У высоких руководителей была полная уверенность, что мы не только изучили и воспроизвели немецкую технику, но существенно повысили надежность ракет. А тут вдруг они обнаружили, что ракеты по разным причинам совсем не желают летать.
По установившимся традициям надо было всем нам учинить разнос, это якобы приносило пользу. В конференц-вагоне спецпоезда собралось заседание Госкомиссии вместе с главными конструкторами и ведущими специалистами.
О причинах хлопков докладывал заместитель Глушко Доминик Севрук. Причину он с грехом пополам объяснил, но мероприятия были предложены такие: «Пусть управленцы разберутся, почему у них сбрасывает схема. Хлопки при запуске неизбежны».
Пилюгин обиделся и пытался доказать, что если «бить кувалдой по всем реле, то неизбежно нарушение контактов и отсюда сброс схемы. На немецких ракетах таких хлопков не было».
Во время заседания я сидел в дальнем углу вагона между Смирницким и Трегубом. Идея нарушения контактов реле, находившихся в главном распределителе, до этого была нами отвергнута. Главный распределитель стоял далеко от двигателя, и хлопок должен был быть задемпфирован всей конструкцией ракеты. Я предположил, что при сильных хлопках нарушаются контакты между многожильным наземным кабелем и бортом в пяточном штепсельном разъеме конструкции Прожекторного завода.
Эта мысль мне так понравилась, что, несмотря на угрожающее настроение приехавших на испытания высоких руководителей, я заулыбался и шепотом стал излагать эту идею Смирницкому. Увлеченный гипотезой, я не обратил внимания на затихшие на заседании споры, меня остановил сильный толчок в бок со стороны Трегуба. В тишине прозвучал грозно-насмешливый голос Устинова. Обращаясь к Воронову, он сказал: «Ты посмотри, Николай Николаевич, на Чертока. Мы здесь все сидим которые сутки и нам не могут объяснить, почему ракеты не уходят со стола. Мы должны доложить Иосифу Виссарионовичу, что ракеты освоены, но они, оказывается, лететь не хотят. А при этом Черток еще улыбается».
Я улыбаться сразу перестал. Но теперь заулыбался, глядя в мою сторону, Воронов и добродушно отреагировал: «Вот Черток пусть нам и объяснит, почему немецкие ракеты у них летали, а свои не хотят». Несмотря на тесноту, я встал и доложил, что еще не все ясно, но завтра мы проведем осциллографирование поведения контактов, которое позволит понять и устранить причину сброса схем при сильных хлопках.
После заседания товарищи накинулись на меня: «Какое осциллографирование? Где? Что ты, не посоветовавшись, наобещал? Суши сухари. Агенты Серова уже твою улыбку запомнили».
Вместе с Богуславским, артистическими способностями которого пользоваться электронным осциллографом я восхищался еще в институте «Рабе», мы разработали схему контроля подрабатывания контактов пяточного штекера. Сразу появилось много помощников и энтузиастов идеи.
При очередном хлопке мы действительно увидели на экране осциллографа всплески подрабатывания контактов, объясняющие логику сброса схемы. Главный конструктор злополучного штекера Гольцман придумал внешнюю пружину, увеличивающую надежность контакта.
Ракеты начали улетать!
Благодарности я не получил. Но Воскресенский не растерялся и, когда после очередного удачного пуска в одном из купе спецпоезда собрался нужный кворум, объяснил: «Спирт каждый пьет свой, а закусывать будем сухарями Чертока».
Выпивали мы слишком рано. Кроме пяточного разъема, потребовал повышения «хлопкоустойчивости» и пяточный контакт. Доработка Чернова оказалась недостаточной.
Ко всем нашим бедам добавился еще и инцидент, который окончательно вывел из себя высоких руководителей.
Пуск очередной ракеты, назначенный на 1 ноября, был отложен из-за сильного тумана. Ночью часовой, охранявший стартовую площадку, проявил исключительную бдительность и непонятно к чему крикнул: «Стой! Кто идет?» Ответа из тумана не последовало, и он дал предупредительный выстрел. Поднятый по тревоге караул ничего подозрительного в окрестностях не обнаружил.
Утром прибывшая на площадку стартовая команда сразу учуяла сильный запах спирта. Осмотр показал, что ночной выстрел был не в воздух, а по заправленному спиртовому баку. Вся хвостовая часть ракеты через пулевую пробоину была залита спиртом. Ракету сняли и отправили для восстановления на завод в Подлипки, часового - на гаупвахту. Вознюку было указано на совершенно неудовлетворительную подготовку караулов.
Начали на полигоне заводские испытания в чудесные сентябрьские дни. Закончили в холодном и дождливом ноябре. Из двенадцати ракет было пущено девять.
Заключение Государственной комиссии, несмотря на столь нерадостные результаты летных испытаний, было весьма либеральным: «Отечественные ракеты Р-1 первой серии по своим летным характеристикам, как показали летные испытания, не уступают трофейным ракетам А-4.
Принципиальные вопросы при воспроизводстве ракет Р-1 из отечественных материалов решены правильно… Летные характеристики ракет Р-1 первой серии соответствуют характеристикам, заданным тактико-техническим требованиям, за исключением разброса по дальности».
По существу такая оценка была необходима для преодоления скептического и даже враждебно-отрицательного отношения к ракетному вооружению со стороны многих военачальников, прошедших и победоносно закончивших войну на традиционных видах вооружения.
В этой связи вспоминается высказывание одного из боевых генералов, который был приглашен на полигон для знакомства с ракетной техникой. После скромного банкета, организованного в спецпоезде по случаю окончания испытаний первой серии, слегка подвыпив традиционного у нас «голубого Дуная», т.е. подкрашенного марганцовкой ракетного топлива, он доверительно, чтобы не услышали сидевшие невдалеке маршалы, обращаясь ко мне, Пилюгину и Кузнецову, сказал: «Что вы делаете? Заливаете в ракету более четырех тонн спирта. Да если дать моей дивизии этот спирт, она любой город возьмет с хода. А ракета ваша в этот город даже не попадет! Кому же это нужно?».
Мы, конечно, начали оправдываться и доказывать, что первые самолеты тоже были несовершенны. Но он оказался не таким простаком и сразил нас простым доводом: «Немцы изготовили и выпустили тысячи ракет. А кто это почувствовал? Я в Берлине встречался и с англичанами, и с американцами. Они прямо говорили, что им от ракет особого урона не было. Так, только на моральное состояние давили. А войска вообще понятия не имели, что у немцев есть такое секретное оружие. А вот если бы немцы вместо тысячи „Фау“ бросили на фронт тысячу танков или самолетов! Вот это мы бы еще как почувствовали!».
Я не помню фамилию этого генерала. Его китель был увешан внушительным обилием сверкающих наград. Услышавший наш разговор Ветошкин, хитро улыбаясь, поднял локальный тост, обращаясь больше к этому генералу, чем к остальному обществу: «Не смотри, что на груди, а смотри, что впереди!»
Надо отдать должное чувству перспективы и смелости высших военных руководителей - Воронова, Неделина, Яковлева и самого Жукова, который в то время был заместителем министра обороны. Несмотря на все свои заслуги и высочайший авторитет, они рисковали больше нас. В конце концов мы юридически чисты:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133