Оказана первая помощь т. Лазаренко Н. И.» и подпись: «младший сержант Селезнев».
— Что-то я не пойму, — спросил Куманин, — Лазаренко Н. И. — это фамилия потерпевшей? Как надо читать: оказана первая помощь товарищу Лазаренко Н. И.?
— Не-е, — засмеялся сержант, — тут надо читать так: оказана первая помощь товарищем Лазаренко Н. И. Это Нинка Лазаренко — замдиректора по общим вопросам. Боевая девка, я вам скажу.
В сопровождении сержанта (Гришин, сославшись на дела, вернулся в горотдел) Куманин прошел на территорию Кремля, поднялся на крыльцо, выполненное в старорусском стиле, с пузатыми колоннами, теремной крышей и затейливым петушком на спице. Однако за всей этой экзотикой обнаруживались вполне современный казенный коридор и двери с номерами, как в любом учреждении.
Нина Лазаренко — миловидная девушка лет двадцати пяти — сидела за столом и заполняла какие-то формуляры. Увидев входящего сержанта она, не заметив Куманина, спросила:
— Вась, тебе чего? Занята я.
— Товарищ вот, — указал на Куманина сержант, — из Москвы. Поговорить хочет.
— Вы из Москвы, товарищ, — спросила Нина, — из ЦК комсомола?
— Можете быть свободным, сержант, — сказал Куманин милиционеру, который, казалось не собирался уходить. Когда же он, натужно покраснев, вышел из помещения, Куманин представился:
— Нет, я не из ЦК комсомола. Я из КГБ.
Он успел хорошо рассмотреть Нину и понял, как надо себя с ней вести. На белой кофточке девушки алел комсомольский значок, на столе лежал блокнот делегата какой-то комсомольской конференции, и от всей ее статной фигуры, от энергичного лица и даже от прически веяло такой идеологической убежденностью, что можно было не сомневаться — в университете Нина была комсоргом факультета, как минимум. После того, как Куманин сказал Нине, кто он, выражение ее глаз продемонстрировало готовность выполнить любое задание.
— Мы расследуем, — продолжал Куманин, показав свое удостоверение, на которое девушка посмотрела, как глубоко верующий человек на чудотворную икону, — дело большой государственной важности. Надеемся, что вы, товарищ Лазаренко, сможете нам помочь.
— Конечно, товарищ… — Нина широко открытыми глазами, как зачарованная, смотрела на Куманина.
— Майор, — подсказал Куманин, — но вы, Нина, можете называть меня Сергеем Степановичем.
— Чем я могу вам помочь, товарищ майор? — прерывающимся от оказанного доверия голосом спросила девушка.
— Примерно год назад, — сказал Куманин, — вы оказали первую помощь некой старушке, которой стало плохо здесь, на территории ростовского Кремля. Не могли бы вы вспомнить подробности этого случая.
В глазах девушки сначала мелькнула тревога, быстро, однако, подавленная сознанием собственной правоты.
— Я отлично помню тот случай, — сказала она, — и бабушку эту помню. Она меня так достала, товарищ майор, что я дня два ходила, как шальная.
Видя, что Нине Лазаренко доставляет явное удовольствие обращаться к нему со словами «товарищ майор», Куманин не стал напоминать ей о разрешении перейти на имя-отчество и спросил:
— Что за бабушка, расскажите. И вообще, что у вас тут произошло?
— Бабушка вся из себя такая чистенькая, старомодная, очень приятная, — рассказала Нина, — какая-то, как бы это сказать, старорежимная. Сейчас такие уже редко встречаются. На ней даже шляпка была с цветочками. И говорила она, как герои Чехова и Куприна в книгах говорят. Так, мне кажется, у нас уже никто не разговаривает. А может, мне показалось. Не знаю.
— Она была одна? — Куманин затаил дыхание, ожидая ответа.
