто метров ниже уровня Москвы.
В 5 часов вечера мы опустились возле Холмогор – родины великого русского ученого М. В. Ломоносова. Головин уже ждал нас.
Здесь, у Архангельска, по существу мы прощаемся с Большой землей. Дальше пойдут арктические этапы перелета.
Холмогорцы, вышедшие встречать экспедицию, были поражены обилием самолетов: четыре огромных воздушных корабля и двухмоторный самолет-разведчик! Опустившийся рядом с нами самолет «У-2» (для связи с Архангельском) казался младенцем в семье гигантов.
Первый этап перелета завершен. Мы прошли тысячу шесть километров без посадки.
Отдохнем, еще раз проверим материальную часть и, выждав хорошую погоду, двинемся дальше, к Нарьян-Мару.
Холмогоры – Нарьян-Мар
Столицу мы покидали на колесах, а в Холмогорах сменили колеса самолета на лыжи. Непогода нас преследует. До прибытия экспедиции в Архангельске стояли слабые морозы. Теперь идут дожди, мокрый снег.
Перебираться на автомобиле через Северную Двину стало трудно: во многих местах выступает вода. Снег раскисает. Снова возникает сомнение: удастся ли оторваться на лыжах?
Экипажи самолетов внимательно просматривают грузы: нет ли чего-нибудь лишнего? В отсеках наших воздушных кораблей хранятся самые разнообразные предметы – от бисквитов до бомб, которые предназначены для испытания прочности льда в районе полюса.
Механики проверяют моторы, устраняют дефекты механизмов, обнаружившиеся в полете от Москвы.
Как ни плоха погода, как ни тяжела работа, а бодрое настроение не покидает людей. Вечерами в столовой за ужином, в биллиардной, в курительной комнате все время слышен веселый смех. Это полярники рассказывают новичкам эпизоды из своей арктической жизни. Однако новичков в составе экспедиции не так уж много.
Наконец все проверено. Самолеты заправлены горючим. Назначается день отлета из Холмогор: 29 марта. Предусмотрительные синоптики заранее разочаровывают:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49