Им было очень небезразлично, что о них думают другие, хотя они делали вид, что их это совсем не волнует. Они любили гулять по ночам, хотя по ночам их родной городок казался еще более грязным и серым. Они выходили из дома под вечер, они бродили по маленьким магазинчикам, легонько касаясь стекла и фарфора своими тонкими нежными пальцами. Им нравилось трогать красивые вещи: они брали их осторожно, двумя пальцами, как будто боялись испачкать руки в грязи их унылого города. – Он произнес слово «испачкать», как будто смакуя на языке глоток крепкого вина; и оно вдруг наполнилось темным, насыщенным вкусом. – Словно боялись испачкать руки. Старшие мальчики у них в школе обзывали их грязными, нехорошими словами – словами, которые пахли, как пахнут надписи на стенах в общественных туалетах. Но с ними никто не дрался, потому что все знали, что в близнецах есть что-то волшебное: Никто даже не сомневался, что однажды они переедут жить в большой город, где в окурках, мокнущих в сточных канавах, иногда попадаются бриллианты, а луна в синем бархатном небе похожа на круглый неоновый сыр – такая же яркая и ослепительная. И так оно и случилось. Они уехали в Новый Орлеан.
Дух на мгновение умолк, глядя на рельсы железной дороги, через которые они сейчас переезжали. Где-то вдали мерцали крошечные разноцветные огоньки – блуждающие огоньки фей из сказки, рождественские огни, хотя была только середина сентября.
Стив на мгновение закрыл глаза, вспоминая дорогу.
– А дальше? – спросил он. – Что было с ними в городе?
– Они стали сниматься в порно. Они же были близнецами , а богемная публика любит подобные извращения. Их порнография зеркальных отражений была высоким искусством. Они были как два Давида Донателло, изящные, утонченные и красивые – совсем не такие, как у Микеланджело. Андрогинные юноши, которые мазали друг друга губной помадой по всему телу. Город дал им все: всю свою роскошь и все утонченные извращения – из-за их ярких чувственных губ, и лениво прищуренных глаз, и их нежных рук. Они очень скоро пресытились и устали, но в постели они по-прежнему были неистовы и ненасытны. Они прожигали жизнь как могли, и вот уже вокруг глаз у них появились первые морщинки. Годы и годы неумеренной выпивки и дорогих сигарет, самых разных наркотиков и страстей неизбежно испортили их когда-то прелестные лица. Они гляделись в зеркало, как будто смотрели кино о приближении собственной смерти: в холодном жару, зачарованные и испуганные. В отчаянии они прижимались друг к другу, вгрызались друг другу в горло, надеясь, что кровь вернет им былую красоту – они пили пульсацию жизни. Но их кровь стала жидкой, разбавленной, слабой – когда-то насыщенный алый поток иссяк. Они перестали выходить из дома. Целыми днями валялись в кровати, как две иссохшие веточки. Часто они забывали поесть. Они просто лежали бок о бок и наблюдали, как расползается по потолку паутинка трещин – в точности как морщины у них на лицах. Они…
Пронзительный вой сирены расколол ночь надвое. Дух умолк на полуслове. В зеркале заднего вида отразились огни синей мигалки, лицо Духа в их отсветах стало мертвенно-бледным. Пустые пивные банки на заднем сиденье задребезжали.
– Блин, – выдохнул Стив, пытаясь решить, стоит ему останавливаться или нет. В голове все смешалось от синего света полицейской мигалки: магазин с этим гребаным автоматом «Пепси» остался уже в сорока милях сзади! Никто не видел, как он выгребал мелочь. Никто. И что теперь, он загремит в тюрягу?! И Дух вместе с ним – как сообщник преступления, которое он проспал?! Дух будет врать: скажет, что это он придумал ограбить автомат, – чтобы выгородить Стива. Духу всего двадцать два, Стив на год старше. У них впереди целая жизнь, а в руках – початая бутылка виски… Блин! Блин! Блин! Стив лихорадочно соображал. Радио заиграло громче, вой сирены рвал темноту в клочья, а Джимми Пейдж наяривал на гитаре, и во всем этом гаме голос Духа прозвучал на удивление спокойно:
– Остановись, Стив. Остановись, ты, придурок!
Стив вывернул руль вправо, вдарил по тормозам, машину чуть не занесло, а потом под колесами зашуршал гравий… медленнее… еще медленнее… и они остановились, оставив на темном асфальте тонкий след черной резины. Но они были целы и невредимы, и машина тоже была в порядке, и – что самое замечательное – полицейские проехали мимо: сирены по-прежнему надрываются, синяя мигалка бешено крутится, как обезумевший электрический дервиш.
