— Вот как? — удивился Климов. — Куда ни кинь — везде Романовы. Надо бы вообще всех Романовых в Союзе арестовать и собрать в специальный лагерь, а комендантом назначить майора Куманина, чтобы он заставил всех признаться, какое они имеют отношение к царской фамилии.
— Все это так, — согласился Куманин, — но вы упустили из внимания одну маленькую подробность. Вы не обратили внимания на дату смерти этой гражданки.
— Почему не обратил, — возразил Климов. — Вот она, дата — 28 июля 1988 года. Ну и что?
— Именно в этот день, — подсказал Куманин, — милиция города Ростова подобрала на автобусной остановке мальчика по имени Алеша Лисицын.
Климов вздрогнул, как от неожиданного удара. Он даже сжался в кресле, хотя, возможно, это Куманину тоже померещилось, как гвоздики на могиле полковника Романова.
— Шестакова… — прошептал генерал. — Я слишком поздно узнал, что вы с ней учились в одном классе, а позднее были любовниками. Думал, что ты порвал с этой диссиденткой все отношения…
Куманин молчал. Когда начальство признается в собственных ошибках, лучше всего помалкивать и всем своим видом показывать, что ты скорбишь по этому поводу не меньше самого начальства.
— Конечно, — продолжал Климов, — о мальчике знает и этот псих из Нефедове?
— В общих чертах, — соврал Куманин, которому стало неожиданно жалко Феофила. — Разрешите напомнить, товарищ генерал, что об этом мальчике знает и целый интернат, где директором Петухова.
— Знание знанию рознь, — возразил Климов. — Одно дело слышать, другое дело — знать. И уж совсем плохо, когда знаешь слишком много. Или предполагаешь, что много знаешь и начинаешь писать разные диссертации. Есть вещи, которые вообще никто не имеет права знать, даже мы с тобой. Если бы я не был в командировке, никогда бы не позволил тебе доехать до Нефедово. Ты меня понимаешь?
— В Нефедове я искал не могилу царя, а Надю Шестакову, — попытался оправдаться Куманин.
— Мог бы и догадаться, что она у нас. Кроме нее, никто не может хоть как-то управлять этим мальчиком, — недовольно пробурчал Климов. — И не лезь не в свои дела. Ты уже узнал в интернате, что Алешу увезли мы. И нечего было дальше этим вопросом интересоваться. Уедешь на два дня, а потом расхлебывай, что подчиненные натворят!
Однако то, как выговаривал Климов Сергею, говорило скорее о некоторой растерянности генерала, нежели о сильном гневе. Если вначале репликами типа «Здравия желаю, товарищ генерал!» время пытался выиграть Куманин, то сейчас, поругивая Куманина за его безответственные импровизации, Климов явно пытался выиграть время, чтобы собраться с мыслями. А потому наступила еще одна пауза.
— Так ты говоришь, — нарушил молчание Климов, — что она приехала в Ростов с Алешей Лисицыным?
— Я этого не говорил, — быстро ответил Куманин, — даже совсем наоборот. Мне удалось выяснить, что она выехала из Томска одна.
— Значит, — предположил генерал, — они встретились где-то по дороге в Ростов?
— Думаю, — возразил Куманин, — что все было не совсем так. Она приехала в Ростов Великий, поскольку знала точную дату появления там Алеши Лисицына, убедилась в этом и… — Куманин замолчал.
— И… — повторил Климов, — и что же дальше?
— И умерла, как вы знаете, — пожал плечами Куманин.
— Веселые дела! — проговорил Климов. — А откуда она знала точную дату появления мальчика?
— Говорят, — не совсем уверенно сказал Куманин, — что эта дата была в свое время точно предсказана.
— Кем? — поинтересовался Климов.
— Мне бы тоже хотелось понять, — честно признался Куманин.
— Как ты считаешь? — спросил Климов. — Этот мальчик, Алеша, имеет какое-либо отношение к коменданту «Объекта 17» Александру Лисицыну?