— С внуком, — ответила Нина, — мальчик лет пяти. Она все его уговаривала: «Алешенька, иди поиграй, маленький. Дай мне поговорить». А он бегал по газону.
У Куманина даже пересохло во рту от волнения.
— Дайте, пожалуйста, попить, — хрипло сказал он Нине.
Та налила ему стакан воды из графина. Вода оказалась теплой и противной.
— Что с вами? — девушка заметила волнение Куманина
— Все в порядке, — поморщился Куманин, глотая теплую воду, — продолжайте, Нина, пожалуйста. Все, что вы рассказываете, чрезвычайно важно, поверьте. — Куманин помолчал, приводя мысли в порядок, и спросил:
— Она с экскурсией приехала, бабушка эта? Как она здесь вообще появилась?
— С экскурсией, — подтвердила Нина, — на автобусе из Москвы по «Золотому кольцу». Если хотите, товарищ майор, я вам точно установлю номер автобуса и фамилию водителя. У нас хранятся копии путевых листов. Там и фамилии экскурсоводов указаны.
— Да, если это возможно, — кивнул головой Куманин, — и что же произошло дальше в тот день?
— Эта старушка подошла ко мне, — продолжала Нина. — Я, товарищ майор, замдиректора музея-заповедника. И на мне все висит, от фондов до, извините, канализации. Как закончила в 1983 году университет в Ярославле, так здесь и работаю. Директора-то с огнем не сыщешь — он в Москве живет, по всем вопросам идут ко мне. Так вот, эта бабушка тоже ко мне подошла и стала рассказывать историю о том, что в 1913 году, представляете, она подарила собору в кремле какую-то икону. Говорит, чудотворную, Ростовской Божьей матери. И очень хотела бы к ней приложится и помолиться. Я еще тогда подумала, сколько же ей лет? На вид-то семьдесят пять, а она мне говорит:
— Деточка, мне уже за девяносто. «Ничего себе, — я подумала, — как сохранилась хорошо!». А она, значит, все про эту икону говорит: «Мол, оклад у нее золотой с драгоценными камнями должен быть». Я ей пытаюсь объяснить, что все оклады из драгметаллов с икон давно сняты и переданы государству и что у нас такой иконы и быть не может. Подобные вещи на особом хранении состоят в специальных учреждениях. А она мне твердит, что, может, оклад и сняли, но икона-то здесь должна быть. И так меня умоляла, что… — Девушка замолчала и покраснела.
— Продолжайте, — попросил Куманин, удивленно на нее взглянув.
— Признаюсь, — сказала Нина в явном смущении, — я признаюсь, товарищ майор, что нарушила правила. Но уж так она меня просила и такая вся была аккуратненькая, интеллигентная, что я…
Нина снова замолчала, а потом, как бы собравшись духом, выложила все «по сути совершенного ей служебного проступка».
— Я ее в фонды допустила, — сказала девушка, покраснев до слез, ибо уже была уверена, что чекист из Москвы прибыл специально, чтобы расследовать именно это злостное служебное преступление — допущение посторонних лиц в фонды государственных музеев, и теперь ее точно выгонят с любимой работы. Но Нина Лазаренко была мужественным человеком.
— Я знаю, что это запрещено, — чистосердечно призналась она, — и готова нести ответственность за свой проступок. Но эта старушка была настолько необыкновенная, что я просто не могла ей ответить: «Гражданка, возьмите отношение в министерстве культуры, тогда и поговорим». Я знаю, что должна была именно так и поступить. Мне написать объяснение?
— О чем вы говорите, Нина? — Куманин даже потряс головой от изумления. — Какое объяснение? Меня интересует эта старушка, а не вы. Итак, вы ее допустили в фонды, где, если я вас правильно понял, хранятся старые иконы, представляющие культурно-историческую ценность? Видимо, для того, чтобы она сама нашла ту икону, о которой говорила?
— Да, — кивнула головой Нина, немного успокаиваясь, — так оно и было, как вы говорите, товарищ майор. Зашли мы в хранилище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Что-то я не пойму, — спросил Куманин, — Лазаренко Н. И. — это фамилия потерпевшей? Как надо читать: оказана первая помощь товарищу Лазаренко Н. И.?
— Не-е, — засмеялся сержант, — тут надо читать так: оказана первая помощь товарищем Лазаренко Н. И. Это Нинка Лазаренко — замдиректора по общим вопросам. Боевая девка, я вам скажу.
В сопровождении сержанта (Гришин, сославшись на дела, вернулся в горотдел) Куманин прошел на территорию Кремля, поднялся на крыльцо, выполненное в старорусском стиле, с пузатыми колоннами, теремной крышей и затейливым петушком на спице. Однако за всей этой экзотикой обнаруживались вполне современный казенный коридор и двери с номерами, как в любом учреждении.
Нина Лазаренко — миловидная девушка лет двадцати пяти — сидела за столом и заполняла какие-то формуляры. Увидев входящего сержанта она, не заметив Куманина, спросила:
— Вась, тебе чего? Занята я.
— Товарищ вот, — указал на Куманина сержант, — из Москвы. Поговорить хочет.
— Вы из Москвы, товарищ, — спросила Нина, — из ЦК комсомола?
— Можете быть свободным, сержант, — сказал Куманин милиционеру, который, казалось не собирался уходить. Когда же он, натужно покраснев, вышел из помещения, Куманин представился:
— Нет, я не из ЦК комсомола. Я из КГБ.
Он успел хорошо рассмотреть Нину и понял, как надо себя с ней вести. На белой кофточке девушки алел комсомольский значок, на столе лежал блокнот делегата какой-то комсомольской конференции, и от всей ее статной фигуры, от энергичного лица и даже от прически веяло такой идеологической убежденностью, что можно было не сомневаться — в университете Нина была комсоргом факультета, как минимум. После того, как Куманин сказал Нине, кто он, выражение ее глаз продемонстрировало готовность выполнить любое задание.
— Мы расследуем, — продолжал Куманин, показав свое удостоверение, на которое девушка посмотрела, как глубоко верующий человек на чудотворную икону, — дело большой государственной важности. Надеемся, что вы, товарищ Лазаренко, сможете нам помочь.
— Конечно, товарищ… — Нина широко открытыми глазами, как зачарованная, смотрела на Куманина.
— Майор, — подсказал Куманин, — но вы, Нина, можете называть меня Сергеем Степановичем.
— Чем я могу вам помочь, товарищ майор? — прерывающимся от оказанного доверия голосом спросила девушка.
— Примерно год назад, — сказал Куманин, — вы оказали первую помощь некой старушке, которой стало плохо здесь, на территории ростовского Кремля. Не могли бы вы вспомнить подробности этого случая.
В глазах девушки сначала мелькнула тревога, быстро, однако, подавленная сознанием собственной правоты.
— Я отлично помню тот случай, — сказала она, — и бабушку эту помню. Она меня так достала, товарищ майор, что я дня два ходила, как шальная.
Видя, что Нине Лазаренко доставляет явное удовольствие обращаться к нему со словами «товарищ майор», Куманин не стал напоминать ей о разрешении перейти на имя-отчество и спросил:
— Что за бабушка, расскажите. И вообще, что у вас тут произошло?
— Бабушка вся из себя такая чистенькая, старомодная, очень приятная, — рассказала Нина, — какая-то, как бы это сказать, старорежимная. Сейчас такие уже редко встречаются. На ней даже шляпка была с цветочками. И говорила она, как герои Чехова и Куприна в книгах говорят. Так, мне кажется, у нас уже никто не разговаривает. А может, мне показалось. Не знаю.
— Она была одна? — Куманин затаил дыхание, ожидая ответа.
— С внуком, — ответила Нина, — мальчик лет пяти. Она все его уговаривала: «Алешенька, иди поиграй, маленький. Дай мне поговорить». А он бегал по газону.
У Куманина даже пересохло во рту от волнения.
— Дайте, пожалуйста, попить, — хрипло сказал он Нине.
Та налила ему стакан воды из графина. Вода оказалась теплой и противной.
— Что с вами? — девушка заметила волнение Куманина
— Все в порядке, — поморщился Куманин, глотая теплую воду, — продолжайте, Нина, пожалуйста. Все, что вы рассказываете, чрезвычайно важно, поверьте. — Куманин помолчал, приводя мысли в порядок, и спросил:
— Она с экскурсией приехала, бабушка эта? Как она здесь вообще появилась?
— С экскурсией, — подтвердила Нина, — на автобусе из Москвы по «Золотому кольцу». Если хотите, товарищ майор, я вам точно установлю номер автобуса и фамилию водителя. У нас хранятся копии путевых листов. Там и фамилии экскурсоводов указаны.
— Да, если это возможно, — кивнул головой Куманин, — и что же произошло дальше в тот день?
— Эта старушка подошла ко мне, — продолжала Нина. — Я, товарищ майор, замдиректора музея-заповедника. И на мне все висит, от фондов до, извините, канализации. Как закончила в 1983 году университет в Ярославле, так здесь и работаю. Директора-то с огнем не сыщешь — он в Москве живет, по всем вопросам идут ко мне. Так вот, эта бабушка тоже ко мне подошла и стала рассказывать историю о том, что в 1913 году, представляете, она подарила собору в кремле какую-то икону. Говорит, чудотворную, Ростовской Божьей матери. И очень хотела бы к ней приложится и помолиться. Я еще тогда подумала, сколько же ей лет? На вид-то семьдесят пять, а она мне говорит:
— Деточка, мне уже за девяносто. «Ничего себе, — я подумала, — как сохранилась хорошо!». А она, значит, все про эту икону говорит: «Мол, оклад у нее золотой с драгоценными камнями должен быть». Я ей пытаюсь объяснить, что все оклады из драгметаллов с икон давно сняты и переданы государству и что у нас такой иконы и быть не может. Подобные вещи на особом хранении состоят в специальных учреждениях. А она мне твердит, что, может, оклад и сняли, но икона-то здесь должна быть. И так меня умоляла, что… — Девушка замолчала и покраснела.
— Продолжайте, — попросил Куманин, удивленно на нее взглянув.
— Признаюсь, — сказала Нина в явном смущении, — я признаюсь, товарищ майор, что нарушила правила. Но уж так она меня просила и такая вся была аккуратненькая, интеллигентная, что я…
Нина снова замолчала, а потом, как бы собравшись духом, выложила все «по сути совершенного ей служебного проступка».
— Я ее в фонды допустила, — сказала девушка, покраснев до слез, ибо уже была уверена, что чекист из Москвы прибыл специально, чтобы расследовать именно это злостное служебное преступление — допущение посторонних лиц в фонды государственных музеев, и теперь ее точно выгонят с любимой работы. Но Нина Лазаренко была мужественным человеком.
— Я знаю, что это запрещено, — чистосердечно призналась она, — и готова нести ответственность за свой проступок. Но эта старушка была настолько необыкновенная, что я просто не могла ей ответить: «Гражданка, возьмите отношение в министерстве культуры, тогда и поговорим». Я знаю, что должна была именно так и поступить. Мне написать объяснение?
— О чем вы говорите, Нина? — Куманин даже потряс головой от изумления. — Какое объяснение? Меня интересует эта старушка, а не вы. Итак, вы ее допустили в фонды, где, если я вас правильно понял, хранятся старые иконы, представляющие культурно-историческую ценность? Видимо, для того, чтобы она сама нашла ту икону, о которой говорила?
— Да, — кивнула головой Нина, немного успокаиваясь, — так оно и было, как вы говорите, товарищ майор. Зашли мы в хранилище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103