– Ебать-копать, – выдохнул Став, убрал руки с руля и уронил голову на подголовник сиденья. Он скорее почувствовал, чем увидел, как Дух наклонился вперед, чтобы заглушить двигатель, а потом положил руку ему на плечо и придвинулся ближе. Никаких вопросов (С чего бы ты так испугался легавых, а, Стив? У тебя с собой травка на два косяка? Или ты снова ограбил автомат «Пепси»? Или прячешь в багажнике труп своей бывшей подружки – изнасилованной в извращенной форме и изрезанной на куски?), никакой ругани (Ты что, рехнулся?! Ты же чуть нас не УБИЛ!), никаких слов – только ласковая понимающая рука Духа у него на затылке и тихие мысли Духа у него в голове.
Пару секунд Стив жадно и благодарно впивал это умиротворяющее утешение. Потом он вспомнил, кто он такой (Стиву Финну не нужно ничье сочувствие, ему вообще ничего не нужно – ни от кого ), резко выпрямился на сиденье и стряхнул руку Духа. Дух убрал руку и отодвинулся – он все понимал. Даже слишком. Так хорошо понимал, что это даже бесило. Ставу вдруг захотелось обидеть Духа, сделать ему больно – что угодно, лишь бы перекрыть этот ток обходительного сочувствия с пассажирского сиденья. Но он не сумел подобрать никаких подходящих обидных слов, но если бы даже сумел, то все равно бы их не произнес. Самое злое, что он сумел из себя выжать, звучало так:
– Не называй меня придурком.
– Хорошо. – Дух произнес это так тихо, что Стив едва его расслышал.
Впереди на дороге что-то происходило: мигали огни, суетились люди. Какой-то мужик, вроде бы в полицейской форме, показал знаками Ставу, чтобы он притормозил. Стив остановился, но мужик махнул ему рукой: мол, проезжай – только медленно. «Скорая помощь». Две полицейские машины. Полицейский беседует с усталой, заспанной теткой в замызганном банном халате и с бигудями на голове. Тетка еле удерживает за ошейник огромного добермана. Пес рычит на полицейского и пытается броситься на «тандерберд», когда тот проползает мимо на скорости пять миль в час. Кирпичный фермерский дом стоит у самой дороги, по заросшему двору разбросаны сломанные игрушки и детали автомобиля; на крыльце – любопытствующее семейство. Теткин муж и четверо ребятишек, которых он загоняет в дом. Мужичок щуплый, костлявый и тощий, как ощипанный цыпленок. Ребятишки отчаянно тянут шеи и тычут пальцами – они умирают от любопытства.
На дворе перед домом, ближе к дороге, лежит что-то странное: то, от чего нервничает собака, – то, что пытаются разглядеть детишки. Что-то голое, сморщенное, сухое. Мертвый ребенок… но что его так иссушило, что высосало из него все соки? Стив разглядел рядом с телом открытый рюкзак, откуда торчали нехитрые вещи. Одежда. Пара игрушечных роботов. Из телерекламы Стив знал, что это трансформеры. Парень, скорее всего, убежал из дома. В нежную кожу его лица воткнулись острые камушки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Дух на мгновение умолк, глядя на рельсы железной дороги, через которые они сейчас переезжали. Где-то вдали мерцали крошечные разноцветные огоньки – блуждающие огоньки фей из сказки, рождественские огни, хотя была только середина сентября.
Стив на мгновение закрыл глаза, вспоминая дорогу.
– А дальше? – спросил он. – Что было с ними в городе?
– Они стали сниматься в порно. Они же были близнецами , а богемная публика любит подобные извращения. Их порнография зеркальных отражений была высоким искусством. Они были как два Давида Донателло, изящные, утонченные и красивые – совсем не такие, как у Микеланджело. Андрогинные юноши, которые мазали друг друга губной помадой по всему телу. Город дал им все: всю свою роскошь и все утонченные извращения – из-за их ярких чувственных губ, и лениво прищуренных глаз, и их нежных рук. Они очень скоро пресытились и устали, но в постели они по-прежнему были неистовы и ненасытны. Они прожигали жизнь как могли, и вот уже вокруг глаз у них появились первые морщинки. Годы и годы неумеренной выпивки и дорогих сигарет, самых разных наркотиков и страстей неизбежно испортили их когда-то прелестные лица. Они гляделись в зеркало, как будто смотрели кино о приближении собственной смерти: в холодном жару, зачарованные и испуганные. В отчаянии они прижимались друг к другу, вгрызались друг другу в горло, надеясь, что кровь вернет им былую красоту – они пили пульсацию жизни. Но их кровь стала жидкой, разбавленной, слабой – когда-то насыщенный алый поток иссяк. Они перестали выходить из дома. Целыми днями валялись в кровати, как две иссохшие веточки. Часто они забывали поесть. Они просто лежали бок о бок и наблюдали, как расползается по потолку паутинка трещин – в точности как морщины у них на лицах. Они…
Пронзительный вой сирены расколол ночь надвое. Дух умолк на полуслове. В зеркале заднего вида отразились огни синей мигалки, лицо Духа в их отсветах стало мертвенно-бледным. Пустые пивные банки на заднем сиденье задребезжали.
– Блин, – выдохнул Стив, пытаясь решить, стоит ему останавливаться или нет. В голове все смешалось от синего света полицейской мигалки: магазин с этим гребаным автоматом «Пепси» остался уже в сорока милях сзади! Никто не видел, как он выгребал мелочь. Никто. И что теперь, он загремит в тюрягу?! И Дух вместе с ним – как сообщник преступления, которое он проспал?! Дух будет врать: скажет, что это он придумал ограбить автомат, – чтобы выгородить Стива. Духу всего двадцать два, Стив на год старше. У них впереди целая жизнь, а в руках – початая бутылка виски… Блин! Блин! Блин! Стив лихорадочно соображал. Радио заиграло громче, вой сирены рвал темноту в клочья, а Джимми Пейдж наяривал на гитаре, и во всем этом гаме голос Духа прозвучал на удивление спокойно:
– Остановись, Стив. Остановись, ты, придурок!
Стив вывернул руль вправо, вдарил по тормозам, машину чуть не занесло, а потом под колесами зашуршал гравий… медленнее… еще медленнее… и они остановились, оставив на темном асфальте тонкий след черной резины. Но они были целы и невредимы, и машина тоже была в порядке, и – что самое замечательное – полицейские проехали мимо: сирены по-прежнему надрываются, синяя мигалка бешено крутится, как обезумевший электрический дервиш.
– Ебать-копать, – выдохнул Став, убрал руки с руля и уронил голову на подголовник сиденья. Он скорее почувствовал, чем увидел, как Дух наклонился вперед, чтобы заглушить двигатель, а потом положил руку ему на плечо и придвинулся ближе. Никаких вопросов (С чего бы ты так испугался легавых, а, Стив? У тебя с собой травка на два косяка? Или ты снова ограбил автомат «Пепси»? Или прячешь в багажнике труп своей бывшей подружки – изнасилованной в извращенной форме и изрезанной на куски?), никакой ругани (Ты что, рехнулся?! Ты же чуть нас не УБИЛ!), никаких слов – только ласковая понимающая рука Духа у него на затылке и тихие мысли Духа у него в голове.
Пару секунд Стив жадно и благодарно впивал это умиротворяющее утешение. Потом он вспомнил, кто он такой (Стиву Финну не нужно ничье сочувствие, ему вообще ничего не нужно – ни от кого ), резко выпрямился на сиденье и стряхнул руку Духа. Дух убрал руку и отодвинулся – он все понимал. Даже слишком. Так хорошо понимал, что это даже бесило. Ставу вдруг захотелось обидеть Духа, сделать ему больно – что угодно, лишь бы перекрыть этот ток обходительного сочувствия с пассажирского сиденья. Но он не сумел подобрать никаких подходящих обидных слов, но если бы даже сумел, то все равно бы их не произнес. Самое злое, что он сумел из себя выжать, звучало так:
– Не называй меня придурком.
– Хорошо. – Дух произнес это так тихо, что Стив едва его расслышал.
Впереди на дороге что-то происходило: мигали огни, суетились люди. Какой-то мужик, вроде бы в полицейской форме, показал знаками Ставу, чтобы он притормозил. Стив остановился, но мужик махнул ему рукой: мол, проезжай – только медленно. «Скорая помощь». Две полицейские машины. Полицейский беседует с усталой, заспанной теткой в замызганном банном халате и с бигудями на голове. Тетка еле удерживает за ошейник огромного добермана. Пес рычит на полицейского и пытается броситься на «тандерберд», когда тот проползает мимо на скорости пять миль в час. Кирпичный фермерский дом стоит у самой дороги, по заросшему двору разбросаны сломанные игрушки и детали автомобиля; на крыльце – любопытствующее семейство. Теткин муж и четверо ребятишек, которых он загоняет в дом. Мужичок щуплый, костлявый и тощий, как ощипанный цыпленок. Ребятишки отчаянно тянут шеи и тычут пальцами – они умирают от любопытства.
На дворе перед домом, ближе к дороге, лежит что-то странное: то, от чего нервничает собака, – то, что пытаются разглядеть детишки. Что-то голое, сморщенное, сухое. Мертвый ребенок… но что его так иссушило, что высосало из него все соки? Стив разглядел рядом с телом открытый рюкзак, откуда торчали нехитрые вещи. Одежда. Пара игрушечных роботов. Из телерекламы Стив знал, что это трансформеры. Парень, скорее всего, убежал из дома. В нежную кожу его лица воткнулись острые камушки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99