— И к Василию Александровичу Лисицыну, секретарю Томского обкома партии, — добавил Куманин, — который «курировал» Татьяну Николаевну в поселке Асино Томской области. Все очень странно, если вспомнить, что человек, известный на объекте как Лисицын, в действительности носил совершенно другую фамилию. Лисицын — это оперативный псевдоним.
— А ты откуда знаешь? — изумился Климов.
— Он числится в нашей ветеранской картотеке среди работников, подлежащих реабилитации. Там указано, что «Лисицын» — не настоящая фамилия, — доложил Куманин.
— Ты подумай, — осерчал Климов. — Какой в нашей системе бардак! То что считается сверхсекретным в одном подразделении, можно найти в открытом доступе другого. Это ты у «историков» узнал?
— Так точно, — подтвердил Куманин, — у Никитина.
— А настоящая его фамилия была указана? — поинтересовался генерал.
— Нет, — успокоил Куманин, — стоял только красный значок в виде звездочки. Никитин объяснил, что подобные значки стоят на псевдонимах.
— Ты по-английски читаешь? — неожиданно перешел Климов.
— Да, немного, — с несколько виноватым видом ответил Куманин. Начальство никогда не любило «шибко грамотных».
Климов тяжело поднялся с кресла и удалился в полутемный угол кабинета, где, видимо, был вделанный в стену сейф, и вернулся с небольшой канцелярской папкой с обычными тесемками. Генерал вытащил из нее пожелтевший листок бумаги и протянул Куманину.
— Прочти.
Выцветшими от времени чернилами на листке было написано по-английски:
«My Dear Fox, I need not tell you how I feel indebted for all that you have done toward consummating my escape. I feel that you will do all you can to maintain my State Secret.
Believe me sincerely.
Nicholas, 14.08.1919.»
— Все понял? — спросил Климов.
— Нет, — медленно ответил Куманин, — пока еще ничего не понял. Фокс. Лисицын — это Фокс?
— В том-то и дело, — сказал Климов, — что так до конца и не понять, одно это лицо или нет. В ЧК и ГПУ сидели такие «мудрецы», что запутали и сами себя, и Ленина со Сталиным. В НКВД уже сидели ребята попроще, можно сказать, одни костоломы. Прежних они почти всех без исключения перестреляли. С одной стороны, это можно только приветствовать. В конце концов, что за секретная служба, в действиях которой уже вообще никто не может разобраться. Возьми знаменитую операцию «Трест». Никто уже не понимал, включая Артузова, чем они занимаются? Фильтруют эмиграцию или готовят государственный переворот в СССР? Но после Ежова вся система, от НКВД до КГБ включительно, стала до противного прямоугольной. Ее действия уже мог просчитывать любой секретарь райкома. Это тоже недопустимо. — Климов вздохнул.
— Сначала я тоже считал, что Фокс и Лисицын одно лицо. Потом понял, что нет. Фокс ведь смылся, а Лисицына расстреляли. В самом этом факте, конечно, ничего особенного нет. Лисицына могли включить в списки на расстрел только для того, чтобы дать возможность Фоксу спокойно уйти в тень. Дело курировал лично товарищ Сталин. А это был не простой человек. Мы о нем тоже ровным счетом ничего не знаем. Я говорю, конечно, о довоенном Сталине. Война его окромсала, превратив гения в солдафона, что-то среднее между Гинденбургом и Троцким.
Еще никогда Климов не говорил с ним, как равный с равным, и Куманин слушал, приоткрыв рот.
— А этот Фокс, — спросил он, почему-то понизив голос, — кто он? Немец, еврей?
Климов засмеялся:
— Ты даже не представляешь, Сергей, какая тут смесь. Немецкий еврей с корнями в Витебске, натурализовавшийся в США, но тем не менее сохранивший гражданство Германии. Эта бумага, которую ты сейчас прочел, добыта в Америке. Мне кажется, что тот чекист, который сопровождал Николая II в Екатеринбург, носил фамилию Фокс, а впоследствии он укрылся под псевдонимом Лисицын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103