Но, по-видимому, "Морозко", в силу
художественной яркости этой сказки, субъективно зафиксировался, как определенный
сказочный тип, как определенный самостоятельный сюжет, который может иметь свои
собственные варианты. Таким образом, мы видим, что вполне объективных критериев
для отделения одного сюжета от другого нет. Там, где один исследователь будет
видеть новый сюжет, другой будет видеть вариант и наоборот. Мы привели пример
очень простой, а при расширении и увеличении материала увеличиваются и
возрастают трудности.
Но, как бы то ни было, методы этой школы прежде всего потребовали списка
сюжетов.
Составление такого списка и предпринято Аарне.
Список этот вошел в международный обиход и оказал делу изучения сказки
крупнейшую услугу: благодаря указателю Аарне возможна шифровка сказки. Сюжеты
названы Аарне типами, и каждый тип занумерован. Краткое условное обозначение
сказок (в данном случае -- ссылкой на номер указателя) очень удобно.
Но наряду с этими достоинствами указатель обладает и рядом существенных
недостатков: как классификация он не свободен от тех ошибок, которые делает
Волков. Основные разряды следующие: I. Сказки о животных. II. Собственно сказки.
III. Анекдоты. Мы легко узнаем прежние приемы, перестроенные на новый лад.
(Несколько странно, что сказки о животных как будто не признаются собственно
сказками). Далее хочется спросить: имеем ли мы настолько точное изучение понятия
анекдота, что-
12
бы им можно было пользоваться совершенно спокойно (ср. басни у Вундта) ? Мы не
будем входить в подробности этой классификации, а остановимся лишь на волшебных
сказках, которые выделены им в подразряд. Заметим кстати, что введение
подразрядов одна из заслуг Аарне, ибо деление на роды, виды, и разновидности не
разрабатывалось до него. Волшебные же сказки охватывают, по Аарне, следующие
категории: 1) чудесный противник, 2) чудесный супруг (супруга), 3) чудесная
задача, 4) чудесный помощник, 5) чудесный предмет, 6) чудесная сила или уменье,
7) прочие чудесные мотивы. По отношению к этой классификации могут быть почти
дословно повторены возражения на классификацию Волкова. Как же быть, например, с
теми сказками, в которых чудесная задача разрешается чудесным помощником, что
именно встречается очень часто, или с теми сказками, в которых чудесная супруга
и есть чудесный помощник?
Правда, Аарне и не стремится к созданию собственно научной классификации: его
указатель важен, как практический справочник, и как таковой он имеет огромное
значение. Но указатель Аарне опасен другим. Он внушает неправильные
представления по существу. Четкого распределения на типы фактически не
существует, оно очень часто является фикцией. Если типы и есть, то они
существуют не в той плоскости, как это намечается Аарне, а в плоскости
структурных особенностей сходных сказок, но об этом после. Близость сюжетов
между собой и невозможность вполне объективного отграничения приводит к тому,
что при отнесении текста к тому или другому типу часто не знаешь, какой номер
выбрать. Соответствие между типом и определяемым текстом часто лишь весьма
приблизительно. Из 125 сказок, указанных в собрании А. И. Никифорова, 25 сказок
(т. е. 20%) отнесены к типам приблизительно и условно, что отмечено А. И.
Никифоровым скобками (Никифоров 1927). Но если различные исследователи начнут
относить ту же сказку к разным типам, то что же из этого может получиться? С
другой стороны, так как типы определены по наличности в них тех или иных ярких
моментов, а не по построению сказок, а одна сказка может содержать несколько
таких моментов, то одну сказку иногда приходится относить к нескольким типам
сразу (до 5 номеров для одной сказки), что совсем не означает, что данный текст
состоит из пяти сюжетов. Такой способ фиксации по существу является определением
по составным частям. Для известной группы сказок Аарне даже делает отступление
от своих принципов и вдруг совершенно неожиданно и несколько непоследовательно
вместо деления на сюжеты переходит на деление по мотивам. Так распределен им
один из его подразрядов, группу, которую он оза-
13
главливает "о глупом черте". Но эта непоследовательность опять представляет
собой инстинктивно взятый правильный путь. Ниже мы постараемся показать, что
изучение по дробным составным частям есть правильный способ изучения.
Таким образом, мы видим, что с классификацией сказки дело обстоит не совсем
благополучно. А ведь классификация -- одна из первых и важнейших ступеней
изучения. Вспомним хотя бы, какое важное значение для ботаники имела первая
научная классификация Линнея. Наша наука находится еще в долиннеевском периоде.
Мы переходим к другой важнейшей области изучения сказки: к описанию ее по
существу. Здесь можно наблюдать следующую картину: очень часто исследователи,
затрагивающие вопросы описания, не занимаются классификацией (Веселовский). С
другой стороны, классификаторы не всегда подробно описывают сказку, а изучают
лишь некоторые стороны ее (Вундт). Если один исследователь занимается тем и
другим, то не классификация следует за описанием, а описание ведется в рамках
предвзятой классификации.
Очень немного говорил об описании сказки А. Н. Веселовский. Но то, что он
говорил, имеет огромное значение. Веселовский понимает под сюжетом комплекс
мотивов. Мотив может приурочиваться к различным сюжетам (Веселовский 1913).
("Серия мотивов -- сюжет. Мотив вырастает в сюжет". "Сюжеты варьируются: в
сюжеты вторгаются некоторые мотивы, либо сюжеты комбинируются друг с другом".
"Под сюжетом я разумею тему, в которой снуются разные положения-мотивы"). Для
Веселовского мотив есть нечто первичное, сюжет -- вторичное. Сюжет для
Веселовского уже акт творчества, соединения. Отсюда для нас вытекает
необходимость изучать не столько по сюжетам, сколько прежде всего по мотивам.
Если бы наука о сказке лучше освоилась с заветом Веселовского: "отграничить
вопрос о мотивах от вопроса о сюжетах" (там же, разрядка Веселовского), то много
неясностей уже было бы ликвидировано*.
Но учение Веселовского о мотивах и сюжетах представляет собой только общий
принцип. Конкретное растолкование Веселовским термина мотив в настоящее время
уже не может быть применено. По Веселовскому мотив есть неразлагаемая единица
повествования ("Под мотивом я разумею простейшую повество-
____________
* Роковая ошибка Волкова: "Сказочный сюжет и есть та постоянная единица, из
которой единственно возможно исходить в изучении сказки" (Волков 5). Ответим:
сюжет не единица, а комплекс, он не постоянен, а изменчив, исходить из него в
изучении сказки нельзя.
14
вательную единицу". "Признак мотива -- его образный, одночленный схематизм;
таковы неразлагаемые далее элементы низшей мифологии и сказки" -- Веселовский
1913, 11, 3). Однако, те мотивы, которые он приводит в качестве примеров,
раскладываются. Если мотив есть нечто логически целое, то всякая фраза сказки
дает мотив, ("у отца три сына" -- мотив; "падчерица покидает дом" -- мотив;
"Иван борется со змеем" -- мотив и т. д.). Это было бы совсем не так плохо, если
бы мотивы действительно не разлагались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
художественной яркости этой сказки, субъективно зафиксировался, как определенный
сказочный тип, как определенный самостоятельный сюжет, который может иметь свои
собственные варианты. Таким образом, мы видим, что вполне объективных критериев
для отделения одного сюжета от другого нет. Там, где один исследователь будет
видеть новый сюжет, другой будет видеть вариант и наоборот. Мы привели пример
очень простой, а при расширении и увеличении материала увеличиваются и
возрастают трудности.
Но, как бы то ни было, методы этой школы прежде всего потребовали списка
сюжетов.
Составление такого списка и предпринято Аарне.
Список этот вошел в международный обиход и оказал делу изучения сказки
крупнейшую услугу: благодаря указателю Аарне возможна шифровка сказки. Сюжеты
названы Аарне типами, и каждый тип занумерован. Краткое условное обозначение
сказок (в данном случае -- ссылкой на номер указателя) очень удобно.
Но наряду с этими достоинствами указатель обладает и рядом существенных
недостатков: как классификация он не свободен от тех ошибок, которые делает
Волков. Основные разряды следующие: I. Сказки о животных. II. Собственно сказки.
III. Анекдоты. Мы легко узнаем прежние приемы, перестроенные на новый лад.
(Несколько странно, что сказки о животных как будто не признаются собственно
сказками). Далее хочется спросить: имеем ли мы настолько точное изучение понятия
анекдота, что-
12
бы им можно было пользоваться совершенно спокойно (ср. басни у Вундта) ? Мы не
будем входить в подробности этой классификации, а остановимся лишь на волшебных
сказках, которые выделены им в подразряд. Заметим кстати, что введение
подразрядов одна из заслуг Аарне, ибо деление на роды, виды, и разновидности не
разрабатывалось до него. Волшебные же сказки охватывают, по Аарне, следующие
категории: 1) чудесный противник, 2) чудесный супруг (супруга), 3) чудесная
задача, 4) чудесный помощник, 5) чудесный предмет, 6) чудесная сила или уменье,
7) прочие чудесные мотивы. По отношению к этой классификации могут быть почти
дословно повторены возражения на классификацию Волкова. Как же быть, например, с
теми сказками, в которых чудесная задача разрешается чудесным помощником, что
именно встречается очень часто, или с теми сказками, в которых чудесная супруга
и есть чудесный помощник?
Правда, Аарне и не стремится к созданию собственно научной классификации: его
указатель важен, как практический справочник, и как таковой он имеет огромное
значение. Но указатель Аарне опасен другим. Он внушает неправильные
представления по существу. Четкого распределения на типы фактически не
существует, оно очень часто является фикцией. Если типы и есть, то они
существуют не в той плоскости, как это намечается Аарне, а в плоскости
структурных особенностей сходных сказок, но об этом после. Близость сюжетов
между собой и невозможность вполне объективного отграничения приводит к тому,
что при отнесении текста к тому или другому типу часто не знаешь, какой номер
выбрать. Соответствие между типом и определяемым текстом часто лишь весьма
приблизительно. Из 125 сказок, указанных в собрании А. И. Никифорова, 25 сказок
(т. е. 20%) отнесены к типам приблизительно и условно, что отмечено А. И.
Никифоровым скобками (Никифоров 1927). Но если различные исследователи начнут
относить ту же сказку к разным типам, то что же из этого может получиться? С
другой стороны, так как типы определены по наличности в них тех или иных ярких
моментов, а не по построению сказок, а одна сказка может содержать несколько
таких моментов, то одну сказку иногда приходится относить к нескольким типам
сразу (до 5 номеров для одной сказки), что совсем не означает, что данный текст
состоит из пяти сюжетов. Такой способ фиксации по существу является определением
по составным частям. Для известной группы сказок Аарне даже делает отступление
от своих принципов и вдруг совершенно неожиданно и несколько непоследовательно
вместо деления на сюжеты переходит на деление по мотивам. Так распределен им
один из его подразрядов, группу, которую он оза-
13
главливает "о глупом черте". Но эта непоследовательность опять представляет
собой инстинктивно взятый правильный путь. Ниже мы постараемся показать, что
изучение по дробным составным частям есть правильный способ изучения.
Таким образом, мы видим, что с классификацией сказки дело обстоит не совсем
благополучно. А ведь классификация -- одна из первых и важнейших ступеней
изучения. Вспомним хотя бы, какое важное значение для ботаники имела первая
научная классификация Линнея. Наша наука находится еще в долиннеевском периоде.
Мы переходим к другой важнейшей области изучения сказки: к описанию ее по
существу. Здесь можно наблюдать следующую картину: очень часто исследователи,
затрагивающие вопросы описания, не занимаются классификацией (Веселовский). С
другой стороны, классификаторы не всегда подробно описывают сказку, а изучают
лишь некоторые стороны ее (Вундт). Если один исследователь занимается тем и
другим, то не классификация следует за описанием, а описание ведется в рамках
предвзятой классификации.
Очень немного говорил об описании сказки А. Н. Веселовский. Но то, что он
говорил, имеет огромное значение. Веселовский понимает под сюжетом комплекс
мотивов. Мотив может приурочиваться к различным сюжетам (Веселовский 1913).
("Серия мотивов -- сюжет. Мотив вырастает в сюжет". "Сюжеты варьируются: в
сюжеты вторгаются некоторые мотивы, либо сюжеты комбинируются друг с другом".
"Под сюжетом я разумею тему, в которой снуются разные положения-мотивы"). Для
Веселовского мотив есть нечто первичное, сюжет -- вторичное. Сюжет для
Веселовского уже акт творчества, соединения. Отсюда для нас вытекает
необходимость изучать не столько по сюжетам, сколько прежде всего по мотивам.
Если бы наука о сказке лучше освоилась с заветом Веселовского: "отграничить
вопрос о мотивах от вопроса о сюжетах" (там же, разрядка Веселовского), то много
неясностей уже было бы ликвидировано*.
Но учение Веселовского о мотивах и сюжетах представляет собой только общий
принцип. Конкретное растолкование Веселовским термина мотив в настоящее время
уже не может быть применено. По Веселовскому мотив есть неразлагаемая единица
повествования ("Под мотивом я разумею простейшую повество-
____________
* Роковая ошибка Волкова: "Сказочный сюжет и есть та постоянная единица, из
которой единственно возможно исходить в изучении сказки" (Волков 5). Ответим:
сюжет не единица, а комплекс, он не постоянен, а изменчив, исходить из него в
изучении сказки нельзя.
14
вательную единицу". "Признак мотива -- его образный, одночленный схематизм;
таковы неразлагаемые далее элементы низшей мифологии и сказки" -- Веселовский
1913, 11, 3). Однако, те мотивы, которые он приводит в качестве примеров,
раскладываются. Если мотив есть нечто логически целое, то всякая фраза сказки
дает мотив, ("у отца три сына" -- мотив; "падчерица покидает дом" -- мотив;
"Иван борется со змеем" -- мотив и т. д.). Это было бы совсем не так плохо, если
бы мотивы действительно не разлагались